Loading
АвторСообщение
администратор


Пост N: 357
Зарегистрирован: 09.04.07
ссылка на сообщение  Отправлено: 02.02.08 20:45. Заголовок: Синдзянь


Ма Джунин-«Большой конь» и белые армии в восставшем Синьцзяне.

Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
Ответов - 3 [только новые]


администратор


Пост N: 358
Зарегистрирован: 09.04.07
ссылка на сообщение  Отправлено: 02.02.08 21:00. Заголовок: Тюркско-Исламская Ре..


Тюркско-Исламская Республика Восточный Туркестан

В то время как Шен вступил в острое противостояние с дунганами в Урумчи и Илийском крае, на юге Синьцзяня происходили не менее кровавые и драматические события, которые приблизили советское вмешательство в дела Синьцзяньской провинции. В начале апреля 1933 г. киргизы подняли новое восстание в Сугун Карауле - в 65 милях на северо-запад от Кашгара. Киргизы были хорошо вооружены и являлись прекрасными воинами. Они приблизились одновременно к Кашгару и к приграничному советской Киргизии Иркештаму. Кроме того, они разгромили покинутый китайцами пост Булункуль, что в населенном таджиками и киргизами Сарыколе, в непосредственной близости к советскому Памиру. В результате военного натиска киргизов 19 мая 1933 г. контроль над Кашгаром перешел к тюркам. Уйгур Тимур стал «главнокомандующим Кашгара», а киргиз Османали – «генералом, командиром киргизских войск». Дунгане были отодвинуты на второстепенные позиции. Их лидер, еще один «Ма», (то есть Мухаммад) Ма Шинцзинь, оставался командиром дунганских сил Кашгара.

Как и их советские собратья и единоверцы, коренные народы Синьцзяня не сумели создать общего, объединенного освободительного движения, направленного против власти пришельцев. Дунгане, а также различные тюркские группы имели различную мотивацию и не имели общего руководства и идеологии. Прежде всего, их выступления не имели и не могли иметь просоветский характер, так как китайские мусульмане, как и их афганские единоверцы явились свидетелями преследования ислама и массовых репрессий в Советском Союзе. Они наблюдали нескончаемый поток беженцев из СССР, искавших спасения в соседних странах. В Восточном Туркестане хоть и в гораздо меньшей степени чем в Афганистане находили приют басмаческие элементы с советской территории. Было бы правильным предположить, что синьцзяньские протестные выступления имели больше религиозный и националистический характер. Они отличались и по степени антикитайской напряженности. Дунгане Кашгара под руководством местного милитариста Ма Шинцзиня (клиента Ма Чжунина) стремились установить свою власть в Кашгаре и добивались лишь смещения Чина. Примерно того же добивались уйгуры восточного Синьцзяня, с центром в Хами (Кумуле). Традиционно, они были более китаизированны, чем уйгуры юго-запада (Кашгар-Хотан). Последние не испытывали особых симпатий к дунганам и ставили более радикальные цели, вплоть до достижения полной независимости «Уйгуристана» и отделения от Китая. Созданная по образу и подобию младобухарской - младокашгарская партия под руководством Абдурахима Байбачи была, например и антикитайской и антидунганской. После 19 мая она продолжала интриговать против дунган, создала парламент и призывала к установлению исламского уйгурского государства.

Но настоящим центром уйгурского национализма стал нетронутый вооруженными дунганами и киргизами Хотан, расположенный на самом юге провинции. Было немыслимо представить хотанцев, одетых как кумульцы в китайскую одежду и признававших другой язык, кроме родного тюркского. Там особым влиянием пользовался Исмаилхан Ходжа – лидер восставших рабочих-горняков. Позже его заслонил т. н. Национальный Революционный Комитет (НРК) во главе с теологом Мухаммад Амином Бугра и его младшими братьями – Абдуллой и Нур Ахмадом. К ним также присоединился Абдулбаки Сабит Дамулла – школьный учитель и кади (судья, знаток юриспруденции), родом из приграничной Кульджи. Сабит Дамулла много путешествовал по СССР, Турции, Египту, Индии. Хотанская уламо (религиозные авторитеты), как и младокашгарцы, были тюркскими националистами. Они были связаны с уйгурами Комула (Хами) и испытывали влияние джадидов Бухары, националистов и басмачей Ферганы. В разное время хотанцев и кашгарцев посещали турок Сами Бей, ферганец Шерматбек, бухарец Осман Ходжа и многие другие тюркские националисты и басмачи из СССР. В феврале 1933 г. НРК встретился с лидерами различных уйгурских группировок и образовал Временное правительство во главе с Сабит Дамуллой. Мухаммад Амин Бугра и его братья назвали себя «эмирами». В литературе это правительство больше известно как «Правительство хотанских эмиров». В марте 1933 г. к ним прибыл ферганский басмач Джаныбек. Во время борьбы с басмачеством в 1920-х гг. Джаныбек контролировал район киргизско-китайской границы от Узгена до Кашгара и был вовлечен в незаконный трафик людей и товаров. Джаныбек дважды сдавался Советской власти в 1921 и 1922 гг. В 1927 г. он бежал в Синьцзянь. Весной 1933 г. Джаныбек стал командиром одного из полков хотанцев (хотанлык).

Уйгурский национализм, наряду с повстанческим движением дунган Ганьсу и Синьцзяня, явился главной угрозой китайскому владычеству. Для Шена, с его 20-тысячной армией, ядро которой составляли самые сильные и подготовленные воины того времени - русские казаки, это была двойная опасность, хуже которой могло быть только объединение мусульманских сил под флагом антикитайской освободительной борьбы. Китайцам было бы совсем плохо, если бы они допустили пантюркистский и панисламистский альянс киргизов, уйгуров, узбеков и казахов, поддержанный дунганами. В такой ситуации, китайцы стремились внести раскол в ряды восставших. Как указывалось выше, Шену удалось переманить на свою сторону кумульского вождя Хаджи Нияза.

В мае 1933 г. произошел еще один дунгано-уйгурский раскол – на этот раз в Яркендском оазисе (на полпути между Кашгаром и Хотаном). Два уйгура - кашгарец Хафиз (сторонник Тимура) и хотанец эмир Абдулла Амин Бугра оказались непримиримыми соперниками. Тем не менее, поддержанные киргизами, они заставили китайский (дунганский) гарнизон Яркенда сдаться на милость тюрков. Победителям досталось все содержимое китайских военных арсеналов. Дунгане, однако, не чувствовали себя побежденными и настояли на праве сохранить оружие и вернуться в Кашгар. По дороге, у населенного пункта Кизил, дунгане, включая женщин и детей, были безжалостно истреблены и ограблены киргизами. Второй группе дунган даже не дали покинуть Яркенд. Они были избиты и ограблены в пределах яркендского оазиса. Затем, опьяненные победой киргизы ворвались в Янги Гиссар, где подвергли казни всех попавших в их руки китайцев и дунган. Тогда же, 31 мая 1933 г. уйгуры Аксу изгнали все дунганские части из своего уезда. Массовые убийства дунган в Кизиле и Янги Гиссаре означали окончательный коллапс китайского владычества в южном Синьцзяне и, одновременно, раскол мусульманского лагеря на тюрков и дунган. Первые были представлены разрозненными уйгурскими и киргизскими войсками, сильнейшими из которых были хотанцы, вторые – более дисциплинированными и сплоченными дунганскими силами Ма Шинцзиня. В целом, в мае 1934 г. весь юг оказался в руках тюрков. Дунгане надежно контролировали только «новый город» Кашгара с его арсеналом и сокровищницей. По сути, они находились там в осаде и ждали помощи с севера.

11 июня полк хотанцев, под командованием бывшего ферганского киргиза Джаныбека, прибыл в Кашгар, где в городском саду он был принят с почетом лидером младокашгарцев Абдурахимом Байбача. Джаныбек вызывал раздражение своего киргизского соперника – Османали тем, что первый слишком много времени уделял курению опиума и развлечениям в недавно заведенном гареме. Но более всего Османали беспокоило то, что Джаныбек станет посягать на роль лидера киргизов Синьцзяня. Вслед за Джаныбеком, 4 июля в Кашгар из Яркенда прибыли хотанские войска под командованием эмира Абдуллы. С ним прибыл Сабит Дамулла – премьер и Шайх ул-Ислам Хотанского правительства. Кашгарские уйгуры и киргизы недружелюбно смотрели на многочисленное, плохо вооруженное хотанское войско, вошедшее в город. Тем временем, в Яркенде произошел конфликт между хотанскими, яркендскими и кашгарскими лидерами. Узнав об этом, кашгарец Тимур, заручившись поддержкой киргизов Османали 13 июля 1933 г. арестовал Джаныбека. Затем Тимур и Османали пошли к эмиру Абдулле. Арестовав его, они разоружили некоторых из его людей. Больших жертв удалось избежать, да и условия содержания арестованных, за исключением Джаныбека, были не очень суровыми. Последнее обстоятельство дало основания британскому консулу в Кашгаре Фицморису (Fitzmaurice) предположить, что действиями против Джаныбека управлял советский генконсул, целью которого было устранение этого сильного, антисоветски настроенного лидера южного Синьцзяня.

Далее уйгурами был заключен договор, ограничивающий власть хотанских эмиров исключительно Хотанским оазисом. Хотанцам было предложено оставить Яркенд. Однако вскоре сами кашгарцы выступили нарушителями достигнутой договоренности. Их лидер Хафиз арестовал брата эмира Абдуллы, Нур Ахмад Джана при отходе последнего из Яркенда. В нарушение договора от 4 июля кашгарцы даже зашли на территорию Хотана 20 июля.

Тимур и Османали были близки к тому, чтобы окончательно завоевать весь южный Синьцзянь. Но их интересы разошлись. Если киргиз Османали был настроен против дунган, то Тимур не настаивал на войне против своих бывших союзников. Более того, он осуждал хамийца Ходжа Нияза за его согласие действовать заодно с китайцами против Ма Чжунина. Для него был немыслимым альянс уйгуров с ханьцами против дунган. Тем не менее, Ходжа Нияз и киргизы настаивали, чтобы Тимур начал атаку на дунган в «новом городе» Кашгара. Тогда Тимур совершил явно непродуманный шаг. Он решил разоружить киргизов и предстать перед дунганами как единственный тюркский вождь Кашгара. Тимур послал своих бойцов преследовать киргизов, а сам 9 августа 1933 г. беспечно покинул «старый город» на автомобиле, чтобы посмотреть, как проходят стрельбы. В это время, дунгане в количестве 500 человек вышли из «нового города» и напали на слабоохраняемый «старый город». Тимур допустил фатальную ошибку. Он отвергнул от себя киргиза Османали, не обеспечив заранее надежного союза с дунганами. Он был схвачен бойцами Ма Шинцзиня и расстрелян на месте на пути его возвращения в «старый город». Тимуру отрезали голову и выставили ее на всеобщее обозрение, на пике у ворот мечети Идгах в «старом городе» Кашгара. Так кашгарцы остались без лидера. Эмир Абдулла и басмач Джаныбек воспользовались моментом и бежали из плена, благо он был нестрогим. Вскоре, 16 августа киргизам удалось вернуть Кашгар. Но Османали, хоть он и провозгласил себя «главкомом всех тюркских войск Кашгара» (титул, принадлежавший прежде Тимуру), не был признан уйгурами-кашгарцами в роли лидера. Да и сами киргизы не хотели идти за Османали на штурм хорошо укрепленного «нового города» с засевшими там дунганами, охранявшими богатейший военный арсенал и сокровищницу. 28 августа в Кашгар прибыли люди Ходжа Нияза и, совместно с кашгарцами начали осаду «нового города». Их поддержали киргизы и остатки армии Тимура под командованием некоего Тавфик бея (турка или араба) – сторонника джихада против «неверных». Тем временем, в Яркенде с новой силой возобновилась межуйгурская распря. Эмир Абдулла начал осаду Яркенда, в котором находился Хафиз, сторонник убитого дунганами Тимура. Тавфик и Ходжа Нияз послали хотанским эмирам послов, чтобы склонить их к миру и совместному выступлению против дунган. 26 сентября перемирие достигается, и эмир Абдулла берет под свой контроль Яркенд, а его брат Нур Ахмад Джан – Янги Гиссар. Таким образом, власть Хотанского исламского правительства простирается до границ кашгарского оазиса. Более того, по предложению Тавфик бея, премьер-министр хотанцев Сабит Дамулла вступает в «старый город» Кашгара, чтобы объединить все тюркские силы южного Синьцзяня. Все это время осажденные дунгане без особого труда отбивали атаки Османали и Тавфик бея. Более того, они совершали успешные контратаки, убивая сотни киргизов и уйгуров. Вскоре к уйгурам прибывает пополнение из Хотана. В их числе оказались таинственные 300 «андижанцев» под командованием некоего Сатыбалды Джана – 25-летнего узбека из советского Маргелана. Современники предполагали, что это была про-русская часть, сформированная советскими властями. По этой причине «андижанцы» вызывали подозрение со стороны уйгуров.

В конце-концов тюркам во главе с хотанцами удается объединить силы, взять Кашгар под свой контроль и провозгласить в октябре (по другим данным: в ноябре) 1933 г. так называемую “Восточно-Туркестанскую республику” (ВТР). Ее еще называют Первой ВТР (имея в виду, что в 1944 г. при помощи СССР в Илийском крае была основана еще одна ВТР). Сами уйгуры, в частности хотанцы, предпочитали употреблять свое название - «Уйгуристан». Чаще всего в литературе это образование обозначается как «Тюркско-Исламская Республика Восточный Туркестан» (ТИВТР). Сабит Дамулла стал премьером ТИВТР, а президентом был назначен престарелый Ходжа Нияз, несмотря на то, что он фактически поддержал правителя Синьцзяня Шен Шицая и выступил против мусульманина Ма Чжунина. Сабит Дамулла полагал, что богатый природными ресурсами Кашгар, к тому же, обделенный вниманием центральных властей, сможет обойтись без помощи Китая. Власти самопровозглашенной республики рассылали послов в Узбекистан, Москву, Турцию, Иран, Афганистан и другие страны, добиваясь международного признания и помощи, в первую очередь вооружением. Была послана делегация в Индию, чтобы вызвать заинтересованность Англии в создании буферного государства между Британской империей и Китаем. Делегация из Кашгара нанесла в январе визит в соседний Кабул, где встретилась с премьером Хашим Ханом и королем Захир Шахом, однако вернулась оттуда ни с чем, так как афганцы, «выразив большие симпатии к созданию в Синьцзяне независимого от Китая мусульманского государства», заявили о своем нейтралитете и отказались признавать ТИВТ и тем более помогать ей оружием. Там же, в Кабуле кашгарцы встречались с немецким послом. Все их попытки добиться международного признания не увенчались успехом. Никто не хотел портить отношения с СССР и китайцами и брать на себя ответственность за происходящее в Синьцзяне.

Вмешательство СССР и поражение ТИВТ

В то время как ТИВТР контролировала юг, в самом конце 1933 г. Ма в третий раз осадил Урумчи. На этот раз его войско было еще более многочисленным, чем ранее. Для решительной победы над мятежным генералом, сил у военного губернатора Шена не хватало. В добавление к дунганам и уйгурам, у него объявился еще один противник – бывший военный губернатор провинции китаец Чан Пей-юань, который также атаковал Урумчи. СССР, надо сказать, тоже был встревожен положением дел в Синьцзяне. Особенную озабоченность у него вызывало уйгурское восстание на юге, которое могло привести к возрождению басмачества в советской Средней Азии. Кроме того, ходили настойчивые слухи о связях ТИВТР с японцами и немецкими фашистами и о намерении первых образовать в Синьзяне марионеточное государство по образцу Маньчжоу-го на Дальнем Востоке.

Наступил благоприятный момент для второго хода советской политики в Синьцзяне – прямого крупномасштабного военного вмешательства. В феврале 1934 г. к китайцам в Урумчи пришла долгожданная помощь. Через советско-китайскую границу, в тыл наступающим повстанцам, по снежным сугробам двинулась военная армада. Это были красноармейские отряды, замаскированные под китайцев. То была еще одна, так называемая «специальная операция Красной Армии, по охране границ путем проникновения на территории сопредельных стран», аналогичная «Гилянской экспедиции» в Персию в 1920 г. и экспедиции Примакова-Набихана 1929 г., в Афганистан, о которой речь шла в предыдущих очерках. Солдаты были вооружены новенькими ружьями и одеты в полувоенную форму. За ними двигались темно-зеленые монстры - броневики с пулеметами. Сидевшим в них советским военнослужащим не терпелось испытать на китайцах новую технику и вооружение. Немецкий авиаинженер Георг Весель, наблюдавший эту картину в приграничном Чугучаке, утверждал, что он видел эскадрильи бомбардировщиков без опознавательных знаков, летевших очень низко в направлении Урумчи. Повстанцы, несмотря на упорство, не смогли противостоять технической мощи Красной Армии. Грозные бронемашины извергали мощный огонь, советские летчики сбрасывали бомбы с отравляющими газами на головы китайских крестьян, многие из которых видели самолеты первый раз в жизни. Бойцы были одеты в униформу без опознавательных знаков. Это были две бригады ГПУ, сформированные по решению Политбюро ВКП (б).

О боях под Урумчи в начале 1934 г. рассказывал один из участников тех событий, будущий Герой Советского Союза Ф. П. Полынин:

“Подлетая к городу, мы увидели у крепостной стены огромные толпы людей. Позади штурмующей пехоты гарцевали всадники... Снижаемся и поочередно начинаем бросать в гущу мятежников 25-килограммовые осколочные бомбы. Видим, толпа мятежников отхлынула от стены и бросилась бежать. На подступах к крепости отчетливо выделялись на снегу трупы. У самой земли мы сбросили последние бомбы. Мятежники как будто обезумели от внезапного воздушного налета...Вскоре мятеж был подавлен. В честь победы был устроен большой прием. Губернатор провинции наградил всех советских летчиков, участников боевых действий».

Повстанцы не могли сопротивляться семи тысячам красноармейцев, объединенных в т. н. «Алтайскую добровольческую армию». Чан Пей-юань, потерпев поражение под Урумчи, покончил жизнь самоубийством. Что касается Ма Чжунина, то его 36-я армия потеряла в тех боях 2 000 убитыми. Разбитый отрядами «алтайцев», Шен Шикая и русских белогвардейцев, Ма отступил в юго-западном направлении – на Кашгар. Для этого дунганскому генералy пришлось «экспроприировать» грузовики шведской экспедиции Свена Хедина.

Сам Шен позже признался английскому дипломату Сэру Тейчману в личной беседе, что победе над Ма Чжунином он обязан исключительно помощи Москвы. Разумеется, эта операция Красной Армии служила не столько интересам Шена, сколько самой СССР. Она была сродни помощи, оказанной русскими китайцам в их борьбе против Якуббека в 1871 г. Ее итогом стало усиление советского влияния в провинции и нейтрализация белоэмиграции в смысле ее привлечения на свою сторону в деле борьбы против повстанческого движения.

На случай возможного разоблачения в мировой прессе, советские газеты осуществляли идеологическое обеспечение своего вторжения в Западный Китай. Сообщалось в частности, что Ма был японским агентом, стремившимся к установлению японского господства над Средней Азией и Кавказом.

Между тем, положение «Тюркско-Исламской Республики Восточный Туркестан» ухудшалось. Англичане, заинтересовавшиеся было вначале в установлении контактов с правительством Сабита Дамуллы, дали задний ход, опасаясь возможного осложнения с Китаем и Россией. Об этом недвусмысленно английское правительство заявило в лондонской «Times». У Британской Индии, доживавшей свои последние годы, не было материальных и военных ресурсов, а также политического влияния для вмешательства в соседний Кашмиру китайский Кашгар. Правительство Сабита Дамуллы продолжалось всего с октября 1933 по январь 1934 гг. Он был окружен турецкими, арабскими и афганскими советниками, которые, по словам Ай Чен-Ву и спровоцировали его на провозглашение «республики». ТИВТР продержалась недолго потому, что ей пришлось противостоять не только СССР и Китаю. Тюркско-исламская платформа новой республики не устраивала ни русских, ни дунган, ни китайцев. Да и тюркские собратья уйгуров– киргизы и казахи были больше обеспокоены сохранением своего кочевого образа жизни, чем введением шариатского правления. Другими словами, у ТИВТР не было друзей ни в Китае, ни за его пределами. Вооруженными противниками ТИВТР явились сплоченные дунганские отряды. В январе 1934 г. они разбили отряды Хаджи Нияза и заняли Кашгар, уничтожив в одну ночь семь тысяч уйгуров. В рядах тюрков начался раскол и предательства. Склонный к сотрудничеству с китайцами Ходжа Нияз вступил в переговоры с СССР. Вскоре он выдал Шену Сабита Дамуллу и некоторых министров правительства ТИВТР. Оставшиеся в живых уйгурские руководители бежали в Афганистан и Индию.

В конце-концов, независимый Кашгар пал не от рук китайцев, а дунган. На протяжении первых трех месяцев 1934 г. дунгане очистили Синьцзянь от уйгурских войск и поднесли его «на тарелочке» гоминдановцам. Таким образом, китайцы, при помощи СССР, успешно применили свою политику «контроля варваров при помощи варваров».

После подавления восстания ферганский киргиз Джаныбек бежал в северную Индию, в г. Ишкаман где скончался в 1939 г. Что касается судьбы «императора Средней Азии» Ма Чжунина, то к тому времени, как он достиг Кашгара, тот уже был освобожден от тюрков. Через пару дней генерала видели в консульстве Швеции. Те, кто с ним встречался, утверждают, что Ма был полон решимости продолжать борьбу именно из этого города на юге Синьцзяня. Он решительно отказывался идти на мир с правительством Урумчи. Он считал Шена советской марионеткой и подтвердил свою преданность идеалам Гоминьдана. Ма Чжунин вступил в переговоры с англичанами. Но то, что произошло далее, не поддается объяснению. Неожиданно, в июле 1934 г. Ма передал командование дунганскими войсками своему сводному брату и навсегда покинул Синьцзянь. Кто-то видел, что перед исчезновением Ма Чжунин посетил советское консульство в Кашгаре. Так загадочно закончилась карьера еще одного “освободителя” Средней Азии.

Подразделения “Алтайской добровольческой армии” возвратились в СССР в конце апреля 1934 г., после окончательного усмирения провинции. Для обеспечения советского влияния в Синьцзяне остался один кавалерийский полк численностью около тысячи человек с бронемашинами и артиллерией. В составе «алтайцев» были и белоэмигранты, некоторым из которых было позволено вернуться в СССР после завершения операции. Их место заняли красноармейцы, маскировавшиеся под белогвардейцев. Для обучения китайцев военному делу в Синьцзяне остались также несколько десятков военных советников, среди которых был будущий Маршал, дважды Герой Советского Союза П. С. Рыбалко. В июне 1934 г. бывший белогвардеец Н. И. Бектеев (заменивший расстрелянного в начале года Паппенгута) был назначен командующим Южным фронтом армии урумчинского правительства Шена. Помощником эмигранта Бектеева был назначен П. С. Рыбалко, который выдавал себя за “русского генерала китайской службы”.

В результате, CCCР значительно усилил свои позиции в трех северных уездах – Или, Чугучаке и Шарасуме. Он получил доступ к ценным полезным ископаемым, найденным в этом регионе, включая нефть, медь, золото и уран.

Так, помимо своей воли, белоказаки способствовали усилению просоветской ориентации региона. Однако, то, что большевики и белогвардейцы оказались в одном лагере китайской гражданской войны, кажется неожиданным только на первый взгляд. Мотивы, определившие их выбор, имели принципиальный характер. История колониальной Средней Азии показывает, что в каждом случае прямой угрозы имперским интересам в регионе, конфликтующие русские стороны оставляли в сторону взаимные претензии. Так, в Фергане в 1918-1920 гг. попытка создания басмаческо-белогвардейского союза закончилась неудачей. Как только белогвардейцы увидели первые признаки сотрудничества мусульман Ферганы и Афганистана, они покинули Мадамина и сдались большевикам. “Русские никогда не соединятся с мусульманскими повстанцами”, писал тогда лидер белогвардейцев Монстров командующему Туркфронта Фрунзе”. Аналогичное неприятие “панисламизма” как освободительного движения объединяло русских - как белых, так и красных - против мусульман Синьцзяня.

Кроме того, имелись и более земные, прагматичные мотивы. Дело в том, что советская сторона обещала многим из белоказаков возможность достойного возвращения на Родину или предоставление больших земельных наделов на китайских территориях в случае поддержки советского вторжения.

Заключение

Так закончились политическая и военная деятельность белогвардейцев-беженцев в Западном Китае. Отказавшиеся принять Октябрьскую революцию, офицеры и казаки были изгнаны в неизвестную для них страну. Почти все они пережили две войны - первую мировую и русскую гражданскую. Некоторые их них были вовлечены - вольно или невольно - в третью, гражданскую войну в Китае. Для последних, война длилась с 1914 по 1934 гг. Эта двадцатилетняя война не могла не сказаться на их поведении и отношении к окружающему миру. Так же как жизнь не щадила их, так и белоэмигранты не жалели тех, кого они встретили в изгнании. Именно по этой причине след, который оставила изгнанная революцией русская армия в Китае, окрашен кровью тысяч китайцев, русских, мусульман, убитых во время жестокой китайской гражданской войны первой трети ХХ века.

Русские отряды, которые назывались по-китайски “гуйхуа” то есть “натурализированные”, оставили в Синьцзяне репутацию хороших бойцов. Как писал Ай Чен-Ву, они сражались с “дерзостью и дикой стойкостью”. Но при этом он добавлял, что “русские солдаты пребывали в состоянии напряженной меланхолии, а иногда сильно напивались». Такое поведение неудивительно для людей, которые не имели реальной перспективы на будущее. Ай Чен-Ву писал:

«мне было жалко этих изгнанников, в общем, замечательных людей, несмотря на все их недостатки. Грустно видеть, как их гложет ностальгия по тому миру, который отгородился от них. Для них, еще более грустно видеть мир, которого больше не существует. Хотя мы обязаны им своим спасением, они остались для нас чужими, а их поведение вызывало у нас постоянную тревогу».

Что касается дунган, чьими руками была разгромлена ТИВТР, то губернатор Шен Шикай заключил с ними мир в сентябре 1934 г. Ма Ху-Шан (сводный брат Ма Чжунина) получил от китайцев власть над южным Синьцзянем. Бывший некогда центром уйгурского национализма Хотан стал столицей «Дунганистана» - лояльной Нанкину сатрапии, существовавшей вплоть до 1937 г. Тогда по просьбе Урумчинского правительства, советская пехота и авиация провели еще одну экспедицию силами пятитысячной «киргизской бригады. Советскими войсками было уничтожено 8 тысяч уйгуров и 6 тысяч дунган. Одновременно, в Ташкенте в одну ночь были перебиты 400 студентов-уйгуров из Синьцяня. Следом по всей Средней Азии прокатилась волна репрессий против буржуазных националистов и «агентов японского империализма».

Говоря о дунганском генерале Ма Чжунине, то после того как он таинственно исчез в июле 1934 г., «Большой конь» благополучно всплыл... в СССР. На первый взгляд выглядит крайне странным: почему Советы, которые помогли китайцам расправиться с дунганским генералом, протянули ему руку помощи, и почему эта помощь была принята? Исчезновение Ма, однако, вполне логично вписывается в советскую концепцию национального движения. СССР обычно поддерживал мусульманские восстания в Китае, поставляя им оружие и готовя кадры. Вероятно, молодой Ма также был отправлен на учебу в СССР как потенциальный вожак для будущих операций большевиков в Синьцзяне. По некоторым сведениям, честолюбивому дунганину в 1936 г. было обещано место губернатора Синьцзяня в случае перехода власти к коммунистам. Однако, Ма Чжунин так и не показался ни в Синьцзяне, ни где-либо в другом месте. Его след затерялся где-то в СССР. Скорее всего, он был казнен во время репрессий против военных кадров в 1937-1938 гг. Были слухи о том, что неудавшийся объединитель Средней Азии и Синьцзяня Ма Чжунин закончил летную школу, стал пилотом и служил в советской авиации в годы войны.

В 1949 г. Народно-Освободительная Армия Китая вошла в Синьцзянь, а днем позже губернатор провинции, волжский татарин Бурхан Шахиди присягнул на верность Мао Цзедуну. 1 октября была провозглашена Китайская Народная республика, а шестью годами позже было принято постановление об упразднении независимости региона и создании на его территории Синьцзянь-Уйгурского автономного района (СУАР). Последним шагом в надежном включении Синьцзяня в состав сильного и неделимого Китая было полное закрытие границы. КПК отказалась от политики лавирования, дипломатических маневров и заигрывания с СССР. Только тогда СССР понял, что граничит с поистине великим и грозным соседом, который не потерпит более вмешательства в свои дела и будет самым решительным образом подавлять всякие проявления сепаратизма. Мао Цзедун объединил страну и превратил ее в силу, с которой нельзя было не считаться на международной арене. Затем китайские коммунисты инициировали невиданную в истории ханьскую миграцию в северо-западные провинции, которая сделала надежды на независимость «Восточного Туркестана» еще более призрачными. В начале XXI века ханьцы составляли примерно половину населения края. Сегодня от ТИВТР и ВТР не осталось ни следа, ни в самом Китае, ни за его пределами. Идея «Восточного Туркестана» и «Уйгуристана» витает главным образом в уйгурских эмигрантских кругах и виртуальном веб-пространстве. Заинтересованные в сотрудничестве со своим могущественным восточным соседом, власти стран Центральной Азии выступают против уйгурского сепаратизма и отождествляют его с международным терроризмом.

Оригинал

Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
администратор


Пост N: 425
Зарегистрирован: 09.04.07
ссылка на сообщение  Отправлено: 28.02.08 20:24. Заголовок: Пепел Уйгурии. Как И..


Пепел Уйгурии. Как И.Сталин предал им же созданную Восточно-Туркестанскую Республику
ВОСТОЧНЫЙ ТУРКЕСТАН БЫЛ БРОШЕН НА ПРОИЗВОЛ СУДЬБЫ

Последние события политической жизни, иные из которых, на удивление, лишь повторяют в новых условиях уже известное в истории (например, международный терроризм), вновь сделали актуальной горестную фразу замечательного гражданина России Василия Ключевского: "История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков". И вновь думаешь о России как о стране невыученных уроков.

Между тем неуспеваемость по одному из самых важных предметов - обществоведению - не проходит бесследно. Пример тому - почти неизвестная страница истории, разворачивавшаяся на наших южных границах на исходе лета почти шесть десятилетий назад. Нога советского солдата тогда еще не ступала ни в Африку, ни в Латинскую Америку - экспорт революции осторожно испытывался вблизи родных стен. Сейчас уже мало кто помнит о существовании Восточно-Туркестанской Республики (ВТР), провозглашенной в конце 1944 года на части территории китайской провинции Синьцзян. А ведь это было первое государство социалистической ориентации, правда, формула эта была придумана позже, в 70-х годах. А в 40-х в скупых и весьма редких тассовских строках ВТР неизменно называли форпостом пробудившихся трудящихся Востока (после, разумеется, советской Средней Азии), поднявшихся на сей раз против китайских угнетателей, К сведению: тогда Китай с президентом Чан Кайши был союзником СССР в антифашистской войне.

Именно с тех пор ведет начало цепь парадоксов нашей политики по отношению к третьему миру. Точнее, цепь самообмана нашего высшего государственного руководства и обмана им собственного народа, подстрекательства "верных друзей", которых затем бросали на произвол судьбы, часто трагической. С поражающей некритичностью и почти без скидок на меняющиеся условия это повторялось затем в Иранском Азербайджане, в Африке, Латинской Америке и, как апофеоз, в Афганистане.

Впервые о Восточно-Туркестанской Республике лично я услышал от Рахмата Салимова (тогда ответственного сотрудника Совета министров Узбекистана) более трех десятилетий назад. В 70-е годы редко кто мог рассказать что-либо о Кашгаре, как в Узбекистане издавна называли Синьцзян. Советско-китайская граница давно и прочно была на замке, близкие родственники по обеим ее сторонам пребывали без права общения и переписки. И даже о том, что великий узбекский поэт Фуркат жил и умер в кашгарском городе Яркенде, в школах на уроках литературы говорили глухо и неопределенно. Рахмат Салимович тоже не афишировал, что провел несколько лет в Синьцзяне. Но однажды открылся: в 1944-м он был отозван с фронта и заброшен в синьцзянский город Кульджа.

Товарищу И.В. Сталину - нарком Л. П. Берия

Письмо с таким адресом из "Особой папки И.В. Сталина" хранится в Государственном архиве РФ. Направлено в Государственный комитет обороны Сталину и в Наркомат иностранных дел Молотову.

Докладывается: 23 сентября 1944 года мусульманское население Нилхинского уезда провинции Синьцзян восстало против местной китайской администрации, разгромило войсковой отряд в триста человек и 7 октября заняло уездный центр Нилхэ. Начальник уезда, начальник полиции и другие 11 человек расстреляны. (Кто эти "и другие"? Расстреляны - и все.)

Повстанцы направились затем в соседние уезды "для привлечения к восстанию трудящихся мусульман". При этом активно проявил себя агент НКВД-НКГБ (фамилия рассекречиванию не подлежит). Заняв крупный город Синьцзяна Кульджу, говорится далее в донесении, повстанцы создали Комитет республики Восточного Туркестана во главе с Алиханом Тюря, главным муллой Кульджи. В обращении в советское консульство они подчеркивают, что "взяли власть в свои руки, но не располагают достаточными средствами для ее удержания". Пол обращением подпись Алихана Тюри и еще 13 человек комитета.

По просьбе новой власти в помощь восставшим направлены советники во главе с генералом Егнаровым с необходимыми средствами связи и специалистами по подрывному делу В районы восстания переброшены подготовленные ранее пять конных отрядов численностью 590 человек из бывших жителей Синьцзяна и из народностей Средней Азии. Поставлена задача обрасти людьми. Подписано: народный комиссар внутренних дел Л. Берия, народный комиссар государственной безопасности В. Меркулов.

В другом донесении на имя Сталина и Молотова сообщаются уже подробности. Например, председатель Временного правительства Восточного Туркестана Алихан Тюря Шакирходжаев - узбек, 1887 года рождения. До 1931 года жил в СССР, за антисоветскую пропаганду был осужден на 10 лет, бежал в Синьцзян, где стал авторитетным толкователем Корана и, наконец, главным муллой Кульджи. (Утверждали, что Алихан был просто загодя заброшен в Синьцзян.) Войско повстанцев к марту 1945 года насчитывает 8300 человек, может быть быстро увеличено до 12 тысяч. Генералу Егнарову надлежит обучить их, сделать боеспособными, усилить вооружение, восполнить недостаток квалифицированных военных кадров, учитывая, что у центрального правительства Китая в данном районе сосредоточены 70 тысяч солдат регулярной армии.

Помощь идет

Мнение НКВД: национально-освободительное движение в Синьцзяне поддержать. Оказать помощь в организации военных действий. Вывод: "в случае удачи в Синьцзяне возникнет независимое от Китая дружественное СССР мусульманское демократическое государство". Как это похоже на ожидания наших доморощенных спецов по Афганистану, не устававших самообманываться и через 35 лет!

Самое интересное - рекомендации НКВД Временному правительству республики. Немедленно приступить к наделению мусульманской бедноты землей за счет китайцев-помещиков. Добавить в правительство представителей трудящихся мусульман. Разместить внутренний заем, ввести налоговую систему и госторговлю.

Позволю себе лишь один комментарий. Как журналисту, мне пришлось работать в Афганистане в 1981-1982 годах, Со времени кашгарских событий тогда минуло уже 35 лет. Но мысль наших политических и экономических советников выше "наделения мусульманской бедноты землей" не поднималась. В то время как всякий правоверный магометанин знал от рождения, что землю дает Аллах, а не чиновник из Кабула в паре с незваным шурави, что в переводе означает "советский". Естественно, афганский дехканин отказывался от "наделов", нередко стоивших ему жизни. Наши же знатоки истории из Политбюро так ничего нового и не придумали, хотя Афганистан 80-х годов и Синьцзян 40-х стояли примерно на одной исторической ступени. Рекомендации, скомпрометировавшие себя еще 35 лет назад, повторялись слово в слово.

В связи с потерей интереса

Рахмат Салимов рассказывал, как трудно было уговорить простого мусульманина-кашгарца взять в руки оружие. Большинство населения провинции составляли уйгуры, они жили в городах или занимали лучшие угодья при острой нехватке земли и неплохо ладили с китайской администрацией. Добавим к этому неизжитый страх перед большевиками, поддерживавшийся многочисленными эмигрантами из среднеазиатских республик.

Постепенно сообщения наркома внутренних дел председателю Госкомитета обороны стали напоминать скорее военные сводки. "3 июля 1945 года китайцы перешли в наступление... но были отброшены на прежние позиции. Потери китайцев - сто человек убиты, повстанцев - трое убитых и один ранен".

К сентябрю 1945 года содержание переписки опять резко меняется, 5 сентября Берия пишет Сталину и Вышинскому: "...после капитуляции Японии центральное правительство (Китая. - Прим. авт.) имеет все возможности изменить обстановку в свою пользу... НКВД просит указаний о целесообразности дальнейшей поддержки повстанческого движения мусульман в Синьцзяне".

Последнее донесение на эту тему в "Особой папке И.В. Сталина" адресовано Круглову и Абакумову и лишь "разослано" Сталину, Молотову, Берии: "К исходу 16.06.46 закончил вывод наших людей и изъятие выданного нами вооружения на севере Синьцзяна". Разумеется, вывод "наших людей" не был обставлен так широковещательно, как почти 45 лет спустя марш через Амударью в районе порта Хайратон. Но история, что ни говорите, повторилась.

Георгий МЕЛИКЯНЦ
Известия
23/08/2002


Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
администратор


Пост N: 1363
Зарегистрирован: 09.04.07
ссылка на сообщение  Отправлено: 29.09.09 11:17. Заголовок: В.А. Бармин (Барнаул..


В.А. Бармин
(Барнаульский государственный педагогический университет)
УЧАСТИЕ СИБИРСКИХ ЧАСТЕЙ КРАСНОЙ АРМИИ
В РАЗГРОМЕ БЕЛОГВАРДЕЙСКИХ ВОЙСК В СИНЬЦЗЯНЕ
(МАЙ-СЕНТЯБРЬ 1921 г.)

Весной 1920 г. после разгрома основных сил адмирала Колчака, на территорию китайской провинции Синьцзян перешли крупные отряды разбитой белогвардейской армии под командованием атамана Оренбургского казачьего войска Дутова, командира корпуса колчаковских войск генерала Бакича, командующего Семиреченской армией атамана Анненкова и др. На китайской территорий командование этих войск достаточно быстро восстановило боеспособность частей и стало готовить новые операции против Советской России. При этом подразделения Белой армии совершенно перестали считаться с китайскими властями провинции, деморализуя мирную жизнь населения. Количество людей, перешедших китайскую границу в массе отступающих войск, точно установить практически невозможно, однако большинство источников сходятся на том, что только в марте 1920 г. и только в пограничных округах Синьцзяна осело 25-30 тыс. военнослужащих и членов их семей. Между тем в течение года число беженцев постоянно увеличивалось за счет продолжавших прибывать остатков войск, а также участников разгромленных кулацко-эсеровских восстаний. В

405

результате к исходу весны 1921 г. на территории провинции оказалось около 50 тыс. русских солдат, офицеров и беженцев.

В первые недели своего пребывания в Китае эта огромная деморализованная масса военных и гражданских лиц в какой-то мере подчинялась распоряжениям китайских властей, однако даже в первые дни это подчинение было весьма относительньм. Надо отметить, что практически все подразделения белогвардейских войск, интернированные на территории Синьцзяна, сумели сохранить большую часть своего вооружения либо, закопав его при переходе границы, как это сделали отряды Анненкова, Дутова, Щербакова и того же Бакича, либо просто переходя китайскую границу нелегально и сохраняя при этом оружие и боеприпасы, как это делали в большинстве своем более мелкие подразделения.

Между тем, дав разрешение на размещение белогвардейских отрядов на территории провинции, ее администрация очень скоро осознала, что поступила весьма опрометчиво. Очевидец событий, белоэмигрант Камский писал по этому поводу в своих воспоминаниях: «Местные китайские власти первое время совершенно растерялись и только с ужасом смотрели на все новые и новые толпы пришельцев и, не обладая никакой сколько-нибудь серьезной военной силой, не могли бы оказать противодействия каким-либо начинаниям русских» [2].

Зимой 1920/1921 гг. военная часть русской эмиграции в Синьцзя-не вступила в этап необходимой консолидации антисоветских сил и разрозненных воинских частей, объединения их под командованием одного военачальника. Этот процесс не мот не вызвать ожесточенной схватки между претендентами на должность командующего. В результате этой борьбы власть оказалась в руках генерала Бакича, который после смерти Дутова оказался и по званию, и по должности самой крупной фигурой в среде синцьзянской белегвардейской эмиграции. Он и развернул энергичную деятельность по объединению под своим командованием всех отрядов белогвардейцев, оказавшихся на территории провинции. Отряды Бакича стали совершать нападения на территорию Советской России, уничтожать гарнизоны небольших селений, вырезать семьи партийных работников и советских служащих. Бакич планировал, превратив территорию провинции в свой плацдарм, попытаться в то же время объединить антисоветские силы на территории России для того, чтобы совместными действиями начать новый этап борьбы с советской властью. В ходе подготовки к осуществлению своих планов Бакич не только совершенно перестал считаться с администрацией округов, где размешались его войска, но начал разоружать

406

китайских веннослужащих, захватывая с этой целью населенные пун-ты и крепости, где стояли гарнизоны. Ввиду малочисленности китайских правительственных войск и их слабой подготовки оказать сопротивление действиям Бакича оказалось некому. Не обладая реальной силой для борьбы с белогвардейцами, китайские власти оказались заложниками собственной недальновидности. Выход из этого положения был один: искать помощи у Советской России, которая только и была заинтересована в уничтожении войск белогвардейцев.

Дислокация десятков тысяч белогвардейцев в ближнем приграничье не могла не вызывать и у советского руководства вполне оправданного беспокойства. Бесконечные набеги небольших отрядов белоэмигрантов на территории сопредельных с Синьцзяном российских областей, проблема беженцев осложняли и без того напряженную обстановку в этом регионе и требовали быстрейшего решения. Первые попытки снять с повестки дня эти вопросы российская сторона предприняла уже в 1920 г., т.е. буквально через несколько месяцев после ухода белых в Синьцзян. В сентябре 1920 г. в соответствии с предписанием Сибревкома была создана «Комиссия по переговорам с китайскими представителями Алтайского округа Синьцзяна о выдаче бандитов, перешедших границу» [3]. Комиссия, в которую вошли командующий группой войск Егоров, член Усть-Каменогорского уисполкома Рычков-Ракая, командир батальона 229-го Новгородского стрелкового полка Никольский, 14 сентября 1920 г. провела переговоры на пограничном посту Телектинский с китайской делегацией, возглавляемой начальником бюро по сношениям с иностранцами Алтайского округа Ма Цзином. Стороны подписали совместный протокол, где, в частности, говорилось, что всем бандитам и беженцам, проживающим на границе китайской территории, будет сообщено, что в случае их возвращения на Родину им всем будет объявлена амнистия. Если же они откажутся от возвращения, то китайские власти обяжут их выехать в глубь Китая.

Все более наглое поведение белогвардейской эмиграции на территории Синьцзяна, а также ее открытая подготовка к походу против Советской России, которая грозила китайскому руководству самыми непредсказуемыми последствиями, вынудила в конце концов последнее вступить в переговоры с советским военным командованием в Туркестане и Сибири относительно проведения совместной военной операции против частей Бакича и Новикова. В результате переговоров, которые с советской стороны вел член Реввоенсовета Сибфронта Воронин, 17 мая 1921 г. был подписан договор, в соответствии с которым

407

на территорию провинции вводились части Сибфронта и Уркфронта «...для совместной ликвидации белых армий Бакича и Новикова» [4]. В соглашении определялось, что «советские войска, вступившие на китайскую территорию согласно этого договора, имеют целью ликвидацию белых отрядов Бакича и Новикова. После этой ликвидации немедленно отводятся на территорию Советской России». Статья седьмая договора гласила: «Российское Советское правительство заявляет, что войска Красной Армии, введенные в пределы Китая, не будут нарушать интересов граждан Китайской Республики и будут стоять на позиции сохранения международных правил». На первые семь дней операции советские войска должны были иметь запас собственных продуктов, если же боевые действия не были бы закончены за этот период, то китайские власти обязывались обеспечить поставку продуктов по красноармейским пайковым нормам. Предполагалось, что после завершения операции Советское правительство компенсирует эти поставки в натуральном или денежном выражении. Кроме того, китайская сторона обеспечивала части Красной Армии гужевым транспортом [5].

Проведенная в соответствии с подписанным соглашением в мае-июне 1921 г. так называемая Чугучакская операция оказалась не совсем удачной, и значительной части белых войск под командованием генерала Бакича удалось вырваться из окружения. Потеряв около 1000 убитыми и 1500 пленными, бросив обозы, раненых и семьи офицеров и казаков, белогвардейцы, вырвавшись из окружения в количестве 5000 солдат и офицеров, ушли в Алтайский округ. Не встречая со стороны китайских войск каких-либо попыток остановить их, 2 июля 1921 г. войска Бакича практически без боя захватили крепость Шара-Сумэ. В качестве трофеев им досталоь «...около 400 винтовок, 12 пулеметов и столько же орудий, 1000 снарядов, 60000 патронов, 1000 пудов риса и пшеницы». Несколько оправившись от поражения, генерал Бакич к середине июля стал фактическим хозяином Алтайского округа, возобновив энергичную работу по подготовке своих войск к дальнейшей борьбе [6]. В результате сложившихся обстоятельств китайские власти вынуждены были вновь обратиться к Советской России с просьбой о помощи в окончательном разгроме Бакича. Однако на этот раз просьба провинциального правительства Синьцзяна о проведении повторной операции натолкнулись на серьезные возражения командования Сибфронта, которое считало, что в ближайшее время ее проведение невозможно «ввиду отсутствия в данный момент свободных и достаточных сил» [7]. Тем не менее, острая необходимость в

408

восстановлении торгово-экономических связей с Синьцзяном, а они могли стать логическим продолжением военного сотрудничества сторон, вынудила советское руководство принять волевое решение о проведении повторной операции против Бакича.

Для окончательного разгрома частей Бакича в соответствии с новым договором, подписанным 12 сентября 1921 г. «Особоуполномоченным Реввоенсовета войск Сибири по заключению соглашения» Погодиным, части Сибфронта вновь были введены на территорию Алтайского округа провинции. Условия нового соглашения, обеспечивавшие Красной Армии более выгодные условия пребывания на китайской территории, а главное - большую свободу действий, позволили ей в ходе нескольких операций к началу октября 1921 г. уничтожить остатки войск белогвардейцев [8]. Этот шаг советской стороны в свою очередь был достаточно высоко оценен центральным китайским правительством и сыграл в дальнейшем весьма позитивную роль в нормализации советско- китайских отношений. Генерал Бакич после разгрома его войск в Синьцзяне бежал в Монголию, где был вскоре пленен и выдан советским властям. По приговору военного трибунала он в 1922 г. был расстрелян в Новосибирске.

ПРИМЕЧАНИЯ

1.АВП РФ. Ф. О./100-в. Оп. 4. П. 102. Д. 2. Л. 7.

2.Камский. Русские белогвардейцы в Китае. М., 1923. С.14.

3.РЦХИДНИ. Ф. 495. Оп. 154. Д.48. Л. 3.

4.АВР РФ. 100. Оп. 41а. П. 163. Д. 1. Л. 27-29.

5.Там же.

6.Молоков И.Е. Интернациональная помощь РСФСР и ДВР Монголии и Синьцзяну (Китай) в разгроме белогвардейцев в 1920-1922 гг. С. 82.

7.АВП РФ. Оп. 0/100в. П. 101. Д. 1. Л. 3.

8.Советско-китайские отношения. 1917-1957: Сб. док. М., 1959. С. 59-60.

http://new.hist.asu.ru/biblio/borod2/82-409.html

Спасибо: 0 
ПрофильЦитата Ответить
Ответ:
1 2 3 4 5 6 7 8 9
видео с youtube.com картинка из интернета картинка с компьютера ссылка файл с компьютера русская клавиатура транслитератор  цитата  кавычки оффтопик свернутый текст

показывать это сообщение только модераторам
не делать ссылки активными
Имя, пароль:      зарегистрироваться    
Тему читают:
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
Все даты в формате GMT  6 час. Хитов сегодня: 188
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет



Яндекс цитирования
Новости Форума история Казахстана

Подписаться письмом