«Наполеон из Локая» - Ибрагимбек. Это имя более десяти лет держало в напряжении Красную Армию и власти Таджикистана и всей Средней Азии. В судьбе этого человека отразилась сложная и противоречивая история народов Средней Азии. В Таджикистане, Узбекистане, Афганистане Ибрагимбе
Отправлено: 02.02.08 21:15. Заголовок: «Наши» в Афганистане..
«Наши» в Афганистане
Эмигранты из Средней Азии бежали, главным образом, в Афганистан. С начала 1920-х до 1930-х гг. около полумиллиона узбеков, таджиков, туркмен, киргизов и казахов спасались от большевиков на левом берегу Аму-Дарьи. Состоятельная часть эмиграции, однако, не собиралась надолго задерживаться в отсталом и неспокойном Кабуле. Ее представители обращались в английское посольство в Кабуле и далее - в Пешавар. После тщательной фильтрации, допросов (а может и вербовки?) англичане выдавали визы и паспорта избранным счастливчикам, чтобы позволить им купить билет на пароход в Карачи. Оттуда «наши» отправлялись в Турцию и Европу. Религиозная элита Туркестана и Бухары стремилась в святые места - Мекку или Медину. И сегодня там можно найти сотни, если не тысячи, наших соотечественников. Многие присоединились к мусульманской общине Британской Индии. Но большинство эмигрантов, в том числе локайцы, остались в Афганистане. Ибрагимбек, который бежал в июне 1926 г., почти немедленно был приглашен в столицу этой страны.
Ибрагимбек. Фото из архива автора
Интересное описание Кабула начала 1920-х гг. дает супруга советского посла Ф.Раскольникова, «валькирия революции» Лариса Рейснер:
«Город был наводнён пестрой толпой, в которой можно было видеть представителей всех сословий - индийских менял, пуштунов... бухарских эмигрантов с плоскими бесцветными лицами опухших от лени сатрапов с примесью беспокойства и озлобления, естественного в их новом положении приживальщиков при иностранном дворе.»
В Кабуле шла напряженная борьба между сторонниками советской и английской политической ориентации. Там локайский вождь встретил ферганского курбаши Куршермата, который ему сразу не понравился:
«Он мне показался человеком несерьезным, болтливым. Если ему верить, он со всеми государствами, которые находятся во вражде с Советским Союзом, в частности, с Англией и Францией, имеет постоянные связи, а с французами какое-то соглашение, со всеми он будто ведет деловые переговоры».1
Афганское правительство требовало, чтобы Ибрагимбек, так же как и другие высокопоставленные беглецы, не покидал отведенной ему резиденции без специального на то разрешения. Беглый эмир Бухары Алим Хан назначил локайцу пенсию в 1500 рупий в месяц. Позже афганское правительство начало доплачивать Ибрагимбеку еще 500 рупий. Этого, видимо, хватало на безбедную жизнь в столице. Однако Ибрагима не устраивала перспектива пребывать в бездействии в компании зажиревшей эмирской челяди. Он упорно ходатайствовал перед Алим Ханом и афганским правительством о разрешении выехать из Кабула и поселиться в приграничном Ханабаде среди своих локайцев. Однако последовал отказ. Ясно, почему правительство настаивало на пребывании Ибрагимбека в Кабуле. Во-первых, чтобы изолировать опасного локайца от верных ему вооруженных отрядов на севере; во-вторых, чтобы не портить отношений с Москвой; в-третьих, чтобы самим избежать неприятностей в северных провинциях; в-четвертых, Ибрагимбек был на положении “почетного гостя” правительства и потому никто не мог обвинить Амануллу в неуважении к знаменитому “борцу за веру”. Как говорится, и волки сыты и овцы целы.
Судя по всему, за Ибрагимбеком следили советские чекисты. По их сводке, в середине октября 1926 г. к Ибрагиму в Кабул прибыла делегация от его родственников и приближенных, «которая им была хорошо принята». Сводка также сообщает, что «в разговорах Ибрагимбека интересовало политическое и экономическое развитие Таджикистана». Его также интересовало, «кого теперь расстреливает Советская власть».2 Зимой 1926/1927 гг. в Кабул прибыла семья Ибрагимбека. Следующие два года он прожил с семьей и приближенными (общим количеством до 13 человек) в Кала-и Фату. Зимой, спасаясь от морозов, Ибрагим выезжал с Алим Ханом в Джалалабад. Так продолжалось до событий, связанных с падением режима Амануллы в начале 1929 г. и неожиданным восшествием на афганский престол Хабибуллы (Бачаи Сако).
Ибрагимбек и Бачаи Сакко
Хабибулла, сын Рашида - продавца винограда и водоноса, таджик из Кухдомана - еще одно действующее лицо истории бухарцев в Афганистане. Мы оставляем за собой право рассказать об удивительной судьбе Бачаи Сако как-нибудь в другой раз, а пока отметим, что, взойдя на афганский престол в начале 1929 г., Хабибулла первым делом призвал к борьбе за освобождение Бухары, а также обещал привезти в Кабул из Индии мусульманскую святыню - сандаловые ворота. Население северных провинций, в том числе и эмигранты, с радостью восприняли весть о новом эмире. Ибрагимбек свидетельствовал, что Бачаи Сако в первые дни своего правления встретился с Алим Ханом и имел с ним теплую беседу. Вскоре и сам Ибрагимбек был принят новым эмиром.
Бачаи Сако, взойдя на престол, предоставил “карт-бланш” эмигрантам, находившимся в стесненных, в смысле передвижения по стране, условиях. Этим не преминул воспользоваться один из эмигрантских главарей - Фузайл Максум (из Каратегина). Со своими пятью-шестью сподвижниками он бежал из Кабула на север, в Бадахшан. Оттуда с небольшим отрядом эмигрантов Максум перебрался на советскую территорию и совершил кровавый рейд до Гарма. Его отряд был остановлен смелым советским десантом (первым авиадесантом в истории Красной Армии!) при поддержке местных добровольцев. Потерпев поражение, Максум вернулся в Афганский Бадахшан с 9 человеками, оттуда в Мазари Шариф к Саиду Хусейну, военному министру правительства Бачаи Сако. Немногим позже Фузайл Максум вернулся с Саидом Хусейном в Кабул. Свои впечатления о рейде Максум выразил следующим образом: “Хотел дело сделать, но каратегинцы пошли против меня, и я вынужден был уйти”.
Проявил активность и лидер туркмен Джунаид Хан. Еще в июне 1928 г. он, сломив сопротивление иранских пограничников, благополучно пересек советско-иранскую границу. В Иране он заявил, что не намерен оставаться там, а имеет целью попасть в Афганистан. Избегая столкновений с иранскими войсками, Джунаид перешел в Афганистан, в провинцию Герат. Вскоре Джунаид выступил в поддержку Бачаи Сако, о чем сообщил письмом Алим Хану.
Власть Бачаи Сако удерживалась более или менее устойчиво только в Кабуле.3 В ситуации резкого ослабления центральной власти каждый афганец стремился оказаться под защитой своей общины. Ибрагимбек также стремился побыстрей выбраться из Кабула и соединиться со своими соплеменниками на севере. Он обратился с просьбой отпустить его, но правительство Бачаи Сако медлило с ответом. В апреле 1929 г. в Кала-и Фату прибыла группа локайцев. Это были приближенные Ибрагима - локайцы Алимардан додхо и Мамадали додхо и с ними невооруженные люди в количестве 50 человек. Они заявили, что намерены сопровождать Ибрагимбека в Ханабад. 4
Желание локайцев покинуть столицу и соединиться с соплеменниками отражало постепенную мобилизацию разрозненных афганских общин и приближающуюся гражданскую войну. Мобилизация, как всегда в афганской истории, шла по этнорегиональному, племенному и конфессиональному признаку. Война была неизменным спутником афганцев, а племенные ополчения - главной формой военной организации.
В начале апреля Бачаи Сако вызвал Алим Хана и сообщил ему следующее: посол Афганистана в СССР Гулям Набихан Чархи (брат Гуляма Сиддика, приближенного Амануллы и его министра иностранных дел) во главе отряда из нескольких сот туркмен и хазарейцев перешел советско-афганскую границу и выступил против сакоистов. В то время мало кто знал, что это была экспедиция, снаряженная из сторонников свергнутого короля и военнослужащих Красной Армии во главе с бывшим советским военным атташе в Кабуле Виталием Примаковым. Решение об организации этой операции было принято за несколько недель до этого на ночном совещании у Сталина, принимавшего у себя Гуляма Сиддика и Виталия Примакова. 5
Бачаи Сако попросил Алим Хана послать отряд на север. Получив задание нового эмира, Ибрагимбек с отрядом локайцев в 50 человек немедленно выступил в северном направлении. В Пандшере ибрагимовцы нагнали Саид Хусайна (названного брата и военного министра нового эмира) и далее следовали вместе. Вскоре они прибыли в Алиабад, некогда пустынное место, освоенное эмигрантами. Здесь размещалось 4 тысячи хозяйств (20 тысяч человек) локайцев и других узбеков. Оказавшись наконец в родной стихии, Ибрагимбек, по его словам, знакомился с обстановкой и не торопился вмешиваться в события. Новое правительство Афганистана в это время было занято набором в армию. Люди в нее шли неохотно, опасаясь оставлять свои селения и семьи. Военный министр Саид Хусайн обращался к Ибрагимбеку с требованием активизировать военные приготовления и побыстрей выступить на защиту правительства Бачаи Сако. Следуя родовым правилам и законам шариата, запрещавшим без фетвы убийство мусульман, Ибрагимбек в Чардаре созвал совет старейшин с участием туркмен, узбеков племен локай, конграт и дурмен. Собравшиеся решили поддержать Бачаи Сако. Был создан отряд из 400 туркмен, 400 конгратов и дурменов и 100 локайцев. 6
Пока эмигранты совещались в Чардаре и собирали отряды, Саид Хусайн, потерпев поражение в Ташкургане от отряда Набихана-Примакова, отступил. Тем временем, объединенный отряд эмигрантов локайцев, конгратов и туркмен приступил к защите своих поселений. Ибрагимбек так прокомментировал свое решение:
«Я приказал: выставьте охрану, и если появится враг, уничтожьте его. Врагом я называл в данном случае всех тех, кто посмеет нарушить покой эмигрантов».7
Принимали ли отряды эмигрантов участие в боях на стороне нового эмира? Ибрагимбек, Алимардан, Каюм Парвоначи и остальные эмигранты, допрошенные в ташкентской ЧК летом и осенью 1931 г., не упоминали о боях с отрядом Примакова-Чархи. Вероятно, они не хотели раздражать советских следователей и тем самым ухудшать свое положение. Зато они удовольствием рассказывали о боях с хазарейцами отряда Гуляма Наби (не путать с пуштуном Гулям Набиханом Чархи). Когда воины Гуляма Наби 29 августа 1929 г. напали на крепость Дехдади, они были разгромлены эмигрантами. Хазарейцев гнали восемь часов без передышки до Буйнакара (Буйнасара). 8 Дело дошло до того, что хазарейцы взмолились и просили Саида Хусайна отозвать Ибрагимбека обратно в Дехдади. Борьба против проамануллистских хазарейцев в Дехдади-Буйнакара, без сомнения, была наиболее яркой страницей военных успехов эмигрантов в Афганистане. Затем обстановка вновь нормализовалась, и Саид Хусайн предложил Ибрагимбеку следовать с ним в Кабул, чтобы защитить его от пуштунов. Ибрагимбек и на этот раз не торопился с оказанием помощи сакоистам. Он отправился к старейшинам и ознакомил их с предложением Саида Хусайна. Ибрагимбек напомнил им, что в случае его отъезда эмигрантские кишлаки останутся без охраны, и хазарейцы постараются отомстить узбекам за поражение в Дехдади и Буйнакара. В конце концов, Ибрагимбек не послушался сакоистов. Со своими людьми он поселился в Таликане, близ Алиабада, а Саид Хусайн отбыл в Кабул один.
Таким образом, считать Ибрагимбека последовательным сторонником сакоистов было бы неверно. Этот вольный локаец не был надежным партнером политиков, какие бы цели те ни преследовали. По сути, ему были чужды идеалы (если таковые были) сакоистов в Афганистане, также как и ранее джадидов в Бухаре. Его интересовали в первую очередь благополучие и безопасность своих земляков-эмигрантов, проживавших в Алиабаде, Таликане, Ак-тюбе и других населенных пунктах.
Наступила осень 1929 года.
«Положение в Каттаганской (ныне Кундузской-К.А.) провинции запуталось до невозможности», - вспоминал Ибрагимбек. – «В чьих руках была провинция - понять трудно, хотя формально она управлялась Бачаи Сако. Начались беспорядки, один кишлак шел на другой, сводя старые счеты».
Подробный ответ на вопрос, чем же было басмачество на cамом деле, займет немало страниц. Автор пытался дать ответ на этот вопрос в своей монографии. В настоящей же публикации ограничимся лишь тем, что укажем, чем оно не было. Басмачество не было объединительным национальным или мусульманским движением, альтернативным колониализму и большевизму. Оно так и не стало массовым движением за свободу от правления иностранцев, аналогичным индийскому национализму, ставшему достойным ответом британскому колониализму. Все 1920-е гг. в регионе было два не связанных между собой центра сопротивления: туркестанское движение националистов-пантюркистов и религиозно-эмиристское повстанчество Бухары. Первое оказалось элитистским, замкнутым феноменом, неспособным вдохнуть свой реформаторский дух в народные массы. Второе же, лишенное надлежащего культурного руководства, превратилось в деструктивную силу, вставшую на пути иницированной извне модернизации общества.
В религиозно-эмиристском повстанчестве Восточной Бухары центральную роль занимал наш герой. Многие критики Ибрагимбека совершенно справедливо указывают на криминальный аспект басмачества. В самом деле, басмачество явилось одним проявлений религиозно-освободительной войны, приведшей к всплеску неконтролируемого насилия и потерям среди мирного населения. Были в его рядах и чисто уголовные, вернее уголовно-этнические отряды. Однако целью басмачества было отнюдь не насилие над населением. Равным образом, репрессии Советской власти были второстепенными по отношению к центральной задаче «строительства социализма».
Ибрагимбек был мало похож на лидера военно-политического движения. Он, как и другие «робингуды», в которых не было недостатка у различных народов и культур, явился, по выражению замечательного неомарксистского историка Эрика Хобсбаума, «социальным бандитом», 41 в котором воплотилось вековое стремление бедного, подавленного и обманутого аграрного населения к свободе, героизму и справедливости. Конечно, «социальный бандитизм» Ибрагимбека не был направлен против богачей, как в случае с его современником мексиканцем Панчо Вильей, или более старшим земляком таджиком Восеъ. Возвращал Ибрагимбек не имущество, а иллюзию восстановленного достоинства, чести и защиты. Подобно другим «социальным бандитам», Ибрагимбек был повстанцем в том смысле, что он, поднявшись на волне массовой мобилизации, бросил вызов рутинной крестьянской пассивности, покорности и бездействию. Он был не столько лидером, сколько симптомом народного недовольства. Басмачество, хоть и не ставило специально такой цели, оставило свой след в мировой истории, сдержав пламя «мировой революции» у берегов Аму-Дарьи и предгорий Гиндукуша. Однако реальный вклад басмачей в освобождение Средней Азии невелик. Басмачество лишь указывало на наличие таких ценностей как свобода и независимость, но оно не знало как их достичь.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 Дело 123469. С.224.
2 АКПТ, ф. 1, оп. 1, д. 276, л.69.
3 Adamec W. Ludwig. Afghanistan’s Foreigh Affairs to the Mid-Twentieth Century. Relations with the USSR, Germany, and Britain. Tucson, Arisona: The University of Arisona Press,157.
4 Дело 123469. С.43.
5 См.: Агабеков Г. ГПУ Записки чекиста. С. 179-180.
6 Дело 123469. С.44.
7 Там же.
8 Дело 123469. С.50.
9 Дело 123469. С.61.
10 Здесь Баглани оговорился. Эмиром в это время был Надир, которого в 1933 г. сменил Захир Шах. Хашим Хан был премьер министром при Захире.
11 «У недостойного афганца нос кривой» (то есть не стоит им доверять).
12 Дело 123469. С.65.
13 Мелькумов был хорошо известен среди басмачей и эмигрантов как Якуб Тура.
Хабибулла, сын Рашида1 - продавца винограда, таджика из деревни Калакан что в километрах 40 на север от Кабула, ставший на девять месяцев 1929 года эмиром Афганистана - еще одно действующее лицо истории среднеазиатской эмиграции. В Афганистане он известен как Бачаи Сако – сын водоноса. Большинство авторов и современников сходятся на том, что смелость и авантюризм в Хабибулле-Бачаи Сако сочетались с честолюбием и большой набожностью. В этом Хабибулла походил на кашгарца Якуббека и бухарца Ибрагимбека. Также как и Энвер Паша и дунганин Ма Джунин, Хабибулла мечтал об объединении мусульман Средней Азии.
Из биографии
Бачаи Сако
Афганский писатель, ученый и общественный деятель Халилулло Халили (1907-1987) написал исторический роман «Айер-е аз Хуросон. Амир Хабибулло-ходими дин-и Расул улло» («Удалец из Хорасана: Эмир Хабибулла - служитель правоверной религии»), посвященный герою настоящего очерка. Его произведение основано на личных наблюдениях и потому представляет особую ценность как литературная традиция. В отличие от подавляющего большинства афганских авторов, Халили симпатизирует Бачаи Сако и представляет его как героя мусульманского движения.
Итак, Хабибулла родился в Калакане примерно в 1890 г. Как и Ибрагимбек, Хабибулла был недоучкой. Он так и не закончил курс обучения в медресе. Его отец прославился тем, что разносил воду афганским бойцам во время II англо-афганской войны 1878-1880 гг. Вместе со своим отцом Бачаи Сако работал в саду Мухаммад Хусайн Хана (отца своего будущего биографа Халилуллы Халили), финансового чиновника при Аманулле. В детстве Хабибулле приходилось время от времени продавать виноград на базаре, что было весьма скучным для него занятием. В 1919 г. он поступил на воинскую службу. Он участвовал в войне 1919 г. с Англией в качестве бойца Парачинарского полка под командованием сипахсалара Надир Хана. Устод Халилулло Халили, писал, что Хабибулла глубоко сочувствовал борьбе бухарцев против Красной Армии. Вместе с другими жителями северных провинций он видел наплыв многих тысяч среднеазиатских эмигрантов, слушал их рассказы о падении священной Бухары, приходе русских, жестокости красных войск. По свидетельству Халили, Хабибулла бывал в Кала-и Фату, в саду, принадлежавшем Алим Хану. Ловкий молодец привлек внимание эмира-изгнанника и тот предложил Хабибулле пойти к нему в услужение. Лоло (что означает «старший брат». Так звали Хабибуллу его товарищи) ответил:
«У меня есть отец и мать, которым я служу. Поэтому я вынужден отказаться от вашего предложения. Но когда вы решитесь на священную войну с неверными - позовите меня».2
Это был образцовый ответ мусульманина, преданного своим родителям и святой религии. Вскоре, по словам Халили, такая возможность представилась. Во время антисоветского восстания в Восточной Бухаре под руководством Энвер Паши в 1922 г. в Бухару были отправлены отряды, состоявшие из добровольцев Пандшера. В этом отряде был мавлави Абулхай и Хабибулла Калакани, будущий эмир Афганистана. В частности, Бачаи Сако воевал в окрестностях Душанбе холодной зимой начала 1922 г.3
Возможно, утверждение Халили о персональном участии Хабибуллы в мусульманском освободительном движении в Восточной Бухаре является плодом авторского вымысла. Однако этот факт вполне вписывается в контекст общей исторической обстановки, сложившейся в регионе в 1920-х гг.
Вскоре Хабибулла поступает на военную службу в «Кит’а-и намуна» (образцовый полк), которым командовали турецкие офицеры, в частности? соратник Энвера - Джемал Паша. Основанием для приема на службу сына водоноса («бачаи сако», или «бача-и сакао» на дари) послужило, якобы, письменное свидетельство, выданное в свое время генералом Энвер Пашой смелому «зобиту» (офицеру).4 Успешной военной службе в афганской армии способствовали навыки, приобретенные Хабибуллой во время борьбы с Красной Армией в Восточной Бухаре в 1922 г.
Во второй половине 1920-х гг. Афганистан сотрясали непрерывные народные восстания под руководством Муллои Ланга, Абдул Карима и др. Хабибулла, будучи солдатом афганской армии, принимал участие в их усмирении. Вскоре по обвинению в совершении дисциплинарного проступка Хабибулла попадает в тюрьму в родном Калакане, но бежит. Оказавшись на воле, он собирает небольшой разбойничий отряд. Он был такой же полу-бандит и полу-солдат, как дунганин Ма Чжунин (о котором речь пойдет в следующем очерке) и бухарец Ибрагимбек, которого тяготила рутина крестьянской и армейской жизни. В своем Кухдомане он помышлял грабежами и взиманием «доли» с проходящих караванов, что, впрочем, не было таким уж скандальным и редким занятием в Афганистане. Его смелость привлекает оппозиционное духовенство, в частности сторонников Насруллы, брата Амануллы. Надо сказать, что антиправительственная пропаганда находила живой отклик в душе бунтаря. Как и в случае с Ибрагимбеком, успех карьеры Хабибуллы был обеспечен не только личными качествами лидера и удачей, но и в значительной степени поддержкой народной массы и духовенства. Хабибулла считал себя мюридом Шамс ул-Хака Муджаддеди Кухистани – пира Гулбахара. Муджаддеди были и остаются влиятельнейшим накшбандийским кланом Афганистана.
Восстание
Осенью 1928 г. в Афганистане зреет недовольство реформаторской политикой Амануллы и преследованиями влиятельных религиозных лидеров, в частности известного Хазрата Сахиба Гуль Аки из Шур Базара.5 Хазрат Гуль Ака был известен тем, что в 1923 г. в присутствии всего двора бросил под ноги Аманулла Хана проект конституции, заявив, что это работа коммуниста, но никак не мусульманина.
Хан Аманулла, король Афганистана
Герой англо-афганской войны, генерал Надир Хан, (старший в клане Мусохибан из пуштунов мухаммадзай дуррани), который находился в изгнании во Франции, также был недоволен реформами Амануллы и засильем турецких офицеров.6 Центром народного недовольства стали преимущественно таджикские Кухдоман, Кухистан и Тагао, расположенные к северу от Кабула.
Хабибулла становится популярным, организовав отпор эмирскому отряду, посланному арестовать оппозиционного муллу Тагао. Постепенно число бойцов Хабибуллы возрастает с 11 до 400. В ноябре 1928 г. Бачаи Сако совершает рейд в своем родном Кухдомане, убивает ряд правительственных чиновников. Одновременно, в ноябре 1928 г. восстают пуштуны шинвари в районе Джалалабада, что к востоку от Кабула. Необходимо отметить, что с афганской точки зрения это не были стихийные действия, в том смысле, что они были санкционированы религиозными лидерами (как и в Бухаре в 1921-1922 гг.). Санкция в форме «фетвы» (мнения) выдавалась авторитетными суфийскими лидерами, муллами, уламо. Фетвы содержали ссылки на Коран, хадисы и прецеденты исламской истории. Они были обязательным условием неподчинения гражданскому правительству и применения насилия в отношении несогласных мусульман. Без фетвы, в частности, нельзя было нападать на Кабул, столицу государства.
Сам Аманулла, уверенный в своей правоте и настойчивый в стремлении довести до конца свои реформы, рассматривал противостояние с повстанцами с позиций джадидизма, то есть как конфликт реформатора с невежественными муллами, как борьбу знания против невежества.7 Он не замечал или не желал замечать социальные, политические, самое главное – культурные факторы восстания, а именно стремление людей бороться до конца за сохранение своей идентичности. Для афганцев, в частности, был совершенно неприемлем запрет на ношение хиджаба, светское обучение юношей и девушек и многие другие новшества, насаждавшиеся администрацией короля. Восставшие были готовы броситься вызволять афганок, посланных Амануллой на учебу в Турцию. Для них было также неприемлемо, что русские, пилотирующие самолеты, принадлежавшие Афганистану, мечут бомбы на головы мусульман, пусть даже восставших против своего правительства.8 Конечно, эта важная культурно-религиозная мотивация могла искажаться и подвергаться коррупции, когда дело доходило до конкретного действия. В частности, религиозные лидеры, которые знали, как запускать механизм протестной мобилизации, могли манипулировать своими сторонниками, привлекая их на ту, или другую сторону. Уламо (религиозные эксперты), муллы, харизматические неформальные религиозные лидеры Афганистана представляли сложное многообразие этно-конфессиональных и племенных афганских структур и неудивительно, что их санкции могли быть направлены как в поддержку, так и против Бачаи Сако. И наконец, еще одно немаловажное обстоятельство необходимо иметь ввиду для понимания политической обстановки Афганистана. Религиозные лидеры были частью народа, но они были и важным политическим классом, боровшимся за свое выживание и видевшим угрозу в политике Амануллы. Последнее обстоятельство оказалось решающим в обеспечении победы восстания и падении Амануллы.
В то время и позже, многие говорили о роли Англии в подстрекательстве восстания шинвари в Джалалабаде и поддержке самого Бачаи Сако. Эти слухи не были лишены основания. Сами повстанцы не раз заявляли, что у них нет претензий к англичанам. Последние платили восставшим той же монетой. Так, английский врач 18 декабря оказал помощь раненному Хабибулле. В то же время многие слухи, в частности о деятельности знаменитого Лоуренса Аравийского в Афганистане не подтверждаются. Подобного рода заявления в обилии встречались в советской прессе, пытавшейся связать Хабибуллу-Бачаи Сако, бывшего эмира Алим Хана и английских разведчиков в единый заговор, направленный против СССР.
На самом деле, задачи Англии были куда более прозаичны - сохранить Афганистан как стабильное, но отсталое буферное государство. По этой причине англичане предпринимали необходимые меры для того, чтобы остановить реформаторскую политику Амануллы.9 Им нужен был дружественный и стабильный Афганистан, в то время как Аманулла был не состоянии обеспечить ни того, ни другого. Для Афганистана больше подходит теократическая модель, управляемая мусульманским истеблишментом, считали англичане.10 Поэтому, когда сакоисты вступили в пределы Кабула, английский посол поспешил заявить о своем нейтралитете и невмешательстве, что многими интерпретировалось как отказ помогать Аманулле и фактическая поддержка Бачаи Сако.11 В частности, англичане задержали отправку вооружения, закупленного Амануллой во время его визита в Англию в марте 1928 г. Оружие, которое находилось в Индии, в нескольких десятках километров от границы, могло помочь Аманулле в борьбе с восставшими. Английская политика невмешательства и задержки отправки оружия сыграла на руку Хабибулле. Однако, как покажут дальнейшие события, Хабибулла-Бачаи Сако был для англичан скорее инструментом для того, чтобы убрать Амануллу, нежели той фигурой, которую они хотели бы видеть главой Афганистана.
В середине декабря Кабул окружили войска повстанцев Хабибуллы, а пуштунские племена перекрыли дорогу на Джалалабад и Индию. Северяне, числом до 2000 во главе с Бачаи Сако и его верным другом Саид Хусайном, атаковали и заняли высоту Боги Боло близ Кабула. Аманулла оказался меж двух огней, Бачаи Сако на севере и шинвари на востоке. Стремясь хоть как-то ослабить напряжение, он сделал попытку подкупить Бачаи Сако, выплатив ему 400000 рупий и сделав его своим генералом в обмен на обещание прекратить нападения сроком на 6 месяцев.12 Это был ловкий ход, целью которого было стравить кухдоманцев с шинвари. Король также ввел военное положение и призвал племена в свою поддержку. Тем не менее, восстание набирало обороты. В самом конце года совет улемов северных провинций выпустил фетву с осуждением Амануллы. Было также повсеместно объявлено, что Бог создал двух молодых, смелых, и гордых человек для службы религии.13 Этими двумя служителями были эмир Хабибулла из Кухдомана и его верный заместитель Саид Хусайн из Чарикара. 13 января Бачаи Сако был объявлен Хабибуллой Вторым и коронован пиром Тагао – лидером мусульман долины Шамали (на север от Кабула до долины Пандшер). Саид Хусайн (родом из семьи таджикского феодала) стал «наиб ас салтана» – правой рукой и военным министром Хабибуллы-Бачаи Сако.
В начале января наступившего, 1929 года Аманулла решил пойти на уступки и принял решение о закрытии женских школ и создании специального совета для «следования исламским принципам» с включением в него влиятельных религиозных лидеров. Затем последовал указ об отмене призыва в армию («хашт нафар»), регулирования одежды и прочих новаций. 16 января он освободил Гуль Аку и других своих оппонентов, наказав им договориться с Бачаи Сако. Однако уступки явно запоздали. К восставшим стали переходить бывшие сторонники короля, в их числе члены шахской семьи.
Аманулла и его союзники
Следует согласиться с утверждением, что человеку, любящему властвовать любой ценой, везет больше, чем тому, для которого власть нужна для достижения определенной цели.14 Ко вторым относился Аманулла. Он был одним из блестящих мусульманских лидеров начала ХХ века, который старался реформировать традиционалистское общество. Дарованную, благодаря его происхождению, власть он использовал для модернизации афганского общества путем заимствования достижений неисламских цивилизаций и культурного синтеза с Европой. При этом ему удалось сплотить афганцев под знаком объединяющего национализма только для отражения внешней английской агрессии в 1919 г. В своей внутренней политике он настроил против себя уламо, суфиев и многие племена. В то время, когда толпа повстанцев с дикими криками брала штурмом Кабул, кто-то мог утешить Амануллу и напомнить, что он проиграл как реформатор, но не как король. Однако для самого Амануллы было важнее, что он проиграл в принципе и потому технические детали, тактические приемы сохранения власти уже не имели для него значения. Позже, из Кандагара он делает запоздалые попытки вернуть власть, но без особого энтузиазма, что и сказалось на результате. Ему нужна была власть, для того чтобы вести афганцев туда, куда он считал нужным, а не для того чтобы делить ее с муллами и маликами. Он пытался воссоздать обстановку, которая позволила бы ему возобновить начатые реформы. Однако шансы на успех таяли день ото дня. Утешением для Амануллы могло быть осознание того, что единственным удачливым мусульманским реформатором того времени оказался Мустафа Кемаль Ататюрк, заменивший тюрбаны европейскими шляпами и отказавшийся от арабского шрифта в пользу латиницы. Туркам удалось выйти на путь модернизации традиционалистского общества путем отказа от прежнего социального опыта и проведения вестернизации сверху, но они оставались одиноки со своим уникальным опытом. Аманулла пытался повторить турецкий опыт и сделать его прецедентом для других мусульманских обществ, но – увы! В афганском обществе он оставил горькое наследие недоверия к имитационным, догоняющим, лишенным культурной оригинальности прозападным новациям.
Принципиальными союзниками Амануллы были кемалистская Турция, а также «туркестанцы» - эмигранты их числа светских националистов и пантюркистов, объединенных в т. н. Туркестанское национальное общество (ТНО). Последние, если верить башкиру Ахмад Заки Валидову, в конце декабря 1928 г. обороняли от кухистанцев здание МИДа и королевского дворца в Кабуле. В числе тех, кто защищал Амануллу Хана, были курбаши Куршермат (из Ферганы) и Хамракул (самаркандец), специально приехавшие, якобы, из Стамбула.15 В Кабуле к ним присоединился каратегинский таджик Фузайл Максум.
«Не наше дело, кто из членов династии будет управлять этой страной, но мы всячески будем защищать ее независимость...Пусть вспыхнет на афганской территории война между Англией и Россией, роль Туркестанского Национального Объединения не будет хуже китайского Гоминьдана. Пусть кто угодно на нас клевещет»,
- писал Валидов 17 января 1929 г.16 В тот момент, Германия и Турция начали подозревать англичан в причастности к свержению короля и потому склонялись к тому, чтобы поддержать Амануллу. Ахмад Заки Валидов пытался убедить немцев в том, что Афганистан вот-вот станет ареной англо-советской войны и ТНО удастся, подобно Гоминьдану, возглавить афганское национальное движение и, изгнав сначала Англию, а затем СССР из Афганистана, установить национальную республику. Тоган и его последователи мечтали повторить опыт Сунь Ят-сена, сумевшего отстоять независимость Китая как от большевиков, так и от японцев. В этом свете, ТНО и Валидов выступают чересчур самонадеянными, или не совсем адекватными политиками, не знакомыми с афганскими реалиями. Скорее всего, эти громкие заявления были предназначены для того, чтобы произвести впечатление на немцев, на иждивении которых находились туркестанские эмигранты.
Тем не менее, какое-то время туркестанцы с оружием в руках защищали короля. Ибрагимбек также подтверждает, что Куршермат получил от Амануллы 20 винтовок для подавления восстания в Джалалабаде. По этому поводу Ибрагимбек говорил следующее:
«В Джалалабаде или его окрестностях Куршермата как следует пощипали, он оскандалился, и продолжительное время где-то скрывался, боясь появляться в Кабуле. Когда Кабул занял Бачаи Сакао, он тоже спустя некоторое время появился, но оборванный и обобранный. Месяца три-четыре он не получал субсидии и потом, уже кажется при Надире снова начал получать».17
Таким образом, среднеазиатская эмиграция в вопросе поддержки Амануллы разделилась. Его союзниками выступили только «туркестанцы». По словам того же Ибрагимбека, Куршермат был в добрых отношениях почти со всеми министрами правительства Амануллы.18 Основная же масса бухарцев, в том числе Алим Хан и Ибрагимбек приняла противоположную сторону – Бачаи Сако.
Другими искренними сторонниками Амануллы были индийские мусульмане, выступавшие за «халифат», направленный против британского владычества. Индийские халифатисты не забыли помощь короля Афганистана, оказанную им в 1919 г. Однако это обстоятельство, то есть связь с индийскими мусульманами, делало Амануллу еще более нежелательной фигурой в глазах англичан.
И, наконец, внутри Афганистана Амануллу поддержали хазарейцы, которые были благодарны ему за освобождение от рабства. Хотя их военная поддержка была не совсем последовательной, она сыграла свою роль в сдерживании сакоистов.
У короля был шанс, заручившись поддержкой своих сторонников броситься в последний бой. Но Аманулла решил отступить. 14 января он отрекается от престола в пользу своего брата Иноятуллы и, не забыв прихватить с собой большую часть казны,19 отправляется в Кандагар – оплот шахской, пуштунской власти. Правление флегматичного и не наделенного особыми талантами Иноятуллы - последнего из прямых потомков Амир Дост Мухаммада длилось всего три дня. Иноятулла, следуя настойчивым советам Хазрата Шур Базара (Гуль Аки), отрекся от престола и присягнул на верность Бачаи Сако, провозглашенного к тому времени падишахом. После этого мятежники занимают Кабул и Арк.
Бачаи Сакко - эмир Афганистана
Взойдя на престол 18 января 1929 г. новый эмир Бачаи Сако известный также как Хабибулла Калакани, или Хабибулла Второй, выпустил манифест с перечислением нарушений шариата, допущенных Амануллой. Правление Амануллы было представлено им как «наихудшая тирания, которой когда-либо подвергались мусульмане». Им был отменен закон о воинской повинности и все незаконные, с его точки зрения, налоги. Были также закрыты все школы, открытые во время Амануллы. С самого начала Бачаи Сако выступил не как сильнейший племенной вожак, или (национальный) лидер таджиков, а как мусульманский правитель. Как таковой, Хабибулла стремился распространить свою власть и влияние не только на афганцев, но и всю умму, в частности на Индию и Советскую Среднюю Азию. Он призвал к борьбе за освобождение Бухары, а также обещал привезти в Кабул из Индии мусульманскую святыню - сандаловые ворота.20 Файз Мухаммад – летописец того периода, хазареец, который пострадал от режима Хабибуллы (был избит за невыполение задания) по этому поводу язвительно заметил:
«Хабибулла-хан постоянно выступает с заявлениями, для исполнения которых у него нет ни сил, ни возможностей. Он часто бравирует, что захватит не только Индию, Бухару и Русский Туркестан, но и Москву (Маскаб) и посадит на трон бухарского эмира.»21
На самом деле, население северных провинций – Балх, Маймана, Герат, в том числе и эмигранты, положительно восприняли весть о новом эмире.22 Одним из первых поддержку новому эмиру оказал влиятельный алим (ученый) Деобанда (медресе в Индии) Мавлави Абулхай, который воевал плечом к плечу с Энвером и самим Бачаи Сако (если верить Халили) в Бухаре в 1922 г. Алим Хан, который почти 8 лет до этого безвыездно провел в своей кабульской резиденции, также воспринял свержение Амануллы и успех своего старого знакомого Лоло с большим оптимизмом. Бывший эмир Бухары мог причислять себя к жертвам режима Амануллы не только потому, что тот держал его фактически под домашним арестом и заигрывал с его заклятым врагом – СССР, а и по весьма прозаической, если не анекдотичной причине. Дело в том, что однажды Алим Хан был задержан полицейским на улице Кабула за … чалму, то есть нарушение приказа короля не надевать чалму, а отдавать предпочтение европейским головным уборам, в частности шляпам.23 Для Алим Хана, считавшего себя правителем Благородной Бухары, ношение шляпы взамен чалмы было немыслимо. Естественно, он с восторгом отнесся к восшествию «Хабибуллы-служителя религии». Файз Мухаммад утверждал, что Бачаи Сако вошел в контакт с Алим Ханом еще до нападения на Кабул в 1929 г., а после восшествия на престол увеличил выдававшуюся ему предыдущим правительством субсидию в несколько раз.24
Ибрагимбек подтверждает сведения о том, что бухарские эмигранты поддержали нового эмира. Он свидетельствовал, что Бачаи Сако в первые дни своего правления встретился с Алим Ханом и имел с ним теплую беседу.25 Вскоре и сам Ибрагимбек был принят новым эмиром.
«Долго я у него не задержался, совершив по существующему мусульманскому обычаю приветственный ритуал»,
вспоминал Ибрагимбек.26 Как утверждает Халили, это была не первая и не последняя встреча двух героев мусульманского движения в Средней Азии. Впервые они увидели друг друга в начале 1922 г. в городе Душанбе, во время совместных действий против Советской власти.27
В отличие от Ибрагимбека, Хабибулла был неплохим и достаточно гибким политиком. Основу его войска составляли не только этнические отряды (как у Ибрагимбека), но и рекруты, набранные по принципу (государственной) воинской повинности и мюридской (религиозной) солидарности.
Несмотря на несомненные выдающиеся личные качества, Бачаи Сако имел мало шансов остаться на престоле по одной простой причине – он был простолюдин и не-пуштун. В прессе того времени и листовках, оппозиционная Аманулле ортодоксальная уламо (религиозные эксперты) и суфийские лидеры пытались легитимизировать восшествие Хабибуллы как исламского эмира в противовес Аманулле, основа правления которого представлялись сакоистами в виде племенной пуштунской солидарности. Сына водоноса провозгласили «Амир Хабибулло Гози – Хадим-и дин-и Расул Улло» («Эмир Хабибулла воитель, служитель правоверной религии»). В основе такого решения был положен извечный исламский идеал – создание государства, скрепленного общей верой, а не кровным родством. По замыслу Хабибуллы и его сторонников, строительство нового - исламского Афганистана, должно было начаться с победы над трайбализмом, подобной той, которая была одержана Пророком Мухаммадом в Медине, когда он добился невероятного для любого кочевого общества успеха, объединив своих соплеменников-курейшитов с другими слоями арабского (мединского) общества, в том числе христианами и иудеями. В то время, во время хиджры (622-627 гг.), поддерживавшие Мухаммада курейшиты-мухаджиры, сплотились с мединским обществом против мекканцев, среди которых было немало «своих» курейшитов. Тем самым, вера была поставлена выше зова крови. Не зря, именно с хиджры берет свое начало исламская история. «Нет в исламе генеалогии», говорится по этому поводу в Коране. С самого периода четырех праведных халифов, мусульманское общество тщетно пытается воплотить этот идеал и достичь справедливого, совершенного политического управления в духе раннего ислама. В газете «Хабиб уль-Ислам», выпускавшейся сторонниками Хабибуллы, была опубликована статья, которая может быть расценена как попытка подвергнуть критике трайбализм афганского общества и убедить упрямых пуштунов в том, что и сын водоноса может стать их правителем, если он служит праведной религии:
«Можно гордиться племенем, только если в нем есть великие личности. Но Али, четвертый халиф, сказал, что величие достигается трудом, а не наследуется. Ныне же, людей судят по происхождению, а не достоинствам».28
В этом смысле, было бы неверным трактовать Бачаи Сако обыкновенным “исламским фундаменталистом”. Его правление, хоть и длилось меньше года, способствовало критическому переосмыслению архаической, пуштуноцентристской идеи трайбалистского Афганистана. Его джихад – это религиозно мотивированное действие в конкретном социальном контексте. Однако, в конце 1920-х гг., сыну бедного таджика не удалось преодолеть афганскую вольницу, пуштунский шовинизм и вызовы ХХ века. Для большинства афганцев Хабибулла был и остается босяком Бачаи Сако, сыном водоноса, то есть выходцем из низшего сословия, не-пуштуном и бандитом.
Вопреки стараниям нового правительства сохранять порядок в столице, страна сползала в опасную анархию. Хазараджат, Вардак, Кандагар, Пактия, Нангархар не думали подчиняться новому эмиру. Политическая дестабилизация привела к взлету цен.29 Несмотря на тесные контакты с сакоистами и тайную поддержку, англичане приняли решение об эвакуации своей миссии. Это послужило знаком того, что новое правительство не в состоянии обеспечить безопасность иностранных миссий. Эвакуация началась 23 декабря и продолжалась до 25 февраля 1929 г. За два месяца было сделано 82 авиарейса и перевезено 586 пассажиров. Операция проходила в трудных условиях зимы, в горной стране. При этом никто из пассажиров не пострадал. Эта была первая в мире эвакуация воздухом.30 В числе тех, кто пытался пробраться на английский самолет, был наш Алим Хан. Несмотря на свои заверения в поддержку Бачаи Сако, он решил воспользоваться неразберихой и избавиться от афганского плена. Алим Хан послал своего шофера с письмом к английскому посланнику сэру Френсису Хэмфрису, но тот отказался предоставить бухарцу место в самолете.31
Одновременно с отбытием англичан, в Бомбей из Европы прибыл Надир с двумя братьями – Шах Вали и Хашимом (третий брат Шахмахмуд в это время в качестве посланника Бачаи Сако находился среди южных племен). В начале, Надир проявлял максимум осторожности, не высказывая своих истинных намерений.
Правительство и сам эмир делали все возможное, чтобы навести порядок в столице. В частности, в это время не пострадал никто их иностранцев. Стремясь достичь соглашения с пуштунами и в тоже время изолировать и ослабить своего главного противника – Амануллу (которого поддержали кандагарцы), Бачаи Сако искал контактов с семьей Мусохибан, во главе со старшим из братьев – Надир Ханом, послом Афганистана во Франции. Бачаи Сако намеревался встретить Надира с почестями и сделать его премьером своего правительства. С этой целью в начале февраля он направил в Бомбей эмиссаров – своего кузена Ахмадшаха и престарелого Абдулазиза – дядю по матери Хашим Хана (одного из братьев Мусохибан). Одновременно в Индии сакоистами были предприняты меры для того, чтобы позвать другого влиятельного оппонента Амануллы - Хазрата Шер Аку.32 Экклезиасты-накшбандийцы Муджаддеди и влиятельнейший пуштунский клан Мусохибан были именно теми фигурами, которые могли быть признаны как борющимися сторонами, так и всем афганским народом. Дух религии и сила племен - это то, что представлял собой Афганистан. Это понимали как Аманулла, так и Бачаи Сако. В конечном счете, решающую роль в будущем Афганистана опять сыграли англичане. Именно они способствовали появлению Мусохибан на политической арене Афганистана. Одновременно, Англия фактически перестала рассматривать Амануллу как легитимного правителя, заслуживающего помощи.
В такой ситуации у Амануллы и его сторонников - Тарзи, Гулям Сиддика и других - не оставалось другого варианта, кроме как просить помощи у СССР. Уже 8 февраля 1929 г. на кандагарскиом аэродроме приземлились советские самолеты. На борту было 8 русских, в том числе сотрудник МИДа Соловьев. Они привезли то, в чем очень сильно нуждался Аманулла – телеграфный аппарат для связи с окружающим миром.33
Тем временем, в Афганистане началось то, против чего всегда боролись все эмиры, начиная с Абдурахмана – а именно появление местных эмиров и царьков, не подчиняющихся центральному правительству. Наметилась прямая угроза дезинтеграции Афганистана, в частности отложение северных провинций, которые имели все основания надеяться, что ненавистному пуштунскому господству пришел конец. Несмотря на кажущуюся хаотичность расстановки противоборствующих сил, были какие-то более или менее устойчивые группы солидарности. Основу нового режима составляли северяне, прежде всего таджики. Наибольшую оппозицию северянам Бачаи Сако оказали, конечно, пуштуны, особенно кланы садозаи и баракзаи, которые правили страной с 1747 г. Если сакоисты искали свою главную опору в землячестве и религии, то их противники целиком полагались на племенную пуштунскую солидарность. Несмотря на то, что новому эмиру удавалось наносить военные поражения своим врагам, их число не уменьшалось. Племена мобилизовали новые и новые отряды из числа момандов, африди и других племен Британской Индии. Расположенный по обеим сторонам англо-афганской границы «Пуштунистан» явился неиссякаемым источником пуштунской мощи и упрямства, преодолеть которые не удавалось никому.
Это прекрасно понимал и Бачаи Сако. Он надеялся не столько на военную силу, сколько на дипломатические усилия и переговоры. В марте 1929 г., украсив кабульский аэропорт специально построенной аркой, он с нетерпением ожидал приезда Надира. В то же самое время, Аманулла в Кандагаре надеялся, что Надир придет именно к нему. Надир Хан же разочаровал обоих. Восьмого марта он вступает на афганскую землю, покинутую им пять лет тому назад, а 22 марта 1929 г. на джирге (съезде) представителей южных племен Надир Хан ставит вопрос о законности правительства Бачаи Сако. От имени пуштунских племен он бросает вызов Бачаи Сако. Но кухдоманец был таким же жестким и непобедимым афганцем, как и пуштуны. В ответ на письмо Надира с угрозами, Хабибулла ответил:
«До тех пор, пока я жив, трон, завоеванный мною мечом и находящийся в моих сильных руках, я не оставлю».34
Разъяренный Хабибулла отдает на разграбление дома и имущество семьи Мусохибан. Тем не менее, на протяжении всего своего правления он не оставляет попыток склонить на свою сторону Надир Хана и его братьев, так как понимает, что без достойного решения пуштунского вопроса Афганистан не сможет существовать. Сохранение целостности Афганистана, недопущение его развала и предотвращение массового кровопролития было одной их главных забот как Бачаи Сако, так и его главных оппонентов – Амануллы и Надир Хана. Другое дело, что в путях достижении этой цели были разногласия.
Окончание следует
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 По другим данным отца Хабибуллы звали Хидаятулла.
2 Халили, Х. Айер-е аз Хуросон. Амир Хабибуллох ходим-и дин-и расул-уллох. Чопи дуввум, Дехли-и чадид, 1981. С.75.
3 Халили Х. Указ. соч. С.94.
4 Дело 123469. С.44.
5 Мухаммад Садик Муджаддеди или Хазрат-и Шур Бозор (Гул Ака) и его брат Шер Ака происходили из известного накшбандийского клана Муджаддеди. Муджаддеди являлись потомками суфийского реформатора Шейха Ахмада Сирхинди (1564-1624) создавшими в Индии ответвление накшбандийского клана, которое было импортировано в XIХ веке в Афганистан (в Шур Базар, что близ Кабула). Хазраты Шур Базара короновали Амануллу в 1919 г., затем сыграли важную роль в его свержении. Впоследствии хазраты Шур Базара помогли Надир Шаху придти к власти в 1929 г.
6 Naby, Eden, Magnus, Ralph H. Afghanistan. Mullah, Marx, and Mujahid. Colorado & Oxford: Westview Press, 2002, 42.
7 Stewart, Rhea Talley Fire in Afghanistan 1914-1929. Fight, Hope and the British Empire. New-York: Doubleday & Company, INC, 1973, 419.
8 Там же.
9 Stewart, Rhea Talley, Op.cit. 429.
10 Macmunn, George, Afghanistan from Darius to Amanullah, London: G. Bell & Sons LTD, 1929, 341
11 Adamec W. Ludwig. Afghanistan’s Foreigh Affairs to the Mid-Twentieth Century. Relations with the USSR, Germany, and Britain. Tucson, Arisona: The University of Arisona Press,150.
12 Stewart, Rhea Talley, Op.cit. 425.
13 Adamec W. Ludwig. Op.cit. 154.
14 Stewart, Rhea Talley, Op.cit. 445.
15 Это похоже на правду. Куршермат находился все это время в Афганистане, а Хамракул действительно был в Стамбуле, а затем прибыл оттуда в Кабул. Он проживал у Куршермата и работал переводчиком в турецком посольстве. Однако, по словам Ибрагимбека, Хамракул был настроен миролюбиво, и в 1929 г. занялся сапожным ремеслом в Мазари Шарифе. Дело 123469. С.246.
16 Из истории Российской эмиграции. Письма А.-З. Валидова и М. Чокаева (1924-1932гг.). С. 44.
17 Дело 123469. С.225.
18 Дело 123469. С.233.
19 Назаров Х. Социальные движения 20-х годов ХХ века в Афганиситане. С.149
20 Халили Х. Указ. соч. С.159; Губар М., Афганистан дар ма’сир-и та’рих. C.827.
21 Файз Мухаммад, Книга упоминаний о мятеже. С. 93.
22 Губар М. Указ соч. C.828
23 Stewart, Rhea Talley, Op.cit, 411.
24 Файз Мухаммад. Книга упоминаний о мятеже. М.: Наука, 1988. С.264.
25 Дело 123469. С.210.
26 Дело 123469. С.210.
27 Халили Х. Указ. соч. С.148.
28 Adamec W. Ludwig. Op.cit, 157.
29 Губар М., Указ. соч. C.828.
30 Stewart, Rhea Talley,, Op.cit, 516.
31 Дело 123469. С.167.
32 Rhea Talley Stewart, Op. cit. 500-502.
33 Stewart, Rhea Talley, Op.cit, 507.
34 Файз Мухаммад, Книга упоминаний о мятеже. С. 63.
Отправлено: 02.02.08 21:23. Заголовок: СССР нам поможет? О..
СССР нам поможет?
Одной из важных внешних причин непопулярности Амануллы была его связь с СССР. И Бачаи Сако, и англичане распространяли слухи (как оказалось, вполне оправданные), что русские вот-вот войдут в Афганистан для восстановления правления Амануллы. Вообще-то, Советский Союз имел мало представления о том, что именно происходит у его южного соседа. Он сделал ставку не на Бачаи Сако, и не на Надир Хана, который в начале года в Париже безрезультатно обращался в советское представительство за разрешением проехать через СССР. Москва поставила на битую карту – Амануллу. Поддержав Амануллу, Советский Союз выступил как против «сына водовоза», так и против Надира.
В начале апреля Бачаи Сако вызвал Алим Хана и сообщил ему следующее: посол Афганистана в СССР Гулям Набихан Чархи (брат Гулям Сиддика – приближенного Амануллы и его министра иностранных дел) во главе отряда из нескольких сот туркменов и хазарейцев перешел советско-афганскую границу и выступил против сакоистов.35 В то время мало кто знал, что это была экспедиция, снаряженная из сторонников свергнутого короля и военнослужащих Красной Армии во главе с бывшим советским военным атташе в Кабуле Виталием Примаковым. Решение об организации этой операции было принято за несколько недель до этого, на ночном совещании у Сталина, принимавшего у себя Гулям Сиддика и Виталия Примакова.
Советский отряд перешел границу близ узбекского Термеза и афганского Патта Гиссара, примерно в том самом месте, откуда 50 годами позже на афганскую территорию переправится еще один «ограниченный контингент Советской Армии». Перед вступлением пехоты, 15 апреля 1929 г. советские самолеты вторглись в пространство Афганистана. Афганские пограничники высыпали из своих казарм, чтобы поглазеть на летающие машины, но были хладнокровно перестреляны. Было убито 48 из 50 пограничников.36 Следом на афганский берег перебралась пехота. На афганской территории Гуляму Наби удается набрать еще несколько сотен своих сторонников – в основном верных Аманулле хазарейцев. Почти одновременно с советской экспедицией Примакова, из Кандагара планировалось наступление самого Амануллы на Кабул.
22 апреля советский отряд напал на город Мазари Шариф и занял его.37 Мазари Шариф и Герат играли большую роль в обеспечении режима Амануллы. Через эти пункты шла помощь, в том числе и оружием, из СССР. Именно поэтому Г. Набихан провел операцию по захвату Мазари Шарифа. Нападение советского отряда было полнейшей неожиданностью даже для советского генконсула в этом городе. Только под Мазаром советский отряд перебил 2 тысячи афганцев. Еще 3 тысячи было убито в Ташкургане.38 Когда слухи о том, что в войске Гуляма Наби находится «сильный отряд русских казаков» подтвердились, последовала мгновенная реакция афганского правительства. Возмущенный Хабибулла отправился в советское посольство, желая узнать о намерениях русской стороны в отношении Афганистана. По свидетельству Файз Мухаммада, «русский посол отверг измышления о вмешательстве в Афганском Туркестане и Бачаи Сако успокоился».39 Однако еще через день до Кабула дошли слухи о бомбардировке Мазари Шарифа советскими самолетами. Поговаривали также, что самолеты могут начать бомбардировку афганской столицы. На этот раз Хабибулла направил в советское посольство в Кабуле официальный протест, в котором говорилось, что «если эти самолеты будут действительно бомбить Кабул, то они могут принадлежать лишь вашему государству, и в этом случае вашему правительству будет выражен протест представителями также других стран в связи с вмешательством во внутренние дела нашей страны».40 Характерно, что в то время сам Файз Мухаммад, как и многие другие противники Бачаи Сако не верил (или не хотел верить) слухам о «русском следе». Однако для самого Бачаи Сако и англичан, а также более широкой – мировой - публики никакого секрета в этом не было. 18 мая северяне (старейшины и чиновники) провели совещание, на котором, по словам Файз Мухаммада, «присутствовали 2-3 английских шпиона, занимающие высокие посты и пользующиеся большим доверием и уважением». На том совещании было принято решение напечатать объявления-циркуляры следующего содержания:
«В связи с нападением русских на Мазари Шариф и Катаган и вступлением их войск в те районы, все жители Афганистана должны прекратить гражданскую войну и встать на защиту от нападения русских».41
Однако это объявление, которое могло превратить гражданскую войну в отечественную и спровоцировать англо-советскую войну, не было напечатано. Это произошло из-за позиции Англии. Англичане не знали, следует ли делать официальное протестное заявление по поводу советского вмешательства? Сделать такое заявление означало «засветиться» перед всем миром в роли сторонников сакоистов. У англичан также не было «exit strategy» - стратегии выхода из ситуации, которая могла возникнуть в случае, если СССР откажется от вывода своего отряда. Несмотря на осторожное взаимодействие с Надиром и Бачаи Сако, Англия старалась сохранять видимость нейтралитета и избегать прямой конфронтации с СССР. Вступать в открытый вооруженный конфликт с СССР из-за сына водоноса Англия не собиралась.
Тем не менее, советская вылазка имела своим эффектом рост патриотических настроений в стане Бачаи Сако и Надира. И наоборот, она способствовала поражению Амануллы и его изоляции. Немедленно по получении известий о советском нападении, сакоисты послали миссию на север с тем, чтобы разоблачить на месте заговор Амануллы, Чархи и СССР против Афганистана. В своей пропаганде сакоисты напомнили о сотрудничестве Амануллы с турками и о планах СССР захватить север Афганистана (имелась ввиду попытка захвата острова Урта-Тугай в 1925 г.). Этой миссии удалось добиться расположения видных религиозных лидеров севера, в том числе Дамуллы Одина Араба, его мюрида Мавлави Гулам Хайдара Мазари, а также духовного главы среднеазиатской эмиграции туркмена Халифы Кызыл Аяка. Совместно, они выпускают фетву с объявлением джихада против экспедиции Чархи. В числе тех, кто составил текст этой фетвы, был молодой писатель, горячий поклонник Бачаи Сако – Халилулло Халили.42 Таким образом, советская экспедиция уничтожила и без того слабые следы лояльности к Аманулле на севере и в Герате. Прокламация, составленная Халили, вызвала массовый переход солдат афганской армии на сторону сакоистов. Тогда же на сторону Хабибуллы перешли 12 000 туркмен Халифы Кызыл Аяка.43
Стремясь закрепить свой моральный успех, вызванный разоблачением экспедиции Чархи-Примакова, Бачаи Сако направил своего посла к Надир Хану с предложением вернуться в Кабул и заняться государственными делами, а самому Бачаи Сако отправиться на север, чтобы отразить нападение русских. Как уже указывалось, брат Надир Хана Шахмахмуд находился при Бачаи Сако в качестве секретаря, ответственного за достижение мира с южными и восточными племенами. Шахмахмуд тогда испытывал искренние симпатии к Бачаи Сако и пытался примирить кухдоманца со своим братом. Он признавался Хэмфрису, что Хабибулла, хоть и был неграмотным, обладал сильным характером и чувством справедливости.44
Все время своего правления, Бачаи Сако не забывал о среднеазиатских эмигрантах. Он часто встречался с Алим Ханом, особенно во время бдений в священный месяц Рамазан, который в 1929 г. приходился на март-апрель. Встречи эти обычно проходили в Пагмане, близ Кабула. Как было указано выше, в конце апреля Бачаи Сако вызвал к себе бывшего эмира Бухары и предложил ему направить Ибрагимбека со своими людьми на север, чтобы организовать там отряды и оказать помощь Саид Хусайну (министру обороны) в отражении советского нападения. Об участии эмигрантов в боях против проамануллистских сил мы говорили в предыдущем очерке, посвященном Ибрагимбеку.
В конце апреля отряд Примакова, встретивший ожесточенное сопротивление, оказался в трудном положении и запросил помощи. Помощь не заставила себя долго ждать. 26 апреля советскими аэропланами в Мазар были доставлены 10 пулеметов и 200 снарядов. А 5 мая через границу переправился второй отряд, сформированный из красноармейцев в количестве 400 человек. Сильнейшим артиллерийским и пулеметным огнем афганская пограничная застава была буквально сметена. 6 мая авиация Среднеазиатского Военного округа (САВО) нанесла удары по боевым порядкам сакоистов под Мазари Шарифом.45 В середине мая советская авиация, поднявшись из Термеза, несколько раз штурмовала боевые порядки афганцев.46 23 мая произошла еще одна бомбардировка афганской территории. На этот раз пострадали заселенные эмигрантами приграничные Ханабад, Андароб, Таликан и Хазрати Имам. Как уже говорилось, это вызвало гнев Бачаи Сако, который еле удержался от того, чтобы дать приказ расстрелять советского посла. Стремясь объединить патриотический фронт и не допустить победы отряда Примакова-Набихана, 24 мая Надир Хан решил ответить на предложение объединиться с Бачаи Сако. Последний предложил отправить к нему своего брата – Хамидуллу, в то время как Надир Хан обещал отправить в Кабул своего – Шахмахмуда с 6-тысячным войском для контроля государственных арсеналов с оружием. Самому Бачаи Сако предлагалось отправиться на север с джихадом против русских. Ему также предлагалось стать правителем северных провинций. Однако эта сделка сорвалась. Договаривавшиеся стороны – брат Хабибуллы Хамидулла и Надир Хан – поссорились. Впрочем, их переговоры продолжались и далее.47
Из-за опасения нежелательного для амануллистов поворота от войны гражданской к войне освободительной, Гулям Набихан отдал приказ к отступлению. Да и самому Аманулле, подобная «медвежья» услуга СССР была ни к чему.48 23 мая, в разгар боев его сторонников в Мазари Шарифе, он прекращает борьбу и отбывает в Индию, а затем в Европу.
В тот момент, по словам Ибрагимбека в Афганистане творилась полная неразбериха. Советский отряд, не поддержанный населением, скоро понял, что может оказаться в ловушке. 28 мая командование САВО отдало приказ об отступлении.49 По распоряжению из Москвы, советские войска спешно отступили. Важной причиной отхода, по мнению Агабекова, было то, что о советском вооруженном походе на Кабул узнали не только европейские державы, но даже такие добрые союзники СССР как Турция и Персия. Так бесславно закончилась эта советская вооруженная авантюра. Важнейшим ее уроком должно было стать (но не стало) осознание бесперспективности боевых действий армейских подразделений против многочисленных формирований из числа афганского населения.
Аманулла, ради которого была предпринята эта авантюра, как говорилось выше, решил прекратить вооруженную борьбу против Хабибуллы и бежал из Афганистана навсегда. Перед отъездом он распорядился послать телеграмму Гулям Набихану с распоряжением покинуть страну. 30 мая Гулям Набихан оставил Мазари Шариф и перебрался в Термез (СССР). Халили также считает, что Набихан отступил по просьбе Амануллы, не желавшего, чтобы русские вмешивались в афганские дела.50 Губар дает несколько другую версию, мол «Гулям Сиддикхан... послал последнему (Набихану) телеграмму, в которой ставил в известность, что Аманулла покинул страну. По получении этого известия Набихан перешел советскую границу. Тем самым он хотел показать, что его действия были продиктованы оказать услугу лично Аманулле».51 Хазарейцы Набихана возвратились в Афганистан в декабре 1929 г., уже после свержения Бачаи Сако. Вместе с Набиханом в СССР бежали бывшие члены правительства Амануллы. Их имущество было затем разграблено туркменами Халифы Кызыл Аяка и узбеками Ташкургана во главе с Касымханом.52
Воевали ли эмигранты с отрядом Примакова-Чархи под Мазари Шарифом? Судя по их ответам следователям ЧК, то нет, не воевали, а отсиживались в своих кишлаках. Так ли это на самом деле? Или заключенные боялись признаваться, чтобы не навести на себя дополнительный гнев Советской власти? Сегодня на этот вопрос вряд ли кто-нибудь может дать точный ответ. Если доводить историю с помощью сакоистам и борьбы против Примакова-Гулям Набихана до конца, то следует признать, что выступив в поддержку сакоистов, эмигранты защищали Афганистан - страну, давшую им приют. Помимо защиты крепости Дехдади и борьбы против хазарейцев, отряды Саид Хусайна, поддержанные эмигрантами охраняли границу и отбили атаку красного отряда готового придти на помощь отряду Примакова 6 мая. По данным командующего САВО Дыбенко на март 1929 г., «..вся афганская граница от Бешкапа до устья р. Вахш охраняется исключительно басмачами и бухарской эмиграцией».53
Что же двигало Сталиным, организовавшим «поход на Кабул»? Стоило ли жертвовать жизнями красноармейцев и престижем СССР ради восстановления монархического режима Амануллы, рухнувшего под натиском народного восстания? Не была ли экспедиция Примакова и последовавшая через год еще одна подобная, лишь прикрытием других, далеко идущих планов советского руководства в отношении Афганистана?
В самом деле, реалистично настроенные руководители, сосредоточенные главным образом в Народном Комиссариате Иностранных дел, рассматривали свержение Амануллы как удар по Советским планам и триумф Англии. Они выступали за восстановление хоть и монархического, но дружественного СССР режима. Они видели, что Аманулла пользуется поддержкой пуштунского юга и обладает столь близким сердцу пролетария антибританским, антиимпериалистическим потенциалом. В то время как Бачаи Сако, рассуждали они, будучи северянином, рано или поздно обратит свои агрессивные устремления против близкой ему Советской Средней Азии. При таком раскладе советские симпатии склонялись больше к коронованному пуштуну Аманулле, чем «пролетарскому» таджику Хабибулле.
В то же время, в советской политике в отношении Афганистана всегда находилось место для коминтерновской идеологии. Некоторые советские руководители (в первую очередь сотрудники ГПУ) полагали, что они на пороге столь желанной «народной» революции. Братья Чархи – Гулям Сиддик и Гулям Наби были в Москве почти 2 месяца. Все это время они убеждали советское руководство в том, что афганцы стонут от тирании и ждут возвращения Амануллы. Начальники ГПУ, конечно же, не думали о восстановлении монархии. Они полагали, что отряд Примакова-Набихана обрастет на афганской территории народными повстанцами и приведет к образованию марионеточной республики с дальнейшим присоединением ее к СССР. В этом свете совершенно неслучайно выглядит образование Таджикской ССР именно в 1929 г., когда бедняк-таджик стал эмиром в ближайшем зарубежье вновь образованной союзной республики. Не зря придание статуса союзной республики Таджикистану в разгар гражданской войны в Афганистане рассматривалось англичанами и афганцами как вызов.54 Оно содержало явный намек на угнетение таджиков и узбеков в Афганистане и расценивалось как лозунг: «делай как я».
Но можно ли допустить, что командование Красной Армии, затратившее огромные человеческие, военные и финансовые ресурсы для ликвидации басмачества все еще находилось под действием наивного и опасного коминтерновского романтизма, предполагавшего, что достаточно развязать «революционную войну» как «угнетенные народы Востока» с благодарностью бросятся на шею освободителям?
Как бы то ни было, в конце-концов СССР решил поддержать Амануллу. Бывший чекист Агабеков, который находился в гуще афганских событий, считал, что
«Наркоминдел в вопросах афганской политики не имел никакой твердой линии и следовал в хвосте событий. Сталин со своей обычной «прямотой» решил разрубить узел внутренних афганских отношений ударом красноармейского кулака. Этим он окончательно скомпрометировал русское имя в Афганистане и социалистическую идею в СССР, красноречиво подтвердив обвинения СССР в красном империализме».55
Думается, все указанные выше мотивы имеют право на существование. Их невозможно не учитывать, но в то же время нельзя с уверенностью подтвердить, что какое-то одно из них было главным. С уверенностью можно сказать только то, что Советское командование было настроено против эмигрантов, поддержавших Хабибуллу и совершавших вылазки на советскую территорию. Очевидно также, что СССР решил воспользоваться ситуацией и «наказать» эмигрантов, проживавших вблизи границы. И, наконец, красным командирам не терпелось испробовать новую технику, вооружение и тактические приемы ведения войны на «индийском фронте». В частности СССР стремился внедрить свою авиацию в Афганистане – «важном с точки зрения штаба Красной Армии, плацдарме для наступления на Индию».56 Боевую закалку в отряде Примакова прошли будущие командиры, прославившие Красную Армию в годы Великой Отечественной войны – Иван Ефимович Петров, Иван Васильевич Панфилов, Вячеслав Дмитриевич Цветаев и др. Опыт афганских экспедиций 1929 и 1932 гг. (о последней речь шла в предыдущем очерке) будет использован «Алтайской добровольческой армией», вторгшейся в Синьцзянь в начале 1932 г. для подавления мусульманского восстания (о ней подет речь в книге). Это не были отдельные, не связанные между собой эпизоды, и тем более не досадные «ошибки», а тенденция, проявление целенаправленной агрессивной политики. Все это время накапливался опыт, ковались кадры, совершенствовалось вооружение для последующих вторжений в приграничные СССР страны.
В целом, Советский Союз в период правления Бачаи Сако помогал свергнутому Аманулле и его сторонникам дальше в большей степени, чем последние просили. Экспедиция Примакова-Гулям Набихана была именно тем самым ненужным элементом. Не нужным как Аманулле, так как выставляла его инициатором иностранной интервенции, так и самому СССР, потому что инцидент был чреват вовлечением Советской стороны в афганскую гражданскую войну. Англичане, разумеется, были встревожены этим советским вторжением. Как указывалось выше, Англия воздержалась от официального заявления о немедленном прекращении вмешательства (hands-off warning), якобы потому, что она не была готова ответить адекватным образом в случае отказа СССР от вмешательства в афганские дела.57 Стояло ли за этим действительное замешательство формального характера? Вернее было бы предположить, что англичане, вырази они такой протест, предстали бы перед всем миром как противники Амануллы и соответственно, сторонники Бачаи Сако. Тем самым они ограничили бы возможности для маневра в этой сложной для всех – и СССР и Англии - ситуации. Они в конце-концов, предпочли «не заметить» вылазку советского отряда, но взяли ситуацию под свой исключительный контроль после отступления советского отряда.
Конец правления Бачаи Сако и восшествие Надир Шаха
Поддержка, оказанная северянами (в том числе эмигрантами) новому режиму вызвала недовольство и возбудила национальные чувства на юге Афганистана. В то же время нельзя сказать, что северяне выступили единым фронтом в защиту Хабибуллы. В частности, хазарейцы выступили в защиту Амануллы и Гуляма Наби. Бачаи Сако, в свою очередь стремился перетянуть их на свою сторону. Он указывал на языковое единство таджиков и хазарейцев, аппелировал к их национальным и классовым чувствам.
Однако старания Бачаи Сако разбудить национальные чувства не-пуштунских групп сводились на нет его политикой продвижения на руководящие посты своих непосредственных земляков из Кухдомана. Неудачными были и внешнеполитические действия Бачаи Сако. Несмотря на все усилия привлечь к себе внимание, сакоисты не получили международного признания.
В этой ситуации клан Муджаддеди, который в свое время привел Бачаи Сако к власти, обеспокоенный начавшейся анархией перешел на сторону Мусохибан. Члены этой семьи, а именно Надир Хан, а также его братья Хашим Хан, Шахвали Хан и Шахмахмуд Хан при поддержке южных и восточных племен начали наступление на Кабул. Англичане, несмотря на заявленный нейтралитет, фактически закрыли глаза на то, что братья Мусохибан для своих целей мобилизовывали племена приграничной индийской полосы. Затем наступает охлаждение и ссора между Бачаи Сако и могущественными хазратами из рода Муджаддеди. В июне Шер Ака собирает джиргу и объявляет Бачаи Сако неверным. Это означало, что нападение на эмира отныне не только позволительно, но и желательно. 13 октября Бачаи Сако и его сторонники, атакованные армией братьев Шахмахмуда и Шахвали, бежали из афганской столицы. 15 октября Надир Хан вступил в Кабул на белом коне и вскоре «согласился» с требованием племен стать королем – Надир Шахом. Это было ударом для Амануллы и его сторонников, веривших заявлениям Надира о том, что он не преследует цели занятия афганского престола. Пуштунская монархия была восстановлена, и в стране воцарилась новая династия семьи Мусохибан.
20 октября Бачаи Сако сдался в обмен на гарантии сохранения жизни. Но это не спасло его. Надир Шах никак не мог простить простолюдину то, что он осмелился претендовать на трон. Второго ноября 1929 г. Хабибулла - сын водоноса, единственный не-пуштун (таджик) бывший эмиром Афганистана, был повешен на кабульском аэродроме.58 Казнь произошла в присутствии пуштунов - вазиров, масудов, мангалов, дауров и джадранов. Тела казненных - Хабибуллы, Хамидуллы (брата Хабибуллы), Шер Джана (министра юстиции) и еще 14 сакоистов три дня висели на столбах. Вскоре появились вездесущие фотографы, и по прошествии скорого времени в Пешаваре шла бойкая торговля снимками убитого Бачаи Сако, стоимостью 5 пенни каждый.
Смерть Надира
Придя к власти, Надир Шах сделал все возможное, чтобы избавиться не только от Бачаи Сако, но и от Амануллы и его сторонников. Среди них оказался Мухаммад Вали Хан – таджик, сподвижник Амануллы, встречавшийся с Лениным в 1919 г. В тяжелом положении оказался и Аманулла. Он не скопил больших сбережений, а Англия, которая обычно брала на себя заботу об афганских коронованных изгнанниках, не собиралась помогать ему.
«Жаль, что я не был уничтожен как русский царь. Теперь мне остается ничего, кроме как странствовать за границей»,59
с горечью признавался Аманулла. До конца своей жизни он таил обиду на Надира, который не только не позволил ему вернуться в Афганистан, но даже не пригласил на коронацию. Если англичане и Надир не признавали Амануллу, то для короля Италии Виктора Эммануэля, Аманулла оставался коронованной особой и «кузеном». Он предоставил убежище изгнаннику. Аманулла и его жена Сурейа вместе с 6 детьми поселились в Вилла Орацио в Риме. В Италии у них родились еще двое детей, которых они учили не забывать персидский язык. Для Амануллы начались долгие годы забвения. Думал ли король-изгнанник о превратностях судьбы и схожих переживаниях бывшего эмира Бухары, которого он держал на положении домашнего арестанта в Кабуле? Вероятно да. Ведь наличие в Афганистане двух сотен тысяч беглецов с Советской стороны привело в действие т. н. «эмигрантский фактор”, который привел к углублению противоречий между неокрепшим, дружественным СССР реформаторским режимом Амануллы и консервативным оппозиционным духовенством, относившимся к мухаджирам и басмачеству с симпатией. Как признавался Халили, этот фактор стал одной из причин, приведших в конце-концов к поражению Амануллы.60
Мать Амануллы – могущественная Улия Хазрат, которая так стремилась возвеличить своего коронованного сына и считала Алим Хана одним из своих сыновей, предпочла эмигрировать в Константинополь. Туда же отправился и тесть Амануллы лидер младоафганцев Махмуд Тарзи. Незадачливый «трехдневный эмир» Иноятулла осел в Тегеране, где занимался разведением цветов. Хазраты Шер Ака и Гуль Ака постепенно теряли свое влияние на нового короля. Что касается братьев Чархи, то они потеряли доверие Надира. Особое недовольство нового короля вызывал Гулям Набихан, который возглавил поход в поддержку Амануллы с территории СССР. Чархи платил Надиру тем же. До последнего дыхания он оставался горячим сторонником Амануллы, за что и поплатился жизнью. 8 ноября 1932 г. Надир вызвал к себе Гулям Набихана. Произошла резкая перепалка, во время которой Гулям Набихан обвинил Надира в узурпации власти. В ответ Надир дал знак стражникам и направился к выходу. Не успела закрыться за ним дверь, как охрана накинулись на Гулям Набихана и забила его до смерти ружейными прикладами. Цепь насилий начатых Надиром прекратилась ровно через год. Восьмого ноября 1933 г. в годовщину смерти Гулям Набихана Чархи, на церемонии вручения наград лучшим студентам, сын слуги Гуляма Набихана он же приемный сын выхватил пистолет и выпустил три пули в Надир Шаха.61 Смерть настигла того, кого Аманулла считал узурпатором. Того, кто свергнул Бачаи Сако и изгнал из Афганистана Ибрагимбека.
В начале Второй мировой войны итальянские и немецкие фашисты пытались восстановить Амануллу на престоле и сделать Афганистан своим союзником, но Англия и СССР сорвали эти планы. Аманулла умер от цирроза печени в 1960 г. Его тело было предано земле на родине - в Джалалабаде.
Заключение
Имеющиеся источники и литература по-разному трактуют личность Бачаи Сако и природу его движения. Для таджикских (Х. Назаров) и некоторых афганских авторов, Хабибулла - это таджикский националист и патриот, выступавший против пуштунского шовинизма, в то время как другие (Халили) подчеркивают его преданность исламским идеалам и изображают сакоистское движение как религиозное. Сходные позиции занимает наш современник француз Оливье Руа, который считает Бачаи Сако исламским фундаменталистом.62 Большинство афганских (пуштунских) авторов считают, что правление эмира Хабибуллы опиралось на «клинки и цепи» и было коррупционным и преступным.63 Есть и те, кто считает его преступником, исказившим истинный ислам на манер Талибан. И, наконец, индийский исследователь Сензил Навид считает, что сакоистское восстание было вызвано социальными неурядицами нерелигиозного характера и уже потом уламо встало во главу движения и придало ему религиозный характер. Недостаток информации и скудость источников, однако, не позволяет выяснить, кто кого использовал: Бачаи Сако хазратов, или наоборот хазраты воспользовались Бачаи Сако как инструментом для свержения Амануллы?64
Видимо следует согласиться с Сензил Навидом в том, что имела место комбинация местного социального недовольства с активизацией оппозиционного духовенства, которому удалось выразить глубинный народный протест в религиозных символах, понятных афганскому крестьянству.65 Хабибулле же, в котором сочеталась религиозность с незаурядными воинскими качествами, богатым жизненным опытом, храбростью и харизмой, удалось сделать так, что свержение Амануллы и оказание поддержки сакоистам воспринималось как религиозная обязанность.
В судьбах лакайца Ибрагимбека и таджика Бачаи Сако было много общего. Оба были неграмотны, происходили из самой гущи народа, имели криминальное прошлое. Это были своего рода среднеазиатские “робингуды”, обладавшие незаурядными личными качествами - волей, смелостью и воинским талантом. Эти качества подняли их на гребень народных восстаний. Так же как и в случае с Ибрагимбеком, успех карьеры Бачаи Сако был обеспечен не только личными качествами и удачей, но и в значительной степени, поддержкой со стороны народной массы и духовенства. Схож и конец обоих удальцов. Один из них, не удержавшись на престоле и года, был казнен. Другой предпочел активную борьбу с превосходящим противником сытому эмигрантскому безделью, но был схвачен, по другой версии сдался, и 31 августа 1932 г. был расстрелян во дворе изолятора ташкентского ОГПУ.
Однако были и принципиальные различия между нашими героями. Ибрагимбек был узбекским племенным вождем, бежавшим из другой страны и чувствовавшим себя пришельцем и нежелательным элементом в чуждом ему Афганистане, в то время как Хабибулла видел свою силу не столько в поддержке земляков, сколько в религии и был представителем самой многочисленной после пуштунов этнической группы Афганистана. Его харизма выходила за пределы определенной (таджикской) этнической группы. За спиной Бачаи Сако стоял фундаменталистский, не-племенной афганский север в его извечном противостоянии с кочевыми афганскими племенами. Со времени правления сына водоноса, преимущественно таджикские «шамали», или северяне стали устойчивой афганской этно-региональной конфедерацией противостоящей племенному пуштунскому югу.
Своим коротким, но ярким восхождением сын водоноса как будто пытался внушить, что в ХХ веке мусульманину недостаточно просто ходить в мечеть и оттуда безучастно наблюдать за происходящими событиями. Он звал к активному вмешательству в политическую и социальную жизнь. В этом смысле правление Бачаи Сако являло собой одну из первых манифестаций политического ислама в регионе.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ:
История муджахедов-басмачей и почти полумиллионной массы эмигрантов первой и второй волн, закончилась в середине 1930-х, когда СССР укрепил свои позиции в регионе и установил надежно охраняемые и закрытые границы со своими южными соседями. Ослабление «эмигрантского фактора» во второй половине 1930-х гг. совпало с серьезной трансформацией политического пространства Центральной Азии. В Афганистане активность не-правительственной уламо, традиционных (фундаменталистских) лидеров, а также противостоящих им реформаторов-идеалистов типа Амануллы и подобных ему сторонников пан-движений потеряли свою былую силу и бунтарский дух. Эта страна вошла в более стабильный период своего развития, ставшего итогом достигнутого «модус вивенди» между государством и традиционными лидерами. В Советской Средней Азии национальное размежевание 1924-1936 гг., стремительное экономической развитие, внедрение массового светского образования, развитие здравоохранения, изменение положения женщин также резко изменили идеологический и политический климат. Модернизация традиционалистского общества Средней Азии привела к фактическому отделению религии от политики и вытеснению коранического концепта «муджахид» и «мухаджир» из политического обихода. Для Средней Азии катастрофические потрясения, вызванные народными восстаниями и революциями закончились, когда потерпевший поражение Аманулла отправился ссылку в Вилла Орацио, Надир Шах казнил Бачаи Сако, а Ибрагимбека расстреляли особисты САВО. «Век катастрофы» сменил «золотой век» (выражения Эрика Хобсбаума) относительной стабильности, во время которого мусульманские общины отстранились от политического участия и демонстрировали подчинение существующей политической власти, не обращая внимания на ее «неисламский» характер. Образование советских республик Средней Азии и стабилизация Афганистана в начале 1930-х гг. сопровождались ростом национализма, появлением официальных проправительственных религиозных институтов и кооптацией религиозного класса в государственные структуры. Эти годы «приглушенной исламской политики» сменились возрождением исламизма, которое совпало с падением афганской монархии и Советским вторжением в Афганистан в 1970-х гг. Именно тогда в регионе возникли мусульманские движения современного типа, такие как «Джамияти Исломи» в Афганистане и «Хизби Нахзати Исломи» в Таджикистане. Но это уже другая история.
ПРИМЕЧАНИЯ:
35 См.: Агабеков Г. ГПУ Записки чекиста. С. 179-180.
36 Агабеков Г. ГПУ. Записки чекиста. С.179.
37 Файз Мухаммад. Указ. соч. С.27.
38 Агабеков Г. ГПУ. Записки чекиста. С.180.
39 Файз Мухаммад. Указ. соч. С.127.
40 Файз Мухаммад. Указ. соч. С.130.
41 Файз Мухаммад. Указ. соч. С.132.
42 Senzil K. Navid. Religious Response to Social Change in Afghanistan 1919-1929; King Aman-Allah and the Afghan Ulama. Costa Mesa California: Mazda Publishers, 1999, 182.
43 Там же.
44 Stewart, Rhea Talley, Op.cit. 500.
45 Пронин А.В. «Советский Лоуренс" в Афганистане».
46 В этой операции участвовали подразделения 81 кавалерийского и 1 горнострелкового полков и 7 конного горного артиллерийского дивизиона. В документах частей она значится как “Ликвидация бандитизма в южном Туркестане.” Несмотря на то, что более 300 ее участников были награждены орденом Красного Знамени, а остальные - ценными подарками, ее изложение в исторических формулярах было запрещено. См.: Павел Аптекарь «Cпециальные операции Красной Армии в Афганистане в 20-е годы» http://www.rkka.ru/ibibl1.htm
47 Файз Мухаммад. Указ. соч. С.139.
48 Поллада и Навид также считают, что заигрывания Чархи с Советским Союзом принесли амануллистам больше вреда, чем пользы. Они выставили Амануллу в глазах народа другом «безбожного» СССР. См.: Senzil K. Navid. Op.cit. 182
49 Аптекарь П. «Cпециальные операции Красной Армии
58 Соколов-Страхов К. И. Гражданская война в Афганистане 1928-1929 г.г. М.: Госиздат, 1931. С.64. По другим сведениям Бачаи Сако и его соратники были расстреляны.
59 Stewart, Rhea Talley, Op. cit. 574.
60 См.: Халили Х. Указ. соч..-С.С. 96-100.
61 Stewart, Rhea Talley, Op. cit. 576-578.
62 См.: Roy, O., Islam and Resistance in Afghanistan. Cambridge: Cambridge University Press, 1986, 66-67.
63 Губар М., Афганистан дар ма’сир-и та’рих. C.827.
Все даты в формате GMT
6 час. Хитов сегодня: 162
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
Отправлено: 02.02.08 21:09. Заголовок: Басмачество
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума