Крупный общественный и государственный деятель, один из организаторов борьбы за установление советской власти в Казахстане, участник гражданской войны. Родился в ауле Кайдауль Торгайского уезда. В раннем детстве обучался у русских учителей. Но юного Алиби приметили миссионеры православия. Желая подготовить из него священника, они направили его в 1903 г. в Оренбургское духовное училище. Успешно закончив его, он поступает в Казанскую учительскую семинарию. Но вскоре за участие в демонстрации протеста и бунтарский характер его из нее исключают. В 1906 г. Джангельдин поступает в Московскую духовную академию, где и продолжает знакомиться с нелегальной литературой. В это время его захватывает идея о мировом путешествии. Но поскольку для этой цели были нужны немалые средства, он решается осуществить путешествие пешком. 3 июля 1910 г. он вышел из Москвы и вернулся в Россию в январе 1913 г., побывав в Польше, Австро-Венгрии, Югославии, Болгарии, Турции, Сирии, Палестине, Египте, Абиссинии, на Аравийском полуострове, в Месопотамии, Персии, Индии, Сиаме, Китае и Японии. В 1913 г. проводил агитационную работу в Казахстане. Из-за преследований царских властей летом 1913 г. переезжает в Крым и устраивается на работу в местное отделение Пулковской обсерватории. В 1915 г. в Петрограде вступает в большевистскую партию. В 1916 г. вместе с Амангельды Имановым возглавляет в Торгайской волости вооруженное восстание. После свершения Октябрьского переворота СНК РСФСР назначает его временным, затем чрезвычайным комиссаром Степного Киргизского края. На 1-м Торгайском областном съезде Советов в марте 1918 г. был избран председателем областного исполнительного комитета. В августе-ноябре 1918 г. возглавил отряд, который доставил Актюбинскому фронту медикаменты, оружие и боеприпасы. За осуществление этой операции был награжден орденом Боевого Красного Знамени. В 1919 г. - председатель ревкома Киргизского края. Один из организаторов первого Учредительного съезда Советов Казахстана. В 1920 г. Джангельдин был избран членом первого состава ЦИК Казахской АССР. Делегат 13-го съезда РКП (б). В 1938-1953 гг. - депутат Верховного Совета Казахской ССР. Награжден орденом Ленина, другими орденами и медалями СССР. Умер в 1953 году.
Чингиз Джангильдин: "Судьба отца - в судьбе страны" Ботагоз ТОРГАЕВА, "Страна и мир", 16 декабря
Казах, имевший христианское имя - Николай Степнов, очарованный странник, покинувший кыпчакскую степь, чтобы совершить кругосветное путешествие длиною в четыре года, один из вождей Тургайского восстания 1916 года, романтик-большевик, совершивший в 1918 году по заданию Ленина легендарный поход через Каспийское море для доставки оружия на Актюбинский фронт. Алиби Джангильдин навсегда останется в памяти народа как бесстрашный комиссар, вооруживший казахов.
В 2004 году исполнилось 120 лет со дня рождения государственного деятеля, человека-легенды Джангильдина Алиби Тогжановича, всю свою жизнь посвятившего свободе и независимости своего народа. В День Независимости Республики Казахстан мы предлагаем вниманию читателей интервью с его сыном, Чингизом Алибиевичем Джангильдиным.
- Чингиз Алибиевич, расскажите, каким был Алиби Джангильдин отцом? Каким он Вам запомнился?
- Свой первый асату я получил на родине предков, в Костанайской области, куда меня десятилетним ребенком привез отец. Меня, мальчишку, выросшего в городе, обедавшего за сервированным столом, немного удивило, что бешбармак чужой человек набирает щепотью, и кладет прямо в рот ребенку. И когда почтенный аксакал, у которого мы сидели в гостях, подозвал меня, чтобы дать асату, то я пошел неохотно и неуверенно посмотрел на отца, и когда я встретил его строгий взгляд, то понял, что это нужно принять как дар. После того, как я получил асату, отец смотрел на меня уже тепло и ласково…
Он был внимательным, всегда интересовался моей учебой, знал всех моих учителей. Мое детство было веселым и радостным, я рос в атмосфере семейного уюта и тепла. Наша семья - это семья большевиков и алашординцев, папа моей мамы Асфендияр Кенжин был активным и авторитетным членом "Алаш-Орды". В годы сталинских репрессий он был расстрелян, а его жена Жаннета Рамазановна была отправлена в знаменитый концлагерь "Алжир". Но что поразительно, моя мама никогда не говорила плохо о Сталине, более того, она его уважала. Я говорил: "Почему, мама? Он же расстрелял твоего отца!" А она отвечала: "Нет, Сталин не виноват. Он не знал". Интересно и то, когда в 1953 году умер Сталин, вся страна находилась во всеобщей скорби и трауре, а мой отец - коммунист и комиссар, - наоборот, держался спокойно. И мама, не выдержав, спросила: "Почему ты так спокоен?" На что отец ответил: "Для всех было бы лучше, если бы это произошло десять лет назад, в переломный период Великой Отечественной войны, в 1943 году". Отец считал, что если бы Сталин ушел из жизни в 1943 году, то не было бы второго витка репрессий.
А что касается "Алаш-Орды", то в нашем доме никто никогда не говорил худого слова об алашординцах. У нас постоянно были Кенжины, Байкадамовы, Кара-тлеуовы и многие другие, но не было гостей - членов Центрального Комитета или других высокопоставленных чиновников, министров. В основном нашими гостями были люди искусства. Отец дружил с Натальей Сац, которая в то время работала в Театре юного зрителя.
Он очень любил музыку, поэзию. В дом часто приходил Абдильда Тажибаев, Затаевич, которому отец давал варианты народных казахских песен. Кстати, у Затаевича в воспоминаниях это где-то есть. Помню, мама играла на рояле, а отец пел. Ох, и голос у него был! Сильный, красивый! Я читал в одной статье Мухтара Шаханова, что Алиби Джангильдин спел народную казахскую песню на сцене Большого оперного театра, в Москве. Тогда были декады искусств народов Союза, и в одну из таких декад мой отец, будучи в составе казахстанской делегации, пел на знаменитой сцене. А дома они с мамой пели дуэтом, и все вместе, с гостями нашего дома. Мама - молодая, красивая хозяйка - сидела вместе с отцом во главе стола. Он очень сильно ее любил, а она относилась к нему с почтением и уважением. Любила его любовью дочерней, ведь она была младше него на целых 30 лет, отец знал ее еще ребенком. Но он никогда не показывал разницу в возрасте, своего превосходства. И когда ее маму, Жаннету Рамазановну, освободили из "Алжира", то отец сразу же решительно сказал: "Давай, забирай ее к нам! Она будет жить с нами!" И мы жили вместе с Жаннетой Рамазановной и с тетей Юлией Асфендияровной.
- А чему учил Вас отец?
- Он любил мне читать "Тысячу и одну ночь". Я помню, у нас дома было довоенное издание, полное собрание сочинений, девять томов. Я любил забираться к нему в постель, а он мне говорил: "Ну, давай. На чем мы остановились?" И так мы могли читать часами, а потом начинали делиться впечатлениями, пересказывать. Помню его интонации, не нравоучительные, не назидательные, он старался ненавязчиво навести меня на мысль, чтобы я понял сам.
- То есть, он относился к Вам мягко?
- Не всегда. В те годы в кинотеатрах шел модный фильм "Тарзан", и мы, чтобы посмотреть его, убегали с занятий, и так я запустил географию. И отец, когда узнал об этом, показал, что может быть далеко не мягким. И наоборот, однажды мы поехали к нашим родственникам в деревню, и все ребята верхом на конях поскакали в соседний аул смотреть проходившую там байгу, и я вместе с ними. Дома никого не предупредил, мать в панике, отец послал джигитов искать меня. И когда мы вернулись, то отец был даже доволен, что я верхом на коне проскакал туда и обратно, не отстал от ребят, буквально родившихся на лошадях.
Отец многое мне дал, многому научил, я всегда с интересом смотрел, как он общается с людьми, с каким уважением все к нему относятся. Помню, к нам домой приезжал великий Джамбул, они с отцом долго общались, разговаривали. Джамбул-ата всегда перед сном спрашивал у моей мамы: "Где мой айран?"
- А рассказывал ли Вам Алиби Джангильдин об Амангельды Иманове?
- Да, конечно, они были друзьями детства, вместе росли в одном ауле. Он отзывался о нем, как о надежном и верном друге и товарище. Амангельды Иманов был степным батыром, его уважали бедняки и боялись баи, именно он вместе с моим отцом был вождем национально-освободительного и антифеодального Тургайского восстания 1916 года. У нас дома часто бывал его сын - Шора. И когда в 1952 году в Алматы устанавливали памятник Амангельды Иманову, то отец, несмотря на то, что очень сильно болел и плохо себя чувствовал, поехал открывать памятник и взял меня с собой. В памяти осталось какое-то чувство неловкости за отца, за то, что он такой старенький, что с трудом стоит и говорит, и чувство облегчения, когда наконец-то все кончилось, покрывало упало, и я смог взять отца за руку. Но я понял, что отец до конца своих дней был верен их старой дружбе.
А в 1953 году папы не стало… Прощание с ним было в Государственном Академическом оперном театре имени Абая. В памяти осталась тьма людей. Люди, люди, люди… Все подходят, что-то говорят, целуют, гладят по голове… И все как-то не верилось… И помню, что пришел Даниал Керимбаев, Председатель Президиума Верховного Совета КазССР, он очень уважал отца. Мы пешком, вся процессия, с улицы Калинина дошли до кладбища на Ташкентской. Д. Керимбаев шел рядом со мной, а Тангир, старший брат от первого брака отца, держал меня за руку… На этом кладбище я впоследствии рядом с отцом похоронил свою маму…
- Чингиз Алибиевич, Ваш отец был великим человеком, всю свою жизнь посвятившим борьбе за свободу и независимость казахского народа. Расскажите, пожалуйста, говорили ли у Вас дома на подобные темы?
- Если бы сейчас был жив мой отец, то он сказал бы, что наш народ живет в такое время, о котором мечтали и за которое боролись наши предки. У них была ясная цель: чтобы Казахстан стал независимым и имел свою государственность. А сегодня мы живем в независимом Казахстане. И огромная заслуга в этом нашего Президента Нурсултана Назарбаева.
Об этом мечтали и алашординцы, об этом мечтал и мой коммунист-отец вместе с народным батыром Амангельды Имановым. О чем мечтали представители казахской интеллигенции? Чтобы была автономия, а через автономию уже свое государство. Но алашординцы видели автономию в составе Российской империи. А мой отец и Амангельды Иманов после восстания в Тургае искали пути и ходы, даже через мусульманский Восток. Алаш-Орда же, если вспомнить, была неоднородной, они обсуждали два варианта: или Туркестан, или Россия. Казахская интеллигенция, которая училась в России, тяготела, естественно, к России.
В то время отец и его соратники поняли, что восстание может быть подавлено, и поэтому рассматривали варианты ухода в страны мусульманского Востока. Отца, который знал несколько языков, отправили к эмиру Бухарскому для обсуждения возможных путей отхода. Но в то же время, отец в своих воспоминаниях пишет, что инстинктивно чувствовал близость и неизбежность революции в России. А потом, когда она в 1917 году все-таки произошла, у людей стали формироваться другие идеи. Тем более, после того, как Ленин выдвинул лозунг - право нации на самоопределение. И Октябрьская революция стала спасением для казахов, как для нации. Не случись ее, может быть, казахов не было бы уже как народа, не говоря уже о своем государстве.
Но нельзя также забывать и о том, что незадолго до этого, после февральской революции 1917 года, царские карательные отряды продолжали свирепствовать в Степи: уничтожали аулы, угоняли скот, убивали мирных жителей. Все это подвигло моего отца выехать в Петроград и рассказать обо всем, что происходит в Тургае. И ему удается выступить на трибуне Государственной Думы России и раскрыть все бесчинства, происходящие в казахских степях, о которых не знал бушующий Петроград. Он потребовал, чтобы Госдума отозвала карательные отряды уже бывшей царской армии…
70 лет после Октября просуществовал Советский Союз, и только Нурсултан Назарбаев сумел превратить республику в истинно суверенное, независимое государство Казахстан. И это уже навсегда. И здесь, как говорится, не убавить и не прибавить.
- А кому на прошедших выборах Вы отдали свой голос?
- Я голосовал за действующего Президента Казахстана. Нурсултан Назарбаев - человек, который дает обещания и выполняет. Дальновидный политик, прагматик и в то же время романтик. К примеру, Астана - это не только полет мечты, но уже и реальность. С ним мы всегда будем двигаться в нужном и правильном направлении.
- Чингиз Алибиевич, Ваш отец прожил интересную, богатую событиями жизнь, полную приключений и борьбы, он достиг многих вершин, опередил свое время, занимал пост заместителя Председателя Президиума Верховного Совета КазССР. Вы не хотели продолжить дело своего отца?
- Нет. Более того, я делал все наоборот. Когда в 1953 году отец ушел из жизни, все как-то сразу изменилось. Если в доме всегда было много народу, было весело и радостно, то после его кончины дом посещал узкий круг родственников. Мне было 13 лет, возраст, в котором ребенку, тем более, мальчишке нужна сильная, властная рука отца. Я скучал по нему. Но в то же время мне помог преодолеть и пережить этот момент опять же мой возраст: начались мальчишеские дела, ровесники, спорт, улица, все это меня захлестнуло. Потом, когда я стал студентом, поступив в КазГУ на факультет биологии, то мне начали говорить: "Ну, ты что? Сын Джангильдина вроде. Так нельзя".
- Как "так"?
- Мы уже находились под влиянием западных веяний, слушали джаз, носили узкие брюки. Нас называли стилягами. И мы это делали не для того, чтобы отличиться, это было действительно все интересно. В студенчестве я решил, что буду самим собой. Про меня говорили: "Сын Джангильдина, ему все можно". Помню, один профессор сказал: "Сын Джангильдина будет аспирантом у академика, который быстренько сделает из него кандидата, и все пойдет дальше по сценарию". Я сказал: "Нет, не пойду. Я хочу быть микробиологом, и я буду им". Перешел на вечернее отделение и стал работать в лаборатории микробиологии. Все думали, что я пойду по стопам отца, пойду по проторенной им дороге. А я делал как раз все наоборот. После армии родственники хотели устроить меня на работу в ЦК комсомола, но я сказал: "Нет, я сам сделаю свою судьбу". И уехал на полуостров Мангышлак. Вообще, чувство противоречия было развито у меня сильно. А потом очутился вообще на Камчатке, семь лет работал на Дальнем Востоке. Когда вернулся в Алма-Ату, мне было уже 35 лет, и тогда я случайно попал в профсоюз. Оставалось два дня до разрыва северного стажа, где год шел за два. Я ведь работал научным сотрудником лаборатории Тихоокеанского Института рыбного хозяйства и океанографии, занимался гидробиологией, каждый год были морские экспедиции.
- Наверное, домой мор-ских звезд привозили?
- Да все привозил, и морских звезд, и ракушек, и рыб сушеных. Как-то из одного рейса я привез в Музей Института дельфина-белобочку, запутавшегося в наших рыболовецких сетях. Детям нравилось, я любил им рассказывать про подводную жизнь, про морские экспедиции. Мне доводилось работать и в Северном Ледовитом океане, и у берегов Америки. Однажды рядом с нами играла стая китов, и мы опасались, как бы они ненароком не перевернули нашу шлюпку.
- И Вы решили оставить море и вернуться домой?
- Да. Уже надо было думать о семье, быть рядом с родными и близкими, подрастал старший сын Алиби. Первое время, когда я приехал в Алма-Ату, меня стали спрашивать: "Вы - сын Джангильдина?" Вначале мне это очень не нравилось, а потом я стал понимать роль отца. Увидел, что его знают и уважают, о нем помнят. Понял, что таких людей, как мой отец, не забывают. Постепенно пришло осознание, я стал проникаться его идеями. Особенно почувствовал это после распада Союза. Кстати, я подписывал в Доме дружбы Декларацию о независимости суверенного Казахстана, а потом осенью Парламент эту Декларацию принял.
- Скажите, сколько у Вас детей?
- У меня трое детей, старший сын Алиби и двойняшки Асет и Алтынай. Старшего сына я назвал в честь своего отца. Я узнал о его рождении, когда находился в морской экспедиции. Это было неожиданно, мы в море, и вдруг идет включение, и объявляют: "У нашего начальника рейса Чингиза Алибиевича родился сын! Поздравляем!" Я приказал дать салют в честь моего сына и передал домой, чтобы его назвали Алиби, в честь деда. У него два высших образования, он закончил исторический факультет КазГУ им. аль-Фараби и магистратуру Бирмингемского университета в Великобритании. Сейчас он работает в Казахстанско-Британском техническом университете, ему нравятся инновационные подходы и то, что он имеет возможность общаться на английском языке.
Второй сын - Асет, юрист по образованию, в последнее время он стал увлекаться журналистикой, пишет статьи. Дочь Алтынай - экономист, работает главным бухгалтером на одном из предприятий.
- Чингиз Алибиевич, наш номер выйдет в День Независимости Казахстана. Что бы Вы пожелали нашим читателям?
- Для всех нас декабрьские события 1986 года были потрясением. Я скажу о своих чувствах. Вначале было непонятно. Никто не ожидал такого хода, что так уйдет Димаш Ахмедович. Вдруг и неожиданно. И что вместо него поставят человека из Москвы. И пренебрежение Москвы к желаниям народа Казахстана, не только к казахам, а ко всем живущим в республике, привело к такому всплеску.
Мой старший сын Алиби тогда учился в 9 классе 120-й школы. Нас всех предупредили, чтобы наши дети не лезли в это националистическое движение. И я переживал за сына, потому что еще задолго до этих событий в разговорах с ним о плановом хозяйстве, советской идеологии чувствовалось, что молодежь не воспринимает существующего строя и критикует его. Сын говорил: "Нет, папа, все не так. Экономика не так должна развиваться". Он говорил о частной собственности, о конкуренции. И поэтому я боялся, что он выйдет - и попадет на площадь. Жене я сказал, что в случае плохого исхода я выложу партбилет, но сына никому не отдам!
Вспоминаю письмо, подписанное нашей казахской интеллигенцией, о том, что это неправильное движение, и что они не поддерживают нашу казахскую молодежь, что их научили… А вот потом пришло понимание. Понимание того, что это было то чувство свободы и независимости, которое в первую очередь выплеснулось у молодежи. Свобода и независимость заложены в нас генетически, от отцов наших, дедов и прадедов. Поэтому считаю, что у нас прекрасная молодежь, которой я горжусь. Поздравляю всех казахстанцев с Днем Независимости Республики Казахстан!
Отправлено: 18.10.08 17:31. Заголовок: Один из руководителе..
Один из руководителей Среднеазиатского восстания 1916 года, герой гражданской войны, великий государственный деятель - вот, пожалуй, и все, что можно узнать о Джангильдине из скупых на факты энциклопедий. В Средней Азии и, особенно в Казахстане его имя овеяно легендами, в то время как в Крыму почти никому не известно.
И, тем не менее, судьба этого выдающегося человека связана с Крымом. Об этом красноречиво свидетельствует хотя бы тот факт, что на обессмертившее его восстание он выезжает из... Симферополя. А в 1917 году он возвращается в Симферополь устанавливать власть Советов.
И прежде, чем дать объяснение этому явлению, рассказ о герое нашего очерка, о человеке-легенде - Алиби Джангильдине.
Родился он в 1884 году в ауле Койдагул Тургайского уезда. Семья - бедней некуда. Нетрудно было предсказать дальнейшую судьбу бедняка-кочевника, если бы не встреча юного Алиби с миссионерами. В эти годы в бескрайние степи направились русские священники, которые должны были приобщить "дикий народ'' к истинной вере. Смышленый паренек живо откликался на все новое, изучил грамоту, а дальше и вовсе чудо: его направили на учебу в учительскую семинарию.
Жизнь в большом городе, а Казань тогда была одним из крупнейших городов России, сначала ошеломила, а затем увлекла парня. Он переехал в Москву, где попытался продолжить учебу в духовной академии, но политические события, обрушившиеся на страну, захватили и его. Из академии Алиби исключают, да еще и предают "анафеме". Но это мало беспокоит молодого казаха. Он много занимался самообразованием, работал репортером в газетах.
Начав познавать мир, Алиби уже не мог остановиться. И вот тогда он делает совершенно неожиданное и даже шокирующее объявление в московских и петербургских газетах. Смысл объявления был в том, что он приглашал к себе в компанию людей, желающих вместе с ним пешком обойти... вокруг Земли.
Откликнулись двое: из Петербурга инженер-технолог Полевой и преподаватель Московского коммерческого института Коровин.
В 1908 году они начали кругосветное путешествие. В день приятели проходили по сорок-пятьдесят верст. В селах они читали лекции, в городах устраивали платные вечера.
Уже в Европе Джангильдин освоил фотографическое дело, и оно становится основным источником доходов. Джангильдин фотографировал достопримечательности одних городов, а затем продает фотографии в других. И так по всему маршруту следования.
Пройдены Польша, Австрия, Венгрия... В Будапеште Джангильдину и его товарищам был оказан чудесный прием. На встречу с путешественниками собралась вся интеллигенция города. В центре внимания, конечно, был сам Джангильдин. Дело в том, что в этот период венгерская интеллигенция особенно увлекалась историей происхождения своего народа, который, по их убеждению, пришел за Карпаты из далеких степей. И в Джангильдине они видели собрата.
Эрудиция молодого казаха, его просвещенность создали ему прекрасный имидж. В те годы Россия представлялась Европе страной дикарей и варваров, а потому Джангильдина искренне убеждали... остаться в Венгрии. Как ни удивительно, но остались его русские товарищи. Алиби продолжил путешествие самостоятельно.
Джангильдин пересек Сербию, Болгарию, Турцию, Сирию, Палестину, Египет… Дальше путь шел через Абиссинию, Аравийский полуостров, Месопотамию, Персию, Индию... В Индии Джангильдин подвергся острому приступу болезни, которую может познать только тот, кто когда-либо покидал родные места. Болезнь эта - ностальгия. И неудивительно, что она обрушилась на путешественника именно в Индии; прекрати этот многолетний путь навстречу солнцу, поверни на север, там, за горами, твои родные степи. Как писал потом сам Джангильдин, искушение прекратить путешествие было огромное, и лишь большой силой воли он переборол свое желание идти домой и вновь двинулся на восток.
Индия, Цейлон, Индокитай. Тайвань. Япония и, наконец, Владивосток! В 1912 году (спустя четыре года), пройдя пешком по трем континентам. Джангильдин возвращается в Тургайские степи.
Еще в Турции он купил киноаппарат и снял несколько кинофильмов. В родных степях Джангильдин устроил что-то типа кинопередвижки. Ездил по аулам и стойбищам, показывает кинофильмы о жизни Турции, о других странах Европы.
Новое дело привлекает новых помощников. И одним из них, самым верным, становится Амангельды Иманов, в то время ловкий охотник, прекрасный стрелок, такой же тянущийся к знаниям самородок. У Алиби завязывается дружба с представителями немногочисленной русской интеллигенции, которая жила в Тургае. Чаще всего это были политические ссыльные, и их влияние на формирующееся мировоззрение молодого казаха не могло не сыграть важнейшей роли. Идеи равенства, социальной, справедливости увлекают и Джангильдина, и его нового друга - бесстрашного Амангельды, образ жизни которого все больше напоминал этакого степного Робин Гуда.
А в жизнь Джангильдина неожиданно вошла любовь. Избранницей его сердца стала крымчанка, дочь почетного потомственного гражданина Евпатории Веньямина Туршу - Раиль. Была она выпускницей знаменитых Бестужевских курсов, единственного в те годы высшего учебного заведения для женщин.
Немаловажную роль сыграло и то, что молодая врач тоже была представительницей национальной интеллигенции. И к тому же такого малочисленного и экзотичного народа, как караимы.
И хотя казахский и караимские языки близки, говорили влюбленные между собой на языке Пушкина и Лермонтова. В начале 1915 года Раиль и Джангильдин женятся.
В этот период у Джангильдина возникают сложности с полицией, и, спасаясь от ареста, он вынужден бежать с молодой женой из Тургая. Но не куда-нибудь, а именно в Симферополь.
В Крыму Джангельдин устроился на работу метеорологом в отделение Пулковской обсерватории; успешно сдал экзамен и в дальнейшем работал техником-контролером.
Получив новую работу, Джангильдин сблизился с крымскими революционерами. Вместе со служащим Симферопольской губернской управы Ивановым он выехал в Петроград, где его приняли в партию большевиков, и вновь вернулся в Крым. Оформив, таким образом, свое членство, Джангильдин стал первым казахом - членом этой партии.
А на его родине в это время разворачивались большие события: мировая война, в которую Россия влезла по уши, требовала все нового пушечного мяса. Дать в руки казахам, узбекам, киргизам - оружие было страшно, и тогда их решили использовать хотя бы на тыловых работах, чтобы бросить под огонь высвободившихся русских, украинских солдат. Царское правительство объявило мобилизацию народов Средней Азии для тыловых служб.
Событие это всколыхнуло Среднюю Азию, не оставив никого равнодушным: ни в предгорьях Памира и Тянь-Шаня, ни в бескрайних степях Казахстана, ни в пустынях Туркмении, ни в долинах Узбекистана.
Амангельды Иманов позвал друга в родную степь. И Джангильдин, бросив все дела, поспешил в Тургай и подоспел к самому началу восстания.
Джангильдин оказался во главе этого разрозненного воинства. В Тургайской степи под его началом было уже 20-тысяч воинов. Не хватило оружия. Сами ковали ножи, пики. Готовили порох для берданок, отливали пули. У команды русских солдат захватили пулеметы.
О восстании 1916 года советские историки вспоминать не любят. Не вписывается оно в общую схему "миролюбивой" политики на Востоке, и потому если о нем вспоминают, то пытаются придать исключительно антиправительственный, антицарский характер. Увы, это было национально-освободительное восстание, в котором объединилась вся Средняя Азия, и с оружием в руках против России выступили как баи, так и бедняки.
Почти год продолжалась неравная борьба. Уходили от облав, сами устраивали засады, неожиданно врывались в селения. Но силы были неравны, а гибель или каторга для всех участников восстания - неминуемы. В феврале 1917 года штаб восстания направил Джангильдина в Петроград. Он пришел в Смольный и рассказал об обстановке в Средней Азии. Ему организовали выступление в Государственной думе и Петросовете. Зазвучали слова правды о жизни национальных окраин, призыв прекратить карательные экспедиции.
С мандатами Петросовета "Устанавливать Советскую власть" Джангильдин вернулся на родину. Там его бросили в тюрьму, но расправы удалось избежать, так как его рассказы о виденном настолько поразили карауливших солдат, что они отпустили удивительного заключенного на вес четыре стороны.
Джангильдин вновь вернулся в Петроград, где из рук Свердлова получает направление на партийную работу в Крым. Как указывалось, в основном среди крымских татар.
В Крыму Джангильдин бросается в пучину митингов. Спорит, убеждает. Его можно видеть в Бахчисарайском, Феодосийском, Ялтинском, Евпаторийском уездах.
Известие о захвате власти большевиками и полный штиль в Крыму, где позиции последних были крайне слабы, побудили его ехать в Москву, куда уже переместилась столица. Он встретился с Лениным, и оказалось, что эта встреча не первая. В Европе Ленин был на встрече с путешественником и хорошо ее запомнил, чего Джангильдин не мог сказать в свою очередь, а врать, по-видимому, не захотел.
С мандатом комиссара Тургайской области Джангильдин выехал на родину, где уже вовсю полыхала гражданская война. Он сформировал первые казахские части Красной Армии, сражался с казаками Дутова, чехами, колчаковцами... За свою деятельность в годы гражданской войны он награжден орденом Боевого Красного Знамени, за последующие годы - орденом Ленина.
В Крым Джангильдин больше никогда не приезжал. В 1921 году заразилась тифом и умерла его жена Раиль, а вместе с ней - многие ее родственники. И, тем не менее, Крым стал важным этапом его жизни, а его жизнь - важной вехой в истории Крыма. И вряд ли кто-то кинет камень в эту неординарную личность: ведь он боролся не за репрессии и ГУЛАГи, а за право народов, населявших Российскую империю, собственными руками творить свою историю.
Имя Джангильдина и раньше и теперь пользуется в Казахстане большим уважением. Есть в Тургайской области Джангильдиновский район. Впрочем, если его переименуют - удивляться не придется. Но, тем не менее, в истории Казахстана Алиби Джангильдин останется навсегда!
Отправлено: 18.10.08 17:35. Заголовок: Jake пишет: Есть в ..
Jake пишет:
цитата:
Есть в Тургайской области Джангильдиновский район.
Сейчас данный район находится в Костанайской области - и называется Джангельдинский район, с районным центром в селе Торгай. Кажется переименовывать никто не собирается.
Отправлено: 23.10.09 13:51. Заголовок: Комиссар Прошло м..
Комиссар
Прошло много лет с той поры, когда я работал в Президиуме Верховного Совета КазССР заведующим отделом наград, и одним из последних видел живым Алиби Джангильдина, но сегодня вспомнил почему-то не нашу общую работу, а слезы многодетной матери Асии Сакеновой. Когда Алиби Тогжанович вручил ей орден Материнская слава, она расплакалась. Спрашиваю: «Асия Абдуловна, что с вами?» А она: «Понимаешь, я, простая казашка, получила эту награду из рук человека-легенды».
Помню, как Алиби Тогжанович в августе 1952 года вручил орден известному ученому-историку Ермухану Бекмаханову. Последний тут же, при вручении,пожаловался на своих гонителей за книгу «Присоединение Казахстана к России» и просил помочь, мол, заклевали совсем. Джангильдин, не откладывая дела в долгий ящик, при нас, подчиненных, звонит первому секретарю ЦК партии республики Жумабаю Шаяхметову: «Жумаш, у меня сидит Бекмаханов. Ты знаешь, он родился в 1916 году, ему был всего год, когда я устанавливал советскую власть. Ты ему подскажи, как книгу исправить. Если мы будем наказывать всех за то, что их книги нам не нравятся, никто и писать тогда не станет».
Эта же совершенно справедливая мысль Джангильдина нашла яркое подтверждение в 1954 году, в речи тогдашнего первого секретаря ЦК КПК Пономаренко. Пантелеймон Кондратьевич сказал тогда: «Ученые молодого государства ищут в архивах поэтов, ученых, полководцев прошлого. Бекмаханов нашел не того героя. Вместо того чтобы подсказать, чтобы он нашел другого героя, отправили ученого в тюрьму. Я бы эти 25 лет, которые ему дали, распределил между пятью секретарями ЦК – как раз по 5 лет. Это было бы справедливо».
Не секрет, что отдельные так называемые государственные деятели той эпохи к письмам и жалобам граждан относились формально, с барским пренебрежением. Но Алиби Тогжанович к любому вопросу относился по-человечески. Как-то он принял тогдашнего председателя горисполкома Алма-Аты Ильяшева и некоего министерского чиновника Сидорова. Тот жил в освобожденной квартире без ордера шесть месяцев, на учете для получения жилья не состоял, а освободить жилплощадь отказывался, хотя квартиру исполком предоставил другому. Помню, он возбужденно говорил: «Отправил телеграмму Сталину, Ворошилову, не освобожу». Очевидно, плохо знал Джангильдина, пугая того фамилиями. Алиби Тогжанович строго и резко оборвал его: «Молчать!». В кабинете повисла внезапная тишина. После недолгой паузы Алиби Тогжанович спросил мэра: «Рымбек, ты кому ордер дал?». «Работнику прокуратуры», – ответил тот. «Этот ордер надо аннулировать, а выписать на Сидорова – мы не можем в январе выгнать его семью на улицу. Ответственность за это я беру на себя». Вот так, неформально, легендарный комиссар подходил к решению любого вопроса – у него всегда перевешивала не бюрократичность, а гуманность.
В свое время Сталин рекомендовал ЦК Компартии Казахстана создать фильм о Джангильдине. Но Алиби Тогжанович переориентировал создателей на фильм о друге своих юношеских лет батыре Амангельды Иманове. Дал материалы Габиту Мусрепову для сценария, Ахмет Жубанов написал музыку. А вот у народного артиста Елубая Умурзакова, исполнителя главной роли, возникли трудности – он Амангельды никогда вживую не видел. И снимка героя не было, не додумался Иманов оставить свое фото для истории. Как создать образ главного героя фильма? Эту задачу классически решил великий художник Абылхан Кастеев. По рассказам родственников, знакомых и земляков Амангельды, он создал замечательный портрет батыра, который одобрил и Джангильдин, и сын героя Шарип Амангельдыулы Иманов. Так, с помощью Алиби Тогжановича, художники вернули образ батыра своему народу.
Никогда не забуду, как ушел из жизни человек-легенда. В 1953 году 14 августа в 12 часов дня я был у него на даче, чтобы доложить о работе. Чувствовал он себя хорошо. Но в пять вечера того же дня мне позвонили и сообщили, что Джангильдин в больнице и что положение его тяжелое. Я сорвался и побежал в больницу. В палате я увидел тогдашнего министра здравоохранения академика Ишанбая Каракулова. Главврач Константин Ерастов разрешил мне побыть у больного только пять минут.
Джангильдин лежал почему-то одетый в выходной костюм. «Ты что-то хотел сказать, Изгилик?» – завидев меня, раскисшего, участливо спросил он. Было видно, что ему трудно говорить. «Нет-нет, ничего», – засуетился я, бормоча какие-то дежурные фразы. Почему же тогда я не сказал ему главного – что мы все, его товарищи, его очень любим, и чтобы он не уходил от нас так рано?.. А в половине седьмого вечера того же дня он уснул навеки. Перед смертью был в полном сознании: знал, что умирает, но не паниковал, не звал никого из близких, никак не показывал душевных и физических страданий, которые, конечно же, в эти минуты испытывал… Я склоняю голову перед его мужеством.
Прощание с великим сыном народа проходило три дня. Тысячи людей хотели сделать последний поклон человеку-легенде. Я привез медицинский гипс из аптеки, архитектор Басенов снял посмертную маску. Она сейчас находится в мастерской народного художника Молдахмета Кенбаева. В музеях Ленина и революции в Москве есть джангильдинские залы, там установлены его скульптурные портреты. А в доме правительства Китайской Народной Республики висит его огромный живописный портрет в позолоченном багете, он занимает там одно из самых почетных мест. И это меня немного утешает.
Теперь я хотел бы сказать о том, что народ, и особенно молодое поколение, непременно должны знать о своих великих предках, верно служивших родине. К ним заслуженно относится и Джангильдин, несмотря на то, что он остался в истории как непопулярный ныне «красный» – чрезвычайный военный комиссар Степного края. Но сегодня мало кто знает, что он был не только государственным деятелем, но и бесстрашным путешественником.
В своей автобиографии от 7 января 1947 года он писал: «Родился в 1884 году в Кустанайской области, в местечке Кайдаул. Родители – казахские батраки из рода кыпчаков Средней орды. Ношу фамилию по деду, знаменитому казахскому батыру Танирбергену Джангильдину. С малолетства я стремился к учению, но не было средств, и до 10 лет я – в ауле. После бежал из родительского дома в город Тургай, где поступил в школу. Но отец разыскал меня и вернул с побоями домой. Все-таки мысль об учебе не оставляла меня, и через 2 года, 12-летним мальчиком, я вторично бежал в Кустанай и снова поступил во 2-ю русско-казахскую школу. Отец и тут отыскал меня и всячески старался вернуть домой, но инспектор с трудом уговорил его оставить меня учиться.
В 1902 году меня направили в учительскую семинарию города Казани. В 1905 году я принимал участие в революционном движении студенчества. Администрация, желая «определить» меня на «правильный путь», перевела на исторический факультет московской академии. Со 2-го курса я был исключен из академии за революционную деятельность.
В 1908 году, в 24 года, я выехал за границу, стал эмигрантом без средств к существованию. Жил по паспорту на имя Николая Степнова. В книжке на право кругосветного путешествия значилось: «Николай Степнов, он же Али-Бей Джангильдин. …Здесь я провел в жизнь задуманное мною кругосветное путешествие, и пешком прошел Польшу, Австро-Венгрию, Сербию, Болгарию, Турцию, Палестину, Африку, Египет, Абиссинию. На жизнь зарабатывал, делая фотоснимки проходимых (пройденных. – Ред.) мест и продавая их за хорошую цену. Обратно прошел через Аравийский полуостров, Месопотамию, Персию, Индию, остров Цейлон, Малайский Архипелаг, Индостан, Сиамское королевство, Анаму, южную часть Китая, остров Формоз, в 1912 году прибыл в Японию. Таким образом, за пять лет я прошел 12 тысяч верст».
Далее он пишет: «В Японии я был недолго. По случаю 300-летия дома Романовых попал под амнистию и вернулся обратно через Сибирь в Россию».
Джангильдин побывал также в Мекке и Медине – святынях правоверных мусульман, несколько месяцев провел в Индии и Цейлоне и других странах Азии. Затем он отправился в Китай и видел там сказочные особняки и дворцы местных феодалов и американских колонизаторов, и тут же, на окраинах, – карточные домишки бедноты. Лодки в камыше, заменявшие трудящемуся люду жилье. Контрасты кричали о себе на каждом шагу. Под разрисованными шелковыми балдахинами на мягких ложах возлежали богачи, а рядом бежали босоногие рикши, впряженные в быстроходные коляски. Лучшие дома, самые прекрасные парки принадлежали европейцам. Китайцев в их собственной стране не считали людьми. «Ревом закипело», по его собственному выражению, сердце Джангильдина, когда он увидел надпись у входа в Чудесный Шанхайский парк: «Собакам и китайцам вход запрещен».
Странствия Алибия Джангильдина охватили все пять частей земного шара. Такого бесстрашного подвига, кроме этого великого сына Великой степи еще никто не совершал. Интересно, что в Швейцарии он познакомился с русскими политическими эмигрантами и впервые встретился с Лениным. «Узнав, что уроженец Казахстана, – вспоминал Джангильдин, – Ленин очень заинтересовался. Я рассказывал ему о своих мытарствах в царской России и впечатлениях, вынесенных из путешествий по разным странам. Ленин высказался тогда о положении угнетенных царизмом народов и об освобождении колониальных стран».
После заграницы Джангильдин поехал в родную Тургайскую область, но пробыл там всего неделю, так как по приказу местного губернатора вынужден был покинуть родину. В 1913 году он работал в Крыму по линии метеорологии и вел революционную работу среди местных татар. «В Коммунистической партии (б) официально состою с 1915 года. Партийный билет получил из рук Ленина за его же подписью» – писал он.
В 1916 году по заданию партии Джангильдин инкогнито пробрался из Крыма в казахские степи и во время мобилизации казахов на тыловые работы вместе с Амангельды Имановым поднял восстание против царского правительства, которое продолжалось вплоть до февральской революции. «О моем появлении, – писал он, – было донесено тургайскому губернатору, и последний издал приказ – поймать меня живым или мертвым и доставить в Оренбург. Поэтому в начале 1917 года я был делегирован повстанцами против царизма в Бухару и пробыл там до февральской революции».
В Петрограде, куда он перебрался уже без риска, от только что сформировавшегося Совета рабочих и солдатских депутатов он получил удостоверение для ведения агитации и пропаганды среди казахов. Но, прибыв в Тургай, был арестован по приказанию областного комиссара временного правительства Алихана Букейханова. Только через два месяца его освободили, и он немедля уехал в Петроград. Здесь получил новое назначение для подпольной работы в Крыму, где и находился до октябрьского переворота. В начале октября 1917 года Джангильдин вернулся в Петроград. И тогда его назначили чрезвычайным военным комиссаром Степного края.
Отряды Джангильдина подавили контрреволюционное восстание в Астрахани и в форте Александровск на Каспийском море. Дальше они отправились в адаевские края с запасами патронов и снарядов, высадились на полуострове Бузачи. Сформировали здесь экспедицию, имея 300 верблюдов и 600 лошадей. Пройдя около 3000 верст за два месяца, доставили патроны и снаряды на Актюбинско-Туркестанский фронт. В 1920 году военные операции против контрреволюционеров в республике были завершены.
…Но вернусь к золотым дням совместной работы с комиссаром Джангильдиным. Как я уже сказал, после окончания юридического факультета МГУ в 1951 году я работал заведующим отделом наград аппарата Президиума Верховного Совета республики. Джангильдин непосредственно курировал этот отделом. Несмотря на суровую военную биографию, он был человеком высокой культуры, большого ума, мягкий, вежливый, поэтому с ним было очень приятно работать. К нам, молодым, обращался только по именам. Читал всегда без очков, разговаривал мало. Не терпел запаха табака, не употреблял алкоголя и даже вина. Не позволял делить людей по национальному признаку, а по родоплеменному – тем более. С казахами разговаривал только на казахском языке, но со мною чаще на русском.
Известно, что в лихие годы чрезвычайному комиссару было предоставлено право любого нарушителя закона самолично наказывать вплоть до расстрела. Но про нашего начальника говорили, что зря он «никого даже пальцем по носу не трогал». Помню, однажды наш водитель Монастырев Дмитрий не вернул 20 копеек сдачи за какую-то порученную ему покупку. Алиби Тогжанович узнал про это, сказал «дело – не в сдаче» и велел пригласить провинившегося. Дело было в 1952 году. Времена те были еще «сталинские» и мы были уверены, что Джангильдин будет его ругать. Но аксакал, увидев Монастырева, вдруг неожиданно для присутствующих спросил: «Митя, почему ты седой, почему кепка старая?». «Я на войне был, оттого и седой, а кепка… Семья, дети, зарплата небольшая», - застеснялся тот. Алиби Тогжанович вынул из кармана собственные 500 рублей, сказал: «Возьми, купи кепку и детям что-нибудь». Тот испугался, стал отказываться, но Джангильдин молча развернулся и ушел. Так человек-легенда за 20 копеек сделал замечание, а 500 рублей подарил за искренность. Есть ли сейчас такие люди?..
Многие представленные к награждению старались получить ордена и медали непосредственно из рук Комиссара (это имя прочно закрепилось за ним). Как-то, помню, попросили приехать его лично в КГБ, чтобы наградить группу рядовых чекистов, отличившихся в какой-то оперативной работе, и он не отказал, поехал. Еще директор Алма-Атинского табаководческого совхоза Герой Социалистического Труда Петр Томаровский просил его приехать в совхоз и лично вручить награды сельчанам за высокие результаты. Тогда, помню, Джангильдин вручал эти награды в клубе совхоза в сопровождении первого секретаря обкома партии Амира Канапина. Я надеюсь, ныне здравствуют те сельчане, которые принимали тогда награды из рук человека-легенды, и те чекисты, и многие другие простые люди, на чьих судьбах отразился свет личности нашего выдающегося соотечественника, гражданина и патриота Алиби Тогжановича Джангильдина.
Мы знаем множество великих путешествеников Марко Поло, Ибн Батутта, Цыма Сянь, Вамбери, Вильгельм Рубрук, Ч.Валиханова, А.Янушкевича, Сталенберга,Б.Залевского, А.Никитина, Пржевальского и др.котрые посещали Казахстан. Но А.Жанкелдин среди них отличается своим профессиональным подходам не только в качестве туриста, но ученым который достич свои цели и задачи. Он вправе быть Аксакалом казахской туризмологии. На базе университет "Туран-Астана" под руководством профессора М.Габдуллиной в течении многих лет ведется научно-исследовательская работа о наследии великого путешественника. Были проведены конференции и семинары. Была реконструирована туристическая карта обозначающие все мировые маршруты А.Жанкелдина. В связи с этим хотелось предложит ряд конструктивных предложении: 1.Создать на базе университета "Туран-Астана" НИИ Туризмологии им.А.Жанкелдина 2. Создать электронно-туристкую карту "По дорогам Алиби Жанкелдина" 3. Проводить Международную Интернет-конференцию "Жанкелдин - Патриарх казахской туризмологии"
С ув. доцент каф."Туризм" ЕНУ им.Л.Гумилева к.п.н Курсабаев М.К kursabaev61@mail.ru
Отправлено: 23.08.19 13:38. Заголовок: Самое честное и удоб..
Самое честное и удобное казино в СНГ. Сервис, которым не могу нарадоваться уже который год! кекс - место, где можно не только поиграть,отвлечься , но и заработать денег.
Все даты в формате GMT
6 час. Хитов сегодня: 146
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума