Отправлено: 18.10.08 18:43. Заголовок: Казачество в Казахстане
КАЗАЧЕСТВО (УРАЛЬСКОЕ, ОРЕНБУРГСКОЕ, СИБИРСКОЕ И СЕМИРЕЧИНСКОЕ)
Этнотерриториальные группы казачества на территории Казахстана
Русское казачество на территории Казахстана складывалось в течение нескольких веков и состояло из нескольких территориальных групп, представлявших собой отдельные казачьи войска и отличавшихся по ряду организационных, хозяйственных и бытовых особенностей. Уральское, Оренбургское, Сибирское, Семиреченское казачьи войска были одной из основ политического, военного, хозяйственно-экономического и социокультурного присутствия России в Средней Азии вообще и в Казахстане, в частности. Уральские, оренбургские, сибирские и семиреченские казаки непосредственно соприкасались с местным казахским населением, входили с ними в сложную систему отношений. Эти отношения были порой мирными и взаимовыгодными, сопровождавшимися торговлей, обменом, заимствованием технологий, культурных и хозяйственных навыков, а порой - натянутыми и враждебными, сопровождавшимися борьбой за земельные ресурсы, военными столкновениями, грабежами.
Семиреченское казачье войско образовано в 1867 г. из 9-го и 10-го полковых округов сибирского казачества, расположенных в Семиреченской области. В конце XIX в., кроме города Верного, где находился центр казачьего управления, семиреченские казаки населяли 13 станиц: Сергиопольскую, Урджарскую, Лепсинскую, Сарканскую, Копальскую, Кок-суйскую, Каскетинскую, Голубовскую, Надеждинскую, Софийскую, Большую Алматинскую, Малоалматинскую и Николаевскую. Кроме того, они имели 17 выселков. На начало 1894 г. население на территории Семиреченского войска было всего около 32,5 тыс. человек, в том числе войскового - 25 тыс. и 7,5 тыс. иногородних. В мирное время войско выставляло 1 конный полк, а в военное - 3 конных полка.
Главная отрасль хозяйства семиреченских казаков - земледелие, выращивание зерновых и табака. Подсобным было рыболовство и пчеловодство. Пчеловодством особенно славился Лепсинский уезд Семиреченской области. Казачье население активно занималось торговлей продукцией местного хозяйства.
Для семиреченских казаков было характерно развитое самоуправление. Специальным положением 1870 г. вместо подчиненности населения военному губернатору и уездным начальникам вводилось почти полное самоуправление в станичных обществах. Важная роль отводилась главному органу самоуправления - сходу, на котором могли присутствовать и лица невойскового сословия, имевшие недвижимость в районе станиц, но они получали право голоса только в делах, их касающихся.
Издания по семиреченскому казачеству:
Леденев Н. История Семиреченского казачьего войска. Верный, 1908. 859 с. Памятная книжка семиреченского казачьего войска 1884 года. Омск, 1884. Румянцев П.П. Русские старожильческие селения Лепсинского, Копальского, Верненского, Пишпекского и Пржевальского уездов. Материалы по обследованию туземного и русского старожильческого хозяйства и землепользования в Семиреченской области. Т. VI. Ч. 1. Пг., 1915.
Первые поселения уральских (яицких) казаков появились в северо-западной части территории современного Казахстана (по реке Урал (Яик)) в XVI в. Московское государство привлекало яицких казаков для охраны юго-восточных границ и военной колонизации. Яицкие казаки приняли активное участие в Крестьянской войне 1773-1775 годов, что было связано с ущемлением правительством традиционной системы самоуправления казачьего войска. После завершения войны Яицкое войско было официально переименовано в Уральское казачье войско. Во второй половине ХIХ в. Уральское войско делилось на три отдела - Уральский (центр - г. Уральск), Лбищенский (г. Лбищенск) и Гурьевский (г. Гурьев). Процесс формирования и основные вехи истории Уральского казачества изложены А.Б. Карповым (Карпов А.Б. Уральцы. Исторический очерк. Ч. I. Уральск, 1911).
По данным на начало 1900 г., численность уральских казаков с членами семей составляла чуть более 123 тыс. человек. Кроме того, на земле Уральского войска проживало 42,6 тыс. человек, не принадлежащих к казачьему сословию - так называемых "иногородних". Уральские казаки, пожалуй, в наибольшей степени из всех казачьих войск вплоть до начала ХХ века сохраняли традиции, "старинные" порядки и быт. Основными занятиями уральских казаков были земледелие, рыболовство, добыча соли, охота. Землей уральские казаки владели на общинных началах. Порядок пользования войсковыми угодьями устанавливался особыми правилами, вырабатываемыми съездом выборных от станичных обществ и утверждаемыми войсковым хозяйственным правлением. Община уральских казаков в соответствии с детально разработанными правилами регулировала доступ к природным ресурсам и производство различных сельскохозяйственных операций. Сенокос, например, начинался во всем Войске одновременно. Подробные описания социального устройства, хозяйства и быта содержится в работах И.И. Железнова - уральского казака, историка и бытописателя Уральского казачьего войска (Железнов И.И. Уральцы. Очерки быта уральских казаков. Т. 1-3. СПб., 1888). Особенно тщательно регулировался рыбный промысел, которым уральские казаки занимались на реках Урал и Эмба и в Каспийском море. Подробное описание рыболовного промысла, традиционной системы его регулирования сделано в работах Н.А. Бородина (Бородин Н.А. Уральские казаки и их рыболовства. СПб., 1901. 31 с.).
Важным фактором устойчивости традиционной социальной структуры и всех элементов повседневной культуры было широкое распространение в Уральском войске старообрядчества. В конце ХIХ в. более 40% уральских казаков были старообрядцами. Отношения казаков Уральского войска с казахским населением складывались противоречиво. С одной стороны, между этими группами существовали интенсивные торгово-обменные контакты. Многие казаки свободно владели казахским языком. Вплоть до начала ХХ века существовал институт куначества - дружеские, близкие, взаимовыгодные отношения между двумя - казацкой и казахской - семьями. Уральские казаки оказывали большое влияние на хозяйство и быт казахов, заимствуя в свою очередь ряд хозяйственных навыков у казахского населения. С другой стороны, нередкими были конфликты из-за земельных угодий, захват казаками казахских пастбищ, лошадей. Казахи отвечали на это периодическими восстаниями, нападениями на казацкие поселения. Все стороны взаимоотношений между уральскими казаками и казахским населением отражены в представленных в настоящей коллекции публикациях.
Издания по уральскому казачеству:
Бломквист Е.Э. Этнографическая работа среди "уральцев" // Краткие сообщения Института этнографии. Вып. III. 1947. Бородин Н.А. В защиту уральского рыболовства. СПб., 1910. Бородин Н.А. Уральские казаки и их рыболовства. СПб., 1901. 31 с. Бородин Н.А. Уральское казачье войско. Статистическое описание в 2-х томах. Уральск, 1891. Железнов И.И. Уральцы. Очерки быта уральских казаков. Т. 1-3. СПб., 1888. Карпов А.Б. Уральцы. Исторический очерк. Ч. I. Уральск, 1911 Правила рыболовства в Уральском казачьем войске / Сост. Н.А. Бородин. Уральск, 1898.
Оренбургское казачье войско создано в 1748 - 1755 гг. Основным его ядром послужили самарские, уфимские, алексеевские и исетские казаки, а также солдаты ландмилицейских полков, переведенные на жительство и службу в Оренбургскую губернию. Казаки расселялись по станицам, крепостям и редутам, и должны были нести постовую службу по охране границ, заниматься земледелием и скотоводством. Возникшее войско было многонациональным по своему составу: при преобладании русских в нем были также украинцы, татары, башкиры, калмыки и представители других национальностей. Оренбургское войско занимало южную и юго-восточную часть Оренбургской губ., от границ уральского казачьего войска до границ сибирского казачьего войска. На юге и юго-востоке войско граничило с казахскими степями.
12 декабря 1840 г. было издано "Положение об Оренбургском казачьем войске", согласно которому все крестьяне, проживающие на землях войска, причислялись к казакам. "Положение…" определяло границы войска, в состав которого вошли Троицкий и Верхнеуральский, а также значительная часть Челябинского, Орского и Оренбургского уездов.
По своей организации Оренбургское казачье войско было близко к регулярным войскам и несло службу по Верхнеяицкой линии - от Яицкого городка до Верхнеяицкой крепости. До 1868 г. Оренбургское казачье войско разделялось на 12 полков и на военные округа. Затем военные округа были переименованы в отделы, а окружные начальники - в атаманы отделов. Атаманств (военных округов) было три: первое - в Оренбурге и отчасти в Оренбургском уезде, второе - в Орском и Верхнеуральском уездах, третье - в Троицком и Челябинском уездах.
Принятое в 1870 г. "Положение об общественном управлении" дало право выбора органов станичного самоуправления. Атаманы отделов назначались военным министром по представлению Войскового атамана. В состав управления отдела входили: помощник атамана (из штаб-офицеров), старший адъютант, помощник старшего адъютанта, делопроизводитель, офицеры, наблюдавшие за школами, военной подготовкой казаков и конским запасом, а также ветеринарный врач. Правление станиц состояло из помощника станичного атамана, 2-х писарей, станичных судей и почетных станичных судей.
В конце ХIХ в. войско имело 404 поселения, составлявших 44 станицы. Войскового сословия на начало 1894 г. числилось около 350 тыс. чел., иногородних - 49 тыс. чел., всего - около 400 тыс. чел. В 1916 г. население Оренбургского казачьего войска составило уже около 533 тыс. человек. Казачье население жило в основном в сельской местности. В городах проживало лишь около 2%. Столицей войска являлся город Оренбург. Войсковой круг, проводившийся 23 апреля, в день войскового покровителя Св. Великомученика Георгия Победоносца, имел статус войскового парада и церковного праздника.
На земле, которая считалась общевойсковой собственностью, казачество занималось земледелием, скотоводством и рыболовством. Главное занятие оренбургского казачества - земледелие. Вследствие примитивных приемов обработки почвы, недостатка удобрения (навоз шел в основном на отопление), крайностей континентального климата и частых засух, урожаи были невысоки. Хлеб сеялся по преимуществу яровой. В Оренбургском казачьем войске к концу ХIХ - началу ХХ вв. сложилась общинно-надельная форма землепользования. Скотоводству и коневодству сильно вредили частые неурожаи и голодовки. К 1 января 1894 г. лошадей было около 150 тыс., рогатого скота - около 193 тыс. голов, овец и коз - более 272,5 тыс. голов. Рыболовство занимало незначительное место: уральская рыба в пределы войска не попадала, так как река была перегорожена уральскими казаками. Некоторые станицы практиковали извозный промысел. Женщины-казачки занимались выделкой из козьего пуха известных по всей России и за ее пределами оренбургских шалей, платков, шарфов, вуалей и перчаток.
В своей повседневной жизни оренбургское казачество регулярно соприкасалось с казахским населением. На территории войска располагались казахские кочевья. Они занимали более 2 млн. десятин из 8,5 млн. десятин всей территории Оренбургского войска. Отношения между оренбургскими казаками и казахами складывались противоречиво. С одной стороны, между ними развернулся широкий торговый обмен, с другой стороны, частыми были военные столкновения, стычки (особенно в ХVIII в.). Основной причиной конфликтов были поземельные отношения. Районы казачьих поселений были недоступны для кочевания казахов. Это в значительной степени нарушало традиционную систему сезонных перекочевок казахов. Казахи теряли одни из лучших пастбищ. Это обстоятельство стало причиной нападений казахов на казачьи форпосты и станицы и самовольных перекочевок. Казаки в ответ совершали карательные экспедиции, нападая на казахские аулы.
Большой вклад в изучение оренбургского казачества внес офицер Оренбургского войска Федор Митрофанович Стариков (1842 - 1911 гг.). За успехи в исследовании и развитии казачьей культуры Ф.М. Старикову было присвоено звание генерал-майора и дворянский титул. Его перу принадлежат такие книги, как "Откуда взялись казаки" (1881 г.), "Краткий исторический очерк Оренбургского казачьего войска" (1890 г.), "Исторический очерк присоединения к России Оренбургского края" (1891 г.), "Историко-статистический очерк Оренбургского казачьего войска" (1891 г.) (Стариков Ф.М. Историко-статистический очерк Оренбургского казачьего войска. С прил. статьи о домашнем быте оренбургских казаков, рис. со знамен и карты. Оренбург, 1891. 250, VII с. 23 л. илл., карт.), и др. Эти произведения основаны на привлечении широкого круга письменных источников и использовании автором опыта близкого личного знакомства с казачьей военной и социальной организацией, хозяйством и бытом.
Издания по оренбургскому казачеству:
Алекторов А. История Оренбургской губернии. Оренбург, 1883. Витевский В. И.И.Неплюев и Оренбургский край в прежнем его составе до 1758 года. Т. I-III. Казань, 1897. Материалы по статистике, географии, истории и этнографии Оренбургской губернии. Вып. 1. Оренбург, 1877. Серов Д.Е. Оренбургский казак, его экономическое положение и служба. Оренбург, 1900.
Стариков Ф.М. Историко-статистический очерк Оренбургского казачьего войска. С прил. статьи о домашнем быте оренбургских казаков, рис. со знамен и карты. Оренбург, 1891. 250, VII с. 23 л. илл., карт. Стариков Ф.М. Исторический очерк присоединения к России Оренбургского края и участия в этом местного казачества. Оренбург, 1891. Стариков Ф.М. Откуда взялись казаки: Исторический очерк. Оренбург, 1884.
Предшественниками Сибирского казачьего войска были городовые казаки, несшие с конца ХVI в. сторожевую службу в Сибирских острогах. В ХVIII в. для защиты от набегов джунгар и казахов Россией на юге Западной Сибири был сооружен ряд пограничных укрепленных линий, охранявшихся казаками. Основой нового рубежа стала будущая столица Сибирского войска - Омская крепость. До конца XVIII в. казачество пополнялось сибирскими крестьянами, солдатскими детьми, ссыльными запорожцами и добровольцами из числа временно служивших в Сибири башкир, мещеряков и донских казаков. 19 августа 1808 г. новое казачество юга Сибири получило официальное наименование Сибирского линейного казачьего войска.
В 30-50-х гг. ХIХ в. Сибирское казачье войско распространялось на юг и юго-восток и пополнялось переселенцами. В 1867 г. из него было выделено Семиреченское казачье войско. В начале ХХ в. земли Сибирского казачьего войска простирались достаточно узкой (10 - 30 км) полосой с 3апада на Восток от 62° до 10,4° восточной долготы и вверх по р. Иртыш, занимая в целом площадь 5,4 млн. га. Средний казачий пай составлял 37 га. Казачье население - 172 тыс. человек - было неоднородным в национальном (русские, украинцы, белорусы, мордва, татары и др.) и социальном отношениях. Войско делилось на 3 отдела (всего 1083 казачьих населенных пункта) и выставляло в начале ХХ в. в мирное время - 3 конных полка и гвардейскую полусотню, в военное - 9 конных полков и несколько отдельных сотен.
В соответствии с административным делением конца ХIХ в. Сибирское казачье войско располагалось в двух областях степного генерал-губернаторства - Акмолинской и Семипалатинской, а также в Бийском округе Томской губернии. Большая часть территории войска тянулось узкой полосой, шириною от 10 до 30 верст, от границы Оренбургской губернии до р. Иртыш, затем - по Иртышу и Бухтарме. Кроме того, казачьи земли были разбросаны отдельными островками в казахской степи. Вся войсковая территория в конце ХIХ в. составляла чуть менее 5 млн. десятин.
В 170 поселениях Сибирского казачьего войска, по данным на начало 1894 г., числилось: войскового сословия - 113,5 тыс. чел., иногородних - 14,5 тыс. 96% исповедовали христианство, 4% - ислам. За счет войска содержалось 152 учебных заведения, в том числе 149 станичных и поселковых школ.
Основное занятие сибирских казаков - земледелие, но непостоянство степного климата, частые засухи летом, сильные морозы зимой затрудняли его ведение. Сеяли озимую и яровую рожь, яровую пшеницу, овес, ячмень, просо и картофель. Среди казачьего населения очень развиты огородничество, табаководство и бахчеводство. Около Петропавловска располагались целые поселки, занимающиеся как основной отраслью огородничеством. "Линейский" табак - "махорка" - расходился по всей Сибири. Казаки занимались также льноводством и выращиванием конопли. Скотоводство в войске служило подспорьем к земледелию. На начало 1894 г. в войске было лошадей около 90 тыс. лошадей, около 96 тыс. голов крупного рогатого скота, около 95 тыс. голов мелкого рогатого скота. При обилии рек и озер в войске было развито рыболовство. Казаки занимались также извозом, выделкой кож и топкой сала. Казаки вели активную торговую деятельность, в том числе с местным казахским населением. Торговая деятельность была двух видов - денежная и меновая; в 1893 г. обороты денежной определялись в 905 тыс. руб., меновой - в 200 тыс. руб.
Большую роль в исследовании сибирского казачества сыграл историк и краевед Катанаев Георгий Ефремович (1848 - 1921). Г.Е. Катанаев родился 28 апреля 1848 г. в станице Атбасарской в семье казачьего офицера. Образование получил в Сибирском кадетском корпусе (1865). В 1866 г. произведен в хорунжие и назначен в 1-й военный округ Сибирского казачьего войска, а в 1870 г. - в 1-й Сибирский казачий полк на должность адъютанта. В эти годы Катанаев знакомится с Г.Н. Потаниным и другими "областниками", содержащимися в Омске в здании гауптвахты. В начале 70-х гг. Катанаев уезжает в Москву и поступает в Петровскую земледельческую и лесную академию. Вернувшись в Омск через 3 года, он был избран войсковым депутатским собранием на должность советника Войскового хозяйского правления. С 1889 г. до выхода в отставку в 1906 г. Катанаев - председатель Войскового хозяйственного правления Сибирского казачьего войска.
Военную службу Катанаев успешно совмещал с научной деятельностью. Он - член-учредитель и почетный член Западно-Сибирского отдела Русского географического общества. Ему принадлежит ряд крупных работ по истории Сибирского казачьего войска, взаимодействию казачества и казахов: "Киргизский вопрос в Сибирском казачьем войске" (1904), "Краткий исторический обзор службы Сибирского казачьего войска с 1582 по 1908 г." (1908), "Западно-сибирское служилое казачество и его роль в обследовании и занятии русскими Сибири и Средней Азии (1908 г.) и др.
Большая роль в исследовании сибирского казачества принадлежит также Федору Николаевичу Усову (1840 - 1888), полковнику, атаману сибирского казачьего войска, писателю. Усов был секретарем Западно-Сибирского отдела Императорского русского географического общества. В его труды - "Отчет о состоянии сибирского казачьего войска в 1876 г." (1877); "Статистическое описание сибирского казачьего войска" (1879); "Справочная книжка о сибирском казачьем войске" (1873), "Очерки по истории сибирского казачьего войска" и др. - дана разностороння характеристика истории, внутреннего устройства, хозяйства и быта сибирских казаков.
Много разнообразных сведений о сибирских казаках содержится в работе офицера Генерального штаба М. Красовского (Красовский М. Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами генерального штаба. Область сибирских киргизов. Т. 16. Ч. 3. СПб., 1868. )
Издания по сибирскому казачеству:
Бабков И.Ф. Воспоминания о моей службе в Западной Сибири. 1859-1875 гг. СПб., 1912. Катанаев Г.Е. Западно-Сибирское служилое казачество и его роль в обследовании и занятии русскими Сибири и Средней Азии. Омск, 1899. Катанаев Г.Е. Киргизский вопрос в Сибирском казачьем войске. Омск, 1904. Катанаев Г.Е. Прииртышские казаки и киргизы Семипалатинского уезда в их домашней и хозяйственной обстановке (К вопросу о культурном взаимодействии рас) // Записки Западно-Сибирского отделения Русского географического общества. Кн. ХV. Вып. 2. Отд. 2. 1893. Красовский М. Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами генерального штаба. Область сибирских киргизов. Т. 16. Ч. 3. СПб., 1868. Остафьев В.А. Землевладение и земледелие Сибирского казачьего войска. Омск, 1897. Памятная книжка о Сибирском казачьем войске. Омск, 1884. Потанин Г.Н. Заметки о Сибирском казачьем войске // Военный сборник. № 5. СПб., 1861. Усов Ф. Статистическое описание Сибирского казачьего войска. СПб., 1879.
Колониальная политика России в Западном и Северном Казахстане
Казачьи войска на территории Казахстана. В XVIII в. было создано специальное Оренбургское казачье войско. По своей организации оно было близко к регулярным войскам и несло службу по Верхнеяицкой линии - от Яицкого городка до крепости Верхне-яицкой. Земли Яицкого казачества протянулись вдоль Жаика, на правом берегу которого оно своими силами к 1745 г. выстроило 7 крепостей и 11 форпостов, к 1769 г. по Яицкой линии проживало около 15000 семейств правительственных казаков. На земле, которая считалась общевойсковой собственностью, казачество занималось земледелием, скотоводством и рыболовством. С 1748 г. по указу правительства казаки начали в летний период заготавливать сено и строить хутора, недалеко от укреплений. С этого момента между Яицким и Илецким городками на небольших речках, впадающих в Жаик, появляются многочисленные хутора. Постройка хуторов в междуречье Жаика и Едиля, а также по правобережью Жаика, привела к дальнейшему земельному ограничению для казахов, которым не разрешалось кочевать в районах казачьих хозяйственных построек. Если вдоль Жаика находились владения Яицкого и Оренбургского казачества и калмыков, то вдоль побережья Каспийского моря земли также были недоступны для казахов. Здесь находились дачи помещиков Безбородко и Юсуповых. На протяжении 305 верст, то есть почти по всему берегу Каспийского моря от устья Едиля до устья Жаика лежала полоса помещичьей земли. Дачи обоих помещиков фактически пустовали и не были заселены, были отданы на откуп купцами, которые устраивали на побережье рыбопромышленные ватаги. Приказчики помещиков пускали на эти земли казахов за большую плату. В 1752 г. была построена линия военных укреплений из 10 крепостей и 53 редутов, соединивших Уйскую линию, с Иртышской. Эта линия соединила Омскую крепость с Зверино-головской (Баглан) и была названа Ново-Ишимской. В результате русская граница была выдвинута на 50-200 верст в земли Среднего жуза. Это нарушало сложившуюся систему перекочевок, лишало казахское население пастбищ на правобережье Ертиса. Постройка военных линий дала возможность царскому правительству принять в 50-х годах XV111 в. первые юридические акты, узаконившие земельные ограничения для казахов Среднего жуза. В марте 1755 г. коллегия иностранных дел запретила переход на Ертис. С 1764 г. казахам разрешалось кочевать не ближе 10 верст от Ертиса и 30 верст в районе крепостей и форпостов. Таким образом, казахи теряли лучшие пастбища, этим и объясняется стремление казахского населения к уничтожению казачьих хуторов. Борьба казахов с колониальным гнетом. Особенно обострились отношения казахов с Яицким и Оренбургским казачеством с 1756 г. когда населению Младшего жуза было запрещено перегонять скот на зимние пастбища по правобережью Жаика. В этих условиях царское правительство для усмирения казахов организовало так называемые "воинские поиски", т.е. небольшие карательные экспедиции в казахскую степь. При этом казакам разрешалось брать заложников, захватывать скот и имущество. Указ правительства о "воинских поисках" привел к тому, что яицкое и оренбургское казачество в ответ на набеги казахов, а часто и без причины, нападало и разоряло казахские аулы. Кроме того, часто аулы, участвовавшие в столкновениях с казачеством, кочевали в отдаленных местах, а репрессиям подвергались мирные аулы близ линии. С выгодой для себя казаки пытались использовать и Указ от 19 ноября 1742 г. запрещавший казахскому населению перегонять скот через Жаик. За перегон казаки требовали большое количество скота. Царская администрация знала, что казаки нарушают инструкцию о ненападении на мирные аулы, но ограничение карательных экспедиций считала несвоевременным. В 1755 г. в ответ на притеснения казачества казахское население участило свои нападения на крепости и форпосты. Оренбургская администрация вынуждена была признать, что подобные столкновения происходили по вине казаков. Столкновения казахов с линейными казаками участились настолько, что коллегия иностранных дел 11 апреля 1755 г. разрешила последним поступать с казахами как с врагами. В крепостях круглосуточно дежурили часовые, а в прилегающей степи - специальные пикеты. Казакам разрешалось покидать крепость только с достаточным конвоем, а скот в летнее время находился вне крепости под прикрытием больших отрядов. На степных возвышенностях по линии устанавливались караульные вышки и маяки с дозором. До 1770 г. сложными были взаимоотношения казахов с калмыками, кочевавшими между Жаиком и Едилем. С целью разжигания национальной розни царское правительство 28 сентября 1743 г. разрешило калмыкам совершать в казахскую степь "воинские поиски", выделив им при этом в помощь 2 тысячи казаков. Калмыки переходили через Жаик, захватывали и угоняли большое количество скота. Отношения казахов с калмыками разрешились к 1771 г. когда значительная часть последних во главе с наместником Убаши из-за тяжелого гнета царизма откочевала на территории Жонгарии. Хотя пастбища, ранее занимаемые калмыками, оказались свободными, царское правительство по-прежнему отказывалось разрешить казахам свободно пользоваться этими землями. Существовали запретные земли и в районе Илека. Здесь начались волнения в связи с постройкой Илецкой защиты. Казахи опасались, что с постройкой крепости они потеряют земли по побережью реки Илек. Кроме того, казахи были недовольны и потерей доступа к добываемой в районе Илецкой защиты соли. Поэтому они неоднократно обращались к Оренбургскому губернатору с просьбой разрешить свободно кочевать по Илеку и не начинать строительство крепости. В противном случае они угрожали разрушить крепость. Казахи, начиная с 50-х годов XVIII в. помимо мирных переговоров с царским правительством о расширении района кочевок, прибегают к немирным формам протеста: самовольным перегонам скота на запрещенные территории и вооруженным нападениям на военные укрепления. Как одну из форм протеста казахского народа против колониальных действий России можно рассматривать попытки смены подданства с откочевкой в соседние страны. Так, в связи с ликвидацией Жонгарского государства, у границы Китая появились свободные земли. В 1759 г. хан Нуралы заявил представителям Русской администрации, что казахи собираются откочевать к казахско-китайской границе. Вторым и менее реальным намерением казахов была попытка откочевать на земли Турции. Таким образом, можно утверждать, что русская колониальная администрация начинает в XVIII в. активное проникновение в казахские степи, вводя при этом массу ограничений, подрывавших экономические основы казахского общества. Все это послужило поводом широкого антиколониального движения казахов, принявшего в 70-х годах XVIII в. организованные формы. При этом борьба шла не только с русскими войсками, но и с частью казахской верхушки, преданно служившей царизму
Дата публикации: 4 сентябpя 2008 Автор: Радик ТЕМИРГАЛИЕВ
Казачий стан “Казах” и “казак”. Эти этнонимы, которые на казахском языке звучат практически одинаково, уже только этим, казалось бы, говорят о том, что история казаков – субэтноса русского народа – и история казахов (в совсем недавнем прошлом – кипчакского субэтноса) взаимосвязаны и очень близки. К глубокому сожалению, застарелая болезнь исторической науки по имени национализм не позволила на сегодняшний день выработать какое-то объективное и приемлемое для всех общее понимание исторического прошлого казахов и казаков. Нет смысла сыпать цитатами из книг и статей различных авторов, выдержанных в упрекающем, обвиняющем или оскорбляющем представителей той или иной национальности тоне, поскольку таких “афоризмов” можно легко наскрести на целое собрание сочинений. Автор же данной статьи совершенно не желает становиться на чью либо сторону в этой бесконечной “дискуссии” и лишь хотел бы высказать некоторые свои мысли о роли и месте казаков в истории казахов и Казахстана.
Для начала вспомним, что мы знаем о казаках. Общепринятая советская версия гласила, что казаки были вольными сообществами, которые состояли в основном из беглых крестьян, не желающих мириться с крепостным правом. Кто-то возводил историю казаков к истории бродников – славянской колонии в кипчакской степи, образовавшейся примерно в XI веке. Сейчас достаточно широкой популярностью пользуется идея ордынского, то есть тюркского, происхождения казачества. Разумеется, без машины времени докопаться до истины в этом вопросе трудно, но представляется, что в этом споре правы одновременно все.
Действительно, бежали подальше от помещиков и крестьяне. Уходили по каким-то причинам из своих племен и кочевники. Причем национальный состав казачьих республик совсем не ограничивался славянами и тюрками. Источники фиксируют среди казаков и литовцев, и мордвинов, и персов, и представителей кавказских народов. Главным объединяющим признаком выступала религия, то есть православное христианство. Именно благодаря религиозной идеологии казачьи улусы, исповедующие православие, оказались самыми жизнеспособными из огромного числа подобных объединений, возникших после распада Золотой Орды. Религия же повлекла за собой союз казаков и молодого Московского государства. Роль же казаков в истории России вообще переоценить трудно. Несмотря на все разбои, бунты и прочие беспорядки именно казаки (по крайней мере, в географическом отношении) превратили Московию в Россию.
Период главных свершений казаков, то есть XVI век, чрезвычайно скупо освещается в истории Казахстана. Да, есть монография М.Ж.Абдирова под названием “Хан Кучум: известный и неизвестный”. Были какие-то еще труды и публикации в прессе, но назвать их научными трудно, о чем уже говорилось в самом начале данной статьи. Между тем история Казахского ханства XVI века, его взаимоотношения с Русским государством могут поведать очень много интересного.
В рамках статьи нет особенной нужды подробно рассказывать о том, как казаки совершали набеги на Ногайскую Орду и завоевали в 1582 г. Сибирское ханство. Всю необходимую информацию современный читатель может найти в Интернете или в библиотеке. В сущности, особенных разногласий между вменяемыми историками при изложении этих событий нет. Нескончаемые споры в научной литературе, не говоря уже о публицистике, касаются только одного основного момента, а именно – причин побед казаков над превосходящими в численности кочевниками.
На взгляд автора этих строк, успехи казаков объясняются не только наличием огнестрельного оружия, как считает, например, уже упомянутый казахский историк М.Абдиров, поскольку оно в ту пору давало серьезное преимущество в основном при оборонительных, но не наступательных действиях. Основная причина крылась в уровне военной подготовки бойцов. Казаки действительно на голову превосходили ордынцев. Единственным занятием казаков была война, и нет ничего удивительного в том, что профессиональные солдаты брали верх над кочевниками, то есть в первую очередь над пастухами и охотниками. Сегодня ведь никому в голову не придет удивляться такой картине, когда рота спецназа может легко разобраться в реальном бою с батальоном солдат-срочников. И в этом факте нет никаких оснований для того, чтобы кто-то из современных людей чувствовал от этого гордость или стыд.
Точно так же кочевники, как мы знаем, легко брали верх над ополчениями, составленными из крестьян, ремесленников и торговцев, в особенности, если сражения происходили в открытом поле. Вот что отмечал, к примеру, русский посол Борис Пазухин, посетивший Хиву, Бухару и Балх: “А конные бухарские и балховские ратные люди к бою заобычны и плохи. А надежные люди в бою в Бухарской земле туркестанские казаки и подданные бухарскому царю царевичи каракалпацкие”. А российский посол в казахской степи А.Тевкелев сообщал о предложениях калмыцких правителей хану Абулхаиру следующее: “А наибольше возмущали итить воевать росиския городы, понеже де росиской народ люд невоенный, яко сарты, сиречь посацкия или пахотныя мужики”.
Понятно, что было бы глупо упрекать земледельцев в прирожденной трусости либо какой-то другой неполноценности. Для того чтобы, например, уметь метко стрелять из лука, требовались годы (если не десятки лет) тренировок, а откуда было взять столько времени крестьянину, занятому своим нелегким трудом. В то время как кочевники, благодаря особенностям своего быта, с младых лет обучались верховой езде и стрельбе из лука, являясь, по сути, полупрофессиональными военными. Но в случае с казаками коса нашла на камень.
Огромную роль играла и военная тактика казаков, выработанная в противостоянии с кочевниками. Не зря ногайский князь Иштерек утверждал, что “токо бы казаки на улусы пpиходили сухим путем, и он бы над казаками умел пpомышляти. А то де казаки пpиходят на них водяным путем, в pозни, многими людьми... а на воде над ними пpомыслу никотоpого не умеет учинить”.
Сибиряки, пытаясь остановить стремительный речной поход Ермака, даже натягивали через Тобол железную цепь, но она не выдержала удара казачьих струг. Отрядам Кучума оставалось лишь только сопровождать по берегу казаков и обстреливать их из луков. Но покорители Сибири прятались за щитами или прижимались к противоположному берегу реки, куда стрелы не долетали. Если же казаки решали принять бой, то битвы происходили на береговых полосках, где превосходство противника в численности не имело решающего значения, к тому же кочевникам приходилось сражаться в пешем строю, к чему они были не приучены.
Но помимо вышеперечисленных была и еще одна причина, которая немало способствовала победам казаков, а для того, чтобы ее увидеть, необходимо обратиться к истории Казахского ханства XVI века.
После смерти хана Касыма в 1520 г. Казахское ханство фактически распалось на несколько улусов, которые жестоко враждовали между собой. Только с 1538 г., когда к власти пришел хан Хакназар, положение стало медленно изменяться в лучшую сторону. Но помимо множества внутренних противников Хакназару пришлось вступить в ожесточенную войну практически со всеми соседними народами. Калмыки, шибаниды, моголы, туркмены, сибиряки наступали со всех сторон и быстро свели на нет все достижения хана Касыма. Самым же опасным врагом были ногайцы. Тем не менее, Хакназару удалось укрепить свою власть и даже распространить её на часть ногайских племен. В основном это были кочевники, недовольные прорусской политикой бека Исмаила. Как признавал последний в своем письме к Ивану Грозному, “… племянники ж мои от нас отстали ныне за Яиком и приложилися к казацкому царю”. К тому же в 1558 г. в Ногайской Орде разразился голод, и погибло около 100 тыс. человек. От бескормицы множество кочевников бежали на восток кипчакских степей и признали власть Хакназара, который мобилизовал беженцев для борьбы с правителями Ташкента.
Однако не все гладко шло у Хакназара. В 1568 г. бий Динахмет, сменивший умершего в 1563 г. Исмаила, сумел выпросить помощи у русского царя Ивана Грозного, которого тоже встревожило возможное усиление Казахского ханства, и он выделил для защиты ногайцев отряд стрельцов. Благодаря этой помощи Исмаилу удалось нанести поражение Хакназару. Впрочем, поражение, видимо, было не настолько тяжелым, как об этом сообщалось, в частности, европейским послам, поскольку в том же году Хакназар дошел до Волги и зазимовал под самой Астраханью. Некоторыми историками высказывается версия, что данный поход Хакназара был совершен по соглашению с крымским ханом, а может быть и с турецким султаном, которые планировали совершить в 1468 г. нападение на Астрахань, но по разным причинам перенесли его на следующий год. Надо признать, что эта версия звучит вполне правдоподобно, особенно если учесть дружественные отношения между Крымским и Казахским ханствами, которые неоднократно предпринимали согласованные наступления на ногайцев с двух сторон. В тот период Казахское ханство фактически находилось во враждебной к России коалиции. Именно поэтому русские стрельцы и защищали Ногайскую Орду.
Однако Хакназар так и не дождался турок и крымцев, которые добрались до Астрахани только к осени 1569 г. Тем более что у казахского хана появилась причина разорвать союз с Крымским ханством и, соответственно, с Османской империей. Оказалось, что для участия в этой тюркской коалиции были приглашены и ногайцы, правитель которых Динахмет согласился поддержать эту операцию. А казахам с ногайцами (или вернее – урусидам с едыгеидами) было никак не по пути.
Осада Астрахани провалилась самым позорным образом. А казахский хан продолжил свою антиногайскую политику и уже в следующем году подверг разгрому так называемую “Алтыульскую орду” ногайцев, кочевавшую по р. Эмбе. Военные успехи казахского хана смутили и ногайцев, и их союзника сибирского хана Кучума, который до поры до времени, как и Динахмет, являлся вассалом Москвы. В том же 1570 г. Кучум сообщал послу Ивана Грозного Ивашке Поздееву следующее: “Ныне деи сбираю дань Господарю вашему царю и великому князю послов пошлю, а нынеча деи мне война с казацким царем, и одолеет деи меня царь казацкий и сядет на Сибири, ино и тот Господарю дань учнет не давати”. Как видно, Кучум пытался вызвать гнев у “белого царя” на “царя казацкого”, однако геополитическая ситуация к тому времени кардинальным образом изменилась, и вскоре Русское государство оказалось в союзе с Казахским ханством.
Если при осаде Астрахани ногайцы лишь снабжали продовольствием турецко-крымское войско, то в 1771 г. бий Динахмет решил вступить в открытую конфронтацию с Иваном Грозным и совместно с крымским ханом Давлет-Гиреем напал на Русь. Степная коалиция дошла до самой Москвы и почти дотла сожгла столицу. Сам Иван Грозный бежал в Ростов и унижено пытался примириться с крымским ханом, предлагая даже отдать ему Астрахань. Но хан отверг это предложение и в следующем году вновь вторгся в Русь. Это нападение также было поддержано ногайцами. В том же году Кучум перестал платить дань московскому царю и, учитывая тесные связи сибирского хана с ногайцами, это, безусловно, нельзя считать простым совпадением. Приблизительно в это же время при дворе Ивана Грозного неожиданно объявились послы Хакназара. И хотя точных сведений о ходе переговоров у историков на данный момент не имеется, догадаться об их содержании не трудно. Хакназар мог предложить только одно – союз против ногайцев и сибиряков, и отказаться от такого предложения Иван Грозный не мог.
Хакназар, оперативно использовавший период охлаждения русско-ногайских и русско-сибирских взаимоотношений, показал себя дальновидным политиком, поскольку дела Москвы пошли на лад и выяснилось, что русский царь паниковал совершенно напрасно, а крымский хан и вовсе сглупил, отказавшись от уступок. Крымско-ногайское войско было разгромлено в битве при Молодях, после чего русские войска овладели Сарайчиком и в отместку за спаленную Москву разорили ногайскую столицу. Стрельцы и казаки бесчинствовали до такой степени, что даже вскрыли могилу отца Динахмета и надругались над трупом. После этого, разумеется, было сложно рассчитывать на восстановление прежних отношений. Ногайцы стали тревожить набегами русскую границу, а Иван Грозный полностью развязал руки казакам.
Также Иван Грозный направил к Хакназару ответное посольство во главе с Третьяком Чубуковым. Однако посол был перехвачен и убит Кучумом. Тем не менее, русско-казахский союз оставался в силе, и Хакназар продолжал воевать и с ногайцами, и с сибиряками. Кучум и Динахмет прекрасно знали (вероятно, от Третьяка Чубукова) об этом союзе. Не случайно Динахмет в 1577 г. просил Ивана Грозного: “А ты б к недругу к моему х казатцкому царю посла не посылал”. А в 1579 г. бий Урус в письме к царю, обращаясь с аналогичной просьбой, даже делал небольшой экскурс в историю, объясняя давнюю неприязнь между двумя степными династиями: “С Акназаровым царевым отцом с Орусом с нашими прадеды Идигием князем недрузи головные. И ты бы с казацким царем не говорил, как яз для тебя с крымским царем не говорил”.
Иван Грозный отвечал, что в дипломатические отношения с Хакназаром действительно вступал, но лишь потому, что ногайцы на тот момент сами вступили в антирусский союз с Крымским ханством, причем подчеркивал, что переговоры были начаты по инициативе казахской стороны. “И мы однова послали были своих служилых татар к Акназару царю казацкому. А после того мы к Акназару царю в Казацкую Орду ни послов своих, ни служилых татар не посыливали есма, и впредь посылать не учнем. Коли вам Акназар царь недруг, тогды и нам Акназар в дружбе не будет николи”, - писал Иван Грозный бию Урусу.
Разумеется, русский царь лукавил: военная активность казахов только играла ему на руку. Точно так же Иван Грозный снимал с себя всякую ответственность и за нападения казаков, которые, мол, ему не подчинялись. “На Волге многие литовского коpоля литовские казаки живут, Федька Безстужев с товаpищи. А пpиходят с Днепpа. И пpиходят твоих людей гpомят. И в полон емлют. И то делается от литовского коpоля стоpоны. Хотит нас литовский коpоль с вами ссоpити. И мы велели послати из Астоpохани на Дон. И на Волгу тех воpов сыскивати. А сыскав, велели их казнити”, - отвечал он, например, на жалобы ногайцев по поводу казачьих нападений.
В итоге казачье-казахского давления Сибирское ханство пало, а Ногайская Орда оказалась полностью дезорганизована. Потому сегодняшние казахские историки, которые никак не могут простить этих походов тем же Ивану Кольцо или Ермаку, должны помнить, что в ряду виновников находится и казахский хан Хакназар, приложивший немало усилий для ослабления Ногайской Орды и Сибирского ханства. И не стоит думать, что все это происходило исключительно в интересах русского государства, умело разжигавшего розни между кипчакскими ордами. Благодаря этой войне правители Казахского ханства сумели существенно усилиться и сконцентрировать силы для последующего броска на юг и овладения сырдарьинскими городами.
Обострение во взаимоотношениях казаков и казахов произошло только в XVII-XVIII вв. Взаимные набеги – это обычное явление для народов, занимающихся скотоводством. Причем казахи грабили хутора и станицы ничуть не меньше, чем казаки разоряли аулы, о чем сохранились многочисленные свидетельства вроде следующего: “… Да нас же и киргизская орда весьма не в спокой и прошлого года немалые Ваше имераторское величество учинили ущербу и казаков по форпостам побили” (из челобитной (1771 г.) Л. Шапошникова и Ф. Морковцева на имя Екатерины II). Казачий историк А. Рябинин писал о казахах: “Они были враги неутомимые, настойчивые, не знающие ни страха, ни усталости. Яицкие казаки вели против них войну настоящую и ожесточенную”. В этот период взаимоотношения казахов и казаков, по сути, ничем не отличались от взаимоотношений их же с башкирами, калмыками, ногайцами и т. д. Приграничная барымта имела начало, но не имела конца.
Вместе с тем в казахские улусы уходило немало казаков, недовольных ущемлением былой свободы и не желающих становиться “государственными крепостными” (именно так часто называли себя сами казаки). Именно эти казаки в XVII веке обучают казахов изготовлению огнестрельного оружия, о чем есть прямые свидетельства источников. Благодаря этой помощи хану Джангиру удается создать некое подобие регулярных войск в виде небольшого, но превосходно обученного отряда казахских стрельцов, который в 1643 г. нанес сокрушительное поражение 50-тысячной джунгарской армии в Орбулакском сражении.
В XIX веке в период окончательного присоединения Казахстана к России наступает следующая фаза взаимоотношений. И вот здесь в основном и начались те многочисленные факты насилия казаков над кочевниками, к тому времени практически утратившими свою былую воинственность. Об этих случаях очень любят рассказывать казахстанские историки. Но и при освещении этого временного промежутка нет никаких оснований говорить о таких страшных вещах, как геноцид либо этноцид. Просто в связи с неуклонным падением роли кавалерии на полях сражений на казаков все чаще стали возлагать роль внутренних войск. Казачьи нагайки и шашки столь же немилосердно гуляли по спинам и по головам русских крестьян-переселенцев. Вспомним, как в советское время казакам никак не могли простить беспощадные разгоны революционных митингов и демонстраций. По сути же имел место обычный полицейский беспредел, от которого и сейчас немало страдают граждане независимых стран постсоветского пространства.
Вместе с тем многовековая жизнь в степи фактически привела к тому, что уральские, сибирские и семиреченские казаки незаметно превратились в полуказахов. Так, при завоевательных походах на Среднюю Азию самой боеспособной частью русских войск были именно казаки, перенявшие у кочевников много незаменимых в степной жизни знаний. Вот как описывал, к примеру, внешний вид казаков в походе на Хиву (1839-1840 гг.) известный русский военный историк и участник этой экспедиции М. Иванин: “Уральские казаки, более опытные и имевшие более способов, оделись лучше прочих войск; по разсказу одного из них, у него поверх рубашки была стеганная на верблюжьей шерсти фуфайка, потом полушубок из молодых мерлушек, доходивший несколько ниже колен; сверх обыкновенных штанов, другие стеганные на верблюжьей шерсти, а сверх их кожанные киргизские шаровары, длинные сапоги с большими онучами, полушубок подпоясывался ремнем. Сверх полушубка саксачий (годовалых баранов шкуры) тулуп, а поверх его киргизская доха из лошадиных шкур, подпоясанная ремнем, баранья шапка и башлык, а про запас киргизский малахай”. В итоге же, как далее пишет М. Иванин, “уральские казаки менее всех пострадали, несмотря на то, что более прочих войск употреблялись на работы и перенесли более трудностей”. В походе, где из пятитысячного отряда от морозов и болезней погибло около пятой части личного состава, потери пехоты составили два человека из каждых семи. В то время как уральские казаки потеряли лишь одного человека на каждые восемьдесят.
Естественно, что казаками у казахов заимствовалась не только одежда. Свои табуны казаки, как и казахи, зимой оставляли в степи на подножном корму. Казачки доили коров так же, как это делали казашки – с подпуском телят. Зажиточные казаки летом жили в юртах. Курт, иримшик, кумыс, конина занимали свое место в казачьем рационе. В общем, всего и не перечислишь.
Очень широко в казачьей среде был распространен и казахский язык. Близкий друг Чокана Валиханова и казак по происхождению Г.Потанин писал: “… Почти все население (казачье) говорит киргизским языком. Для многих это колыбельный язык, потому что няньками и стряпухами здесь бывают киргизки. Киргизский язык услышишь повсюду: в тихой беседе, которую ведут между собой казаки, сидящие на завалинке, в разговоре ямщиков, хлопочущих на станции около экипажа проезжающего чиновника. Иногда даже в суде”. Понятно, что вместе с языком приходила и духовная культура: поговорки, пословицы, сказки, песни, то есть все то, что называется устным народным творчеством.
Отмечая же широкое распространение межнациональных браков между казаками и казахами, Г.Потанин замечал, что в результате “обе расы… отчасти смешались”. Как известно, мать знаменитого генерала Л.Корнилова была казашкой. И в этом нет ничего удивительного. В те времена трезвый расчет имел большее значение, нежели область чувств. Так сами казахи из всех иноземок предпочитали брать в жены калмычек, потому что в отличие от более близких, например, в религиозном плане мусульманок Бухары или Хивы калмычка являлась готовой хозяйкой для аульной жизни, которую по большому счету ничему не надо было учить. Так же и в казачьем быту казашки осваивались куда быстрее, чем русские девушки, переселившиеся в степь, например из-под Тамбова. Впрочем, нередко случались и вполне романтические истории. Так Г.Потанин в одном из своих писем к Н.Ядринцеву предлагал: “Не измыслим ли мы… рассказца из прииртышской жизни?… изобразить молодую казачку, влюбленную в киргиза, - факт, который у нас на Иртыше не редкость”.
Такое всеобъемлющее восприятие материальной и духовной культуры кочевников и активная метисация были бы невозможны при ненависти, презрении либо каких-то других чувствах, испытываемых казаками по отношению к местному населению. Конечно, сложно предполагать, как сложились бы отношения казаков и казахов в XX веке, если бы не было расказачивания и коллективизации, уничтоживших две степные культуры. Однако ведь совсем не сложно честно и объективно взглянуть на прошлое и увидеть не только плохое и мрачное, но и разглядеть тамырскую связь двух миров, совсем не случайно носящих одно и то же имя.
Судьба этой юной красавицы взволновала Пушкина. О ней писали знаменитый мемуарист Вигель, десятки известных литераторов. Ее жизнь до сих пор служит источником для мифов, домыслов; вся она — неразгаданная тайна, неутоленная страсть... Всего десять дней была она женой, а потом за эти дни любви тридцать три года расплачивалась заточением в каменной башне крепости...
Есть в Уральске деревянный дом, довольно приметный. Такой справный, ухоженный сруб, бревна которого покрыты лаком; сразу видно, что поставлен он не так давно или ухаживают за ним тщательно, не дают ветшать. Если внимательнее присмотреться к ухоженным стенам, то можно различить: некоторые бревна явно старше всего сруба — темнее, замшелее, даже кажется — тяжелее прочих (только потом узнаешь, что эти бревна из подлинного кузнецовского сруба, который не пощадило время, а паче всего — многочисленные реформаторы). В дом ведет деревянное крылечко, а перед ним вывеска, говорящая о том, что это музей Пугачева. Считается, что это одна из главных достопримечательностей Уральска, но народа в музее бывает немного. Может, сказывается его относительная удаленность от центра города, может, печальная судьба обитательницы этого дома отталкивает посетителей, а может быть, вообще тяга к старине у жителей города постепенно выветривается, да и неудивительно — в яростные большевистские годы взрывались, уничтожались прекрасные храмы, сносились вековые строения, словно старались стереть даже саму память о прошлом; потом нахлынула волна переименований, переиначиваний — она никак не утихомирится и поныне. Но речь сегодня не только об этом.
...Впервые я попал в этот музей в юности, и помнится, что больше всего меня поразила тогда огромная деревянная кровать, с горкой подушек на ней, а рядом на стене портрет хозяйки этого сооружения. Мне сказали, что на портрете — Устинья Петровна Кузнецова. И добавили: «Крестьянская царица!». После некоторого молчания: «Жена Петра Федоровича Третьего»... Я тогда удивился: как могла сохраниться эта кровать, откуда известен облик Устиньи, или это подделки под старину?.. Вообще, в музее немало всякой мебели, утвари — и столы, и черпаки, и чугуны, наверное, их трудно назвать экспонатами, скорее, они призваны создавать антураж восемнадцатого века. Удается ли это? Наверное, не нужно быть большим знатоком тех времен, чтобы ответить на этот вопрос. Лично мне кажется, что душа несчастной «крестьянской царицы» все-таки бывает здесь иногда. В этом доме росла уральская красавица, здесь на самом берегу Яика прошло ее детство, здесь она слышала старинные протяжные песни и, конечно же, даже и предположить не могла, что выпадет ей на веку, что будет она соперницей великой государыни, что дойдет до той в самый Петербург слух о ее красе. Да и мятежная душа Пугачева, наверное, прилетает сюда. Здесь он был царем, перед ним ломали шапки, здесь он заглянул в ясные глаза Усти...
Пушкин пишет: «Пугачев в Яицком городке увидел молодую казачку Устинью Кузнецову и влюбился в нее. Он стал ее сватать. Отец и мать изумились и отвечали ему: «Помилуй, государь! Дочь наша не княжна, не королевна; как ей быть за тобою? Да и как тебе жениться, когда матушка государыня еще здравствует?». Пугачев, однако, в начале февраля женился на Устинье, наименовал ее императрицей, назначил ей штатс-дам и фрейлин из яицких казачек и хотел, чтоб на ектенье поминали после государя Петра Федоровича супругу его государыню Устинью Петровну. Попы его не согласились, сказывая, что не получали на то разрешения от синода. Отказ их огорчил Пугачева; но он не настаивал в своем требовании. Жена его оставалась в Яицком городке, и он ездил к ней каждую неделю...».
Однако вот какие сведения я получил из музея-крепости «Корела». Научный сотрудник музея Валентина Михайловна Костромина пишет: «Зажиточные казаки решили женить Пугачева — Петра III — на яицкой казачке — семнадцатилетней красавице Устинье Кузнецовой. Сам Пугачев никакой женитьбы не хотел и пытался отговориться: «Если я здесь женюсь, то Россия мне не поверит, что я царь» (из первого допроса 15 сентября 1774 года). И все-таки свадьба состоялась в январе-феврале 1774 года. Венчались они в церкви Петра и Павла в Яицком городке. Фактически женой Пугачева Устинья пробыла 10 дней (из ее показаний), а «царицей» два с половиной месяца. Устинья свидетельствовала на допросах, что она довольно часто переписывалась с Пугачевым, а письма ей писал (из-за ее неграмотности) казачий малолеток Алексей Бошенятов. 26 апреля 1774 года ее с матерью в числе 220 колодников отправили в Оренбург для допроса».
Об этой романтической, трагической истории написано и наговорено немало. Кроме Пушкина, Вигеля и многих-многих других к этой теме обращался и Вячеслав Шишков в своем знаменитом романе. Сейчас российский писатель Николай Корсунов, хорошо известный и в Казахстане, работает над большим романом о «крестьянской царице». Но, тем не менее, время от времени рождаются самые нелепые небылицы вокруг этой судьбы. Недавно одна из казахстанских газет написала, что Устинья Петровна была милостиво отпущена из заточения и свою жизнь провела в Гурьеве. Не могу удержаться и привожу строчку из этой, с позволения сказать, статьи: «Более того, к моменту встречи с поэтом Устинья была жива, и ей было 70—80 лет...». Иначе говоря, автор «сенсации» утверждает, что Устинья встречалась с Пушкиным в Гурьеве, хотя даже возраста «императрицы» не знает, а ведь доподлинно известно, что она родилась в 1757 году. В общем, нелепица... Есть и другие публикации, искажающие историческую истину. Все это побудило меня обратиться в музей «Корела», расположенный в бывшем Кексгольме, ныне Приозерске, где долгие годы томилась Устинья...
Что за человек она была? Только ли щепочка в грозном потоке истории, только ли неграмотная девчонка, не понимавшая происходящего?
На портрете, который висел в музее в Уральске (а сейчас его почему-то нет), изображена красивая молодая девушка в нарядном сарафане. Статная, с гордо посаженной головой... Экскурсовод Линара Сихова рассказала, что портрет написала местная художница — Богословская — в 1969 году, а прообразом к нему послужила... внучка художницы, а дополнением — устные описания «царицы», которые давали уральские казаки. Насколько верно это изображение?.. Шишков описывает Кузнецову так: «Пугачев уселся на сундук, покрытый мохнатым ковром. Он не сразу оторвал свой ожигающий взор от красивого лица Устиньи. Статная, не по летам дородная казачка сидела прямо, грудь вперед, не сутулясь... и перебирала концами пальцев, будто играя, тугую, перекинутую через плечо золотистого цвета косу. С задорным бесстрашием и любопытством смотрела она, не мигая, в лицо государя». У Шишкова Устинья — живая, умная и отважная девушка, не робеющая обращаться к «батюшке царю» с дерзкими просьбами:
— Ах, Устя! — всплеснула руками Даша. — Неужели ж ты к самому ироду Пугачу?
— А что такое? — подбоченившись, ответила Устинья. — Я отчаянная, на то и казачка. Да и видеть мне его, царя-то, крайность пришла: Пустобаева старика жалко, ведь он мне двоюродный дед... Вот и упаду в ноги надежи-государя да и завою, завою на-голос. Разжалобится, отпустит старика, еще, может, гостинцев даст. Он хошь и царь, а слышно, до пригожих баб да девок падок. Эвот толкуют, Стешка Творогова отпустила мужа с царем-то, а сама день и ночь по батюшке-то воет: вот как он приголубил бабу да околдовал, даром что простая казачка. Едем, Даша... Своей погибели не бойся, чужую жизнь береги. Да и чего нам, девкам, подеется?».
Да, точно подмечено. Пугачев не был однолюбом. Не был он и ангелом с крылышками. Вот что пишет Пушкин: «...Жену его изрубили. Дочь их, накануне овдовевшая Харлова, приведена была к победителю, распоряжавшему казнию ее родителей. Пугачев поражен был ее красотою и взял несчастную к себе в наложницы...». Вот так просто — еще не отмыв рук от крови убитой матери Харловой, «Петр Федорович» принялся тешиться с оставленной для этого случая дочерью...
Конечно, во всем сказанном об Устинье Кузнецовой немало художественного вымысла, ее образ во многом собирательный, но ясно, что не случайно история указала на эту гордую, смелую девушку...
Обратимся опять к материалам из музея «Корела». Нелишне будет знать, что музей располагает документами о судьбе семьи Емельяна Пугачева и, в частности, его второй жены Устиньи Кузнецовой, которые буквально по крупицам собраны по разным архивам страны.
Из них известно, что Устинья была арестована 15 апреля 1774 года, содержалась под следствием в Оренбургской и Казанской секретных комиссиях, а с ноября 1774 года — в тайной экспедиции сената в Москве. В 1775 году была отправлена в Кексгольм.
Уже 5 января 1775 года в сентенции о казни Пугачева было указано: «...А понеже ни в каких преступлениях не участвовали обе жены самозванцевы, первая — Софья — дочь донского казака Дмитрия Никифорова, вторая — Устинья — дочь яицкого казака Петра Кузнецова, и малолетние от первой жены сын и две дочери, то отдалить их без наказания, куда благоволит правительствующий сенат». В «Указе Ея Императорского Величества» от 9 января 1775 года отмечалось: «Семью Пугачева содержать Кексгольме, не выпуская из крепости, давая только в оной свободу для получения себе работаю содержания и пропитания, да сверх того производя и из казны на каждого по 15 копеек в день...». Добавлю, что в начале века целая говяжья туша стоила 50 копеек, но, конечно, к последней четверти века цены были несколько иными.
Судьба Устиньи неразрывно связана с другой женщиной Пугачева — Софьей, его брошенной женой. Почти в то же самое время, когда в феврале семьдесят четвертого года в Яицком городке, в «каменном» доме атамана Толкачева — «дворце» — гуляла «царская свадьба», Софья вместе с сыном Трофимом и дочерьми Аграфеной и Христиной из Зимовейской станицы были отправлены в крепость. Дом Пугачевых в Зимовейской вообще был сожжен, можно сказать — казнен.
В начале июля 1774 года Софья Пугачева с детьми была заключена в тюрьму при Казанской секретной комиссии. Оттуда они были освобождены ворвавшимися в Казань повстанцами и отвезены в стан Пугачева. Некоторое время они находились в обозе пугачевского войска.
После поражения 25 августа Пугачев сумел перевезти жену Софью и сына Трофима на левый берег Волги. Они были свидетелями сцены ареста Пугачева группой заговорщиков у реки Большой Узень. Оттуда заговорщики повезли арестованного Пугачева, а вместе с ним его жену и сына, в Яицкий городок.
В сентябре конвойная команда, возглавляемая генерал-поручиком Александром Васильевичем Суворовым, вывезла Пугачевых из Яицкого городка и доставила их в Симбирск. В ноябре арестантов привезли в Москву. Софья Пугачева дважды давала показания на очных ставках с мужем.
По судебному приговору Софья Дмитриевна и ее дети, а также Устинья, были заключены в крепости Кексгольме без права выхода из нее.
Вот так, одну жену мятежник возил с собой в обозе, другой, сам неграмотный и она не сильна в этой премудрости, слал письма: «Всеавгустейшей, державнейшей, великой государыне, императрице Устинье Петровне, любезнейшей супруге моей, радоватися желаю на нещетные леты!
О здешнем состоянии ни о чем другом к сведению вашему донесть не нахожу: по сие течения со всею армиею все благополучно. Напротиву того, я от вас всегда известнаго получения ежедневно слышить и видить писанием желаю. При сем послано... сундуков... которыя по получению вам, что в них есть, не отмыкать и поставить к себе в залы... до моего императорскаго величества прибытия... Да при сем десить бочак вина с ним же, Фофановым, посылается...».
Что было в тех запечатанных сундуках?.. А вот судьба бочек с вином, думаю, более или менее ясна.
И вновь из материалов музея «Корелы»: «Перед тем, как отправить красавицу Устинью, слава о красоте которой дошла до императрицы, Екатерина Вторая захотела взглянуть на нее. Имеется свидетельство, что «когда императрица осмотрела яицкую красавицу, то заметила окружающим: «Она вовсе не так красива, как прославили».
О женщины! Великая царица, переписывающаяся с Вольтером, Дидро, прозванная современниками «философом на троне», не в силах была удержаться, чтобы не восторжествовать над юной казачкой с берегов далекого Яика! Нет, не была унижена Устя, наоборот, императрица проявила слабость. Что думала в тот момент Устинья, заробела ли при виде бриллиантовых звезд, лент и кружев или гордо отмечала про себя морщинки на лице стареющей Екатерины, заметные даже сквозь густо наложенные румяна?..
А потом арестантам предстоял неблизкий путь от Москвы до Выборга. На двух подводах — арестанты, на четырех — конвой. Представлены «государственные преступники» выборгскому генерал-губернатору Энгельгардту — и в Кексгольм, куда они прибыли 24 января 1775 года.
Главная башня крепости стала называться «пугачевской». Правда, самим членам семьи «бунтовщика и государственного злодея» «было запрещено называться его фамилией. Специальным указом предписывалось «сказываться только именами и отчествами». Целыми днями узники работали в крепости, не выходя за ее пределы. В высшие инстанции ежемесячно посылались отчеты об их поведении — «ведут себя исправно».
Документы музея «Корела» говорят, что в связи с 25-летием царствования Екатерины II был объявлен манифест «О дарованных от Ее Величества народу милосердиях, распространяющихся на различные состояния подданных». 12 июля 1787 года комендант Кексгольмской крепости премьер-майор Яков Гофман получил указ из Выборгского наместничества с предписанием составить ведомость — «ежели есть в городе Кексгольме подходящие к освобождению». В списке из Кексгольмской крепости были предложены и Пугачевы. «Ее Величество высочайше повелеть соизволила: всем тем арестантам остаться на прежнем положении».
В декабре 1796 года Павел Первый посылал в Кексгольм обер-секретаря тайной экспедиции Сената А. С. Макарова, который в докладе писал: «В Кексгольмской крепости Софья и Устинья, женки бывшего самозванца Емельяна Пугачева, две дочери, девки Аграфена и Христина от первой и сын Трофим с 1775 года содержатся в замке в особливом покое, а парень на гауптвахте в особливой комнате. Содержание имеют от казны по 15 копеек в день. Живут порядочно. Женка Софья — 55 лет, Устинья — около 38, девка одна 24, а другая 22, малый же лет от 28 до 30... Имеют свободу ходить по крепости, но из оной не выпускаются. Читать и писать не умеют».
Вот такая жизнь! Изо дня в день, из года в год видеть одну и ту же мрачную башню. Неделя, другая... десятая, год, второй, второе десятилетие... Даже сегодня эта башня, вросшая в землю, выглядит неприветливо. А каково же было там безвинным арестантам?.. За какую провинность были обречены на пожизненное заточение дети Пугачева, Софья Дмитриевна?..
Научный сотрудник музея «Корела» Валентина Костромина сообщает, что в декабре 1779 года новый комендант крепости полковник граф де Мендоза Ботелло сообщал тайному советнику генерал-прокурору князю А. Б. Куракину, что его предшественники «делали послабления арестантам». В этом же рапорте он сообщал, что не нашел никакого предписания об освещении камеры, в которой жила семья Пугачева, и на свой страх и риск «приказал в вечернее время для ужина и доколе не лягут спать и сами не погасят; то караульные унтер-офицеры с часовыми сие выполнили б».
15 мая 1802 года Александр Первый подписал «Реестр тем людям, коих комиссия полагает оставить в настоящем их положении». Не помилованных оставалось 115 человек. После номера 47-го шел подзаголовок: «Участвовавшие в бунте Пугачева» и под номерами с 48-го по 52-й перечислялись жены и дети Пугачева.
2 июня 1803 года император обозревал Кексгольмскую крепость. Видимо, дрогнуло его сердце, и он «высочайше повелеть соизволил содержавшихся в крепости жен известного Емельяна Пугачева с тремя детьми... из-под караула освободить с тем, чтоб из оного никуда не отлучались, имея при том за поступками их неослабное смотрение».
Чтобы читатель яснее мог представить себе тяжесть положения этих людей, приводится запись из дневника Екатерины Второй — из книги В. Юрезанского «Исчезнувшее село»: «Вот уже четырнадцать лет, как первая жена Пугачева Софья и трое ее детей вместе со второй женой Устиньей сидят в Кексгольмском крепостном заточении. Не слишком ли это много для людей ни в чем не повинных? Пусть. Дочери Пугачева выросли, им уже около 20 лет, и старшей и младшей. Тюремные надзиратели, по слухам, учиняют над ними непристойные прелюбодейства. Да и вторая жена Пугачева еще молодая женщина, ей только 30 лет. Над ней тоже насильствуют тюремщики. Пусть. Но справедливо ли, что безграмотные зимовейские казачки, не обладающие идеями, томятся и терпят жестокую нужду и лишения в Кексгольмской крепости? За что? Ах, какое мне дело до справедливости! Против меня восстал самозванец, этот маркиз Пугачев, грозивший постричь меня в монастырь, покушавшийся на мой престол. Так пусть же его темные неграмотные жены умирают в тюрьме, за каменными стенами. Мне нет до них никакого дела!».
Устинья Кузнецова умерла 18 ноября 1808 года, хоронили «по долгу христианскому». Ей был всего пятьдесят один год... Какой она была, проклинала ли свою судьбу или покорно несла свой тяжкий крест? Все свои тайны она унесла с собой.
Так что ни в Кексгольме, ни тем более в Гурьеве Александр Сергеевич не мог в 1833 году встретиться с «крестьянской царицей».
Кратко о судьбе ее близких. Отец — Петр Михайлович. При допросе в Оренбургской секретной комиссии он дал подробные показания о сватовстве Пугачева, венчании и свадьбе. При этом заявил, что сам он будто бы не был рад, «плакал горько о том, что она еще молодехонька и принуждена итти замуж неволею...». Петр Михайлович умер в Оренбургском остроге в июле 1774 года.
Мария Петровна — сестра Устиньи и ее муж казак Семен Шелудяков также были арестованы и с партией колодников-пугачевцев отконвоированы в Оренбург, где привлечены к следствию. В повстанческом движении Шелудяков не участвовал и даже тайно информировал командование осажденной в городе-крепости о положении в пугачевском лагере. Шелудякова доставили в Москву. Благодаря ходатайству атамана Уральского казачьего войска полковника М. Бородина, Шелудяковым удалось избежать ссылки в Прибалтику. 11 марта 1775 года тайная экспедиция сената вынесла определение об освобождении их из заключения и разрешении возвратиться к месту постоянного проживания. Мария Петровна умерла приблизительно в 1776 году.
Теперь вернемся в музей Пугачева в Уральске. Старый дом Кузнецовых имеет свою историю и после пугачевского бунта. Когда Устинью увезли в Кексгольм, дом заколотили и поставили охрану, и долго он стоял заколоченным... От кого или от чего охраняли пустой дом?.. Наверное, власти боялись самого духа смуты, вольнодумия, неподчинения. В самом деле, сколько раз до этого и сколько раз после полыхали здесь бунты!
После революции 1917 года этот дом был отдан под жилье... Мне рассказывали, что здесь жили семьи Халеловых, Джикбаевых... Очень смутно помню, что мне самому довелось в самом раннем детстве бывать здесь, даже пить чай у гостеприимных хозяев... Вот бы спросить, не являлись ли сюда тени тех, кто думали не только о своем личном счастье, личной свободе, но и мечтали подарить их каждому?..
Некоторое время в доме располагалась библиотека имени Емельяна Пугачева (хорошо придумано было, да если учесть, что сам Пугачев в грамоте был не шибко силен).
В музее стоит железная клетка — в такой везли бунтаря. На стенах висят фоторепродукции со станковых листов алматинского графика Альберта Гурьева. В свое время музей заказал их художнику, и они находились здесь, теперь только крохотные копии, на которых рассмотреть практически ничего невозможно. Здесь же и старинная прялка, не за ней ли сидела долгими февральскими вечерами, поджидая Пугачева, Устя?..
Интересно посидеть на «троне», кресле, изготовленном без единого гвоздя. Подлинность того, что в нем сидел Пугачев, не доказана, но это вполне могло быть — кресло восемнадцатого века.
А вот кровать. Оказывается, она походная, разборная. Кровать легко складывается, перевозится на верблюдах или лошадях... Чтобы батюшке царю было удобно почивать. Но почему кровать походная?.. Наверное, потому, что Пугачев не собирался ограничиваться Яиком, мерещились ему кремлевские палаты, дворец над широкой Невой...
Совсем неподалеку от дома Кузнецовых под яром плещут волны Урала, как будто рассказывают о чем-то далеком, почти забытом. Постоишь немного на этом продуваемом всеми ветрами берегу, и начинает казаться, что к негромкому разговору нашей реки присоединяется и голос далекой Ладоги.
Отправлено: 11.09.09 09:31. Заголовок: Ислам и казачество. ..
Ислам и казачество.
Равшан Назаров - к.философ.н., Институт истории АН РУз
Традиционно считается, что казачество тесно связано лишь с одним религиозным направлением - православным христианством. Это не совсем так, если учесть, что среди казаков всегда было много представителей разных конфессий. Значительными были прослойки мусульман (башкиры, татары, горцы Кавказа, казахи и т.д.), буддистов (калмыки, буряты), приверженцев местных культов Поволжья, Урала, Сибири, Дальнего Востока, в незначительной степени встречались григориане, лютеране, католики, даже иудеи. Последнее кажется невероятным, но как отметил В.М. Викторин: "Многих представителей иноверцев в силу их профессиональной пригодности включали в состав казачьего сословия. Астраханский краевед А.А.Горшков, основываясь на данных Астраханского областного архива, приводит данные о приеме в начале 1900-х годов в донские казаки без крещения и в благодарность за проделанную работу евреев-музыкантов, создателей полковых оркестров"[1].
В настоящее время существует целый ряд концепций о происхождении казачества: - "бродницкая" теория происхождения казаков (Мавродин В.В.);
- версия о том, "казаки - особая славяно-тюркская народность" (Быкадоров И.Ф);
- "кавказская" версия происхождения донского казачества[2] (Гордеев А.А.);
- "половецкая" версия[3] (Аджиев М.);
- версия о тюркском происхождении казачества[4] (Абдиров М.Ж.) и т.д.
В 1492 г. хан Менгли Гирей писал Ивану III, что войско его, возвращаясь из под Киева с добычею, было ограблено в степи "ордынским казаками". Об этих ордынских или "азовских" казаках-татарах неоднократно пишут русские летописцы со времен Ивана III. "Поле не чисто от азовских казаков", - читаем мы постоянно в донесениях послов и пограничных воевод государю. Татарские казаки, так же как русские и украинские, не признавали над собой власти ни одного из соседних государей, хотя часто поступали к ним на службу. Так, отряды татарских казаков состояли на службе у Москвы и Польши. Король Сигизмунд-Август призывал к себе белгородских (аккерманских) и перекопских казаков и посылал им жалованье. Но чаще всех привлекал их себе на помощь крымский хан, имевший постоянно в составе своих войск казачьи отряды. Татарские казаки были в военном, бытовом и экономическом отношении самостоятельной организацией, так что польские летописцы, зная четыре татарские орды (Заволжскую, Астраханскую, Казанскую, Перекопскую), причисляли к ним, иногда, пятую Казацкую[5].
В Белоруссии, Польше, Литве служили казаки-мусульмане, так называемые литовские татары, потомки наемников-ордынцев, служивших у Гедимина и Витовта. Это были татары-казаки (служебное боярство). Они происходили из простых воинов, которые прибывали в Речь Посполитую в обозах ордынских султанов и мурз. Они получали небольшие участки земли и несли за это не только воинскую службу, но и исполняли обязанности в пользу великого князя и его царедворцев. К ним относились транспортная, курьерская, полицейская, караульная, охотничья службы, строительные работы. Так, например, татары-казаки из пригорода Вильно выполняли курьерскую, транспортную, караульную и охотничью службу. Казаки с Сорок Татар привлекались в качестве курьеров и охотников, кроме того, они чинили дороги и мосты.
В течение первой половины XVI столетия короли постепенно освобождали татар от выполнения курьерских услуг. Такой привилегии, в частности, удостоились татары-казаки Рудамина и Немежа в 1540 году от Зигмунта Старого. Очень часто королевские управляющие привлекали к выполнению обязанностей служебных бояр, богатых татар, что квалифицировалось последними как злоупотребление властью. Об этом свидетельствуют их жалобы на имя короля. В 1503 году, например, гродненские татары жаловались в своем письме к королю на старосту князя Холшаньского за привлечение их к выполнению караульной и полицейской службы, к сбору налога скупцов, приезжающих в Гродно. Татары-казаки несли военную службу в родо-племенных хоругвях, однако создавали внутри них свои подразделения. В списках литовского войска (1528 г.) при каждой татарской хоругви числились особые отряды служебных бояр.
Историк Я. Гришин приводит такие знатные фамилии польско-литовсикх князей, командовавших казачьими дружинами как Ассанчуковичи, Баргынские, Завицкие. Кадышевичи, Карачевичи, Корыцкие, Крычиньские, Ловчицкие, Лостайские, Нурковичи, Острыньские, Пуньские, Смольские, Ширинские, Тальковские, Тарашвиские, Уланы, Юшыньские[6]. В его списке отсутствуют некоторые известные фамилии, например Глинские, Сулькеввичи, Туган-Барановские и т.д. Несмотря на то, что фамилии звучат на польский лад, хотя и видны тюркские корни (Ассанчуковичи, Баргынские, Карачевичи, Ширинские), имена у польско-литовских татар-казаков были вполне мусульманскими - Абдрахим, Асан, Азубек, Ахмет, Малик, Солтан, Хабил, Хусейн и т.д.
Литовская метрика XVI в. Также сохранила многочисленные имена казаков-мусульман: Чобанъ Акга Яходча, Кгонкгене Акга Менашъ, Кульчанъ Дчекишъ, Мустуфа Акга Бокаичикъ, Дчарликгады Акга Бай Сеит, Сипътеркганъ Акга Тюкгеи, Акгаолла Акга, Карая Акга, Бакгаи Акга Аличелебеи, Дчанышъ Саврибашъ, Босанъ Алии Бишъ, Аллабердыи Мусса, Магметъ Скинъдер Киркъ и т.д.[7] Часто встречающийся в именах элемент "агка" - это известный тюркский термин "ага" (букв. - "дядя"), означающий "старший". "уважаемый", "почтенный" и т.п. Легко узнаваемы и другие элементы имен - "сеит" ("саид" - потомок пророка), "бай" ("богатый") и т.д. Выходцами из польско-литовских татар были активные деятели белого движения генерал Магомет Сулейманович Сулькевич, полковник Мустафа Якубович Соболевский и т.д.
В XVI в., в период захватов Ермака уже были известны казачьи подразделения из тоболо-иртышских татар и "прочих магометян"[8].
Надо отметить, что "полиэтничность (и поликонфессиональность - Р.Н.) была характерной чертой не только яицкой казачьей общины, но и казачьих общин других регионов в период их зарождения и становления"[9]. Тогда же в конце XVI в. на Тереке были основаны такие слободы как Черкасская, Окоцкая, Татарская, Кумыкская, Ногайская, Новокрещенская, основанные кабардинцами, чеченцами, кумыками, ногайцами и т.д.[10]
Первыми казаками-мусульманами на Дону были этнические ногайцы в количестве около 120 бойцов (с семьями), переселившиеся на Нижний Дон и в 1623 г.добровольно поступившие в казаки - под условие сохранения своей веры. Донцы называли их "донския татаровя", "наши татаровя"... Основной их службой была разведка - наблюдение за местными тюркоязычными кочевыми племенами. Со временем мусульманская община увеличивалась, и в 1687 г. близ Черкасска была основана станица Татарская. В 1802 г. в ней уже насчитывалось 117 домов и 1 мечеть.
Широко известен и институт служилых татар. Служилый татарин-князь ( а таковых было много - Данияр, Джанибек, Касим, Нурдаулет, Якуб и т.д.) должен был являться на русскую войну со всеми своими "уланами, мурзами и всеми казаками". Служилые татары - не столько национально-этническая категория, сколько именно служебная, войсковая категория. Чиновники не особо различали национальности и записывали в служилые татары не только татар, но принимаемых на службу башкир, чувашей, удмуртов, мордву, марийцев[11]. Впервые наименование "служилые татары" появилось лишь в 1520-е годы. До этого в источниках служилые люди из татар в основном именуются казаками. Известны знатные татарские фамилии казачьих командиров - князья Деберские, Еделевы, Ирзины, Пощазарские, Ромодановские и т.д.[12]
Близкой к татарам-казакам группой были мещерские (мишарские) казаки. Казаки Мещерские (они же мещера, они же мишари) - жители области Мещера (юго-восток современной Московской, Рязанская, частично Владимирская, Пензенская, север Тамбовской и далее до среднего Поволжья области) с центром в городе Касимов, составившие в дальнейшем народ касимовских татар и русского субэтноса мещеры. Станы мещерскиe были разбросаны по всей лесостепи верховьев Оки и севера Рязанского княжества, находились даже в Коломенском уезде (село Васильевское, Татарские Хутора, Мещерино, Колычево, Юсупово, а также в Кадомском и Шацком уездах...
Мещерские казаки - вольные удальцы лесостепной зоны, влившиеся позже в состав верховых донских казаков, касимовских татар, мещеры и русского населения юго-востока Московской, Рязанской, Тамбовской, Пензенской губерний. Сам термин мещера, предположительно имеет параллель со словом "можар", "мадъяр", т.е. по-арабски "сражающийся человек". Станицы мещерских казаков граничили и со станичниками Северного Дона. Самих мещеряков также охотно привлекали к государевой городовой и сторожевой службе. Мещера - в основе тюркизированные финно-угры, ассимилированные половцами. Заметим, что в иерархическом плане у касимовских татар казак - звено в цепи - хан, султан, улан, сеит, бек, казак, однако в языке казанских татар слова казак нет. Мещерские казаки в годы Смутного времени поддержали Самозванцев. После Смуты патриарх Филарет распорядился выгнать мещерских казаков из Московии. Часть из них ушла в Литву, к караимам, часть осела в Костромском крае, среди берендеев, где их считали за татар. Часть касимовских татар в дальнейшем стали называться мишарскими казаками, другая часть была приписана к Оренбургскому и Башкирскому казачьим войскам. Мишари, именовавшиеся в некоторых источниках как городецкие (от еще одного названия г. Касимова - Городец-Мещерский) становятся казаками во многих городах Московской Руси. Казакование было природным предназначением вольных скотоводов мишарей. Великий князь московский Василий Дмитриевич охотно нанимал мещерских казаков и селил их слободами в окрестностях Коломны. Н.М.Карамзин так описывал мещерских казаков: "Сие имя означает вольницу наездников, удальцов, но не разбойников". Из числа мещерских казаков создавались отряды сопровождения дипломатических миссий в Крым, Турцию, Сибирь и т.д.[13]
Предания о значительном числе мусульман в составе Яицкого (Уральского) казачьего войска были зафиксированы А.И. Левшиным и А.С. Пушкиным. Так сообщалось о том, что в отряде Василия Гугни из 30 человек поначалу был 1 татарин, но позже число его соплеменников неуклонно увеличивалось. Как отмечал А.С. Пушкин, "бабушка Гугниха" рассказывала, что "с казаками, ее пленившими, при ней соединялось много татар"[14]. По данным переписей 1718-1724 г. в Уральском казачьем войске было 6 % казаков неславянского происхождения, прежде всего - татар и башкир[15]
Согласно Указу императрицы Елизаветы Петровны от 27 июля 1744 г. "О зачислении в Оренбургское казачье войско всех пришельцев, поселившихся в крепостях Оренбургской губернии" казачий статус получили ногайцы, которые вошли в мусульманскую группу войска.
По свидетельству П.С. Палласа посетившего Яицкий городок в 1769 году, среди казаков было немало "некрещеных татар и кизельбашей (туркмены и каракалпаки)"[16].
В 1765 г. в Уральском казачьем войске служили мусульмане - войсковой старшина Мавлекей Ицмагулов, командир 31-й Татарской сотни сотник Сапар Альметьев, хорунжие Амин Караганов и Абдулла Мемеков, подхорунжие и урядники Камбар Асанов, Кунмурза Асанов, Халил Асанов, Сатбай Асанов, Абдулла Асанов, казаки Аптакарим Тангаев, Муртаза Татарин, Асан Муханаев, Курган Ильбибаев и т.д.[17]
Этнограф А.И. Назаров провел тщательный историко-лингвистический анализ и выявил очень большой пласт уральских казачьих фамилий (в период с конца XVIII по начало XX вв.), значительная часть которых (более 300 фамилий) явно тюрко-мусульманского происхождения: Абдрахманов, Абдрашитов, Абдулгафаров, Абдулкадыров, Байтуллин, Бекарасланов, Бектимиров, Вагапов, Вахитов, Габайдуллин, Гайнуллин, Джайнбаев, Джангаев, Джаналиев, Джангулов, Джанзаков, Джантурлин, Женалиев, Жулдаев, Зайнетдинов, Зубаиров, Искендеров, Исмаилов, Кенжебеков, Кунакбаев, Мансуров, Менлибаев, Мурзарахимов, Мухаммедов, Насыров, Нигматуллин, Рахимбердин, Рахманкулов, Сатыбаев, Сеитов, Сулейманов, Тахматуллин, Тухтамишев, Узбеков, Уразаев, Файзуллин, Фаткуллин, Хазимуратов, Хамитов, Шамилев, Шарипов, Юсупов и т.д.[18]
В конце XVIII в. на Левобережье Дона было поселено 30 тыс. ногайцев, вошедших с в состав казачьего сословия, а также представителей других тюркских этносов (турки, крымские татары, волжские татары и т.д.)[19]
В конце XVIII - начале XIX вв. на Кавказе образованы станицы Александрийская, Гривенская, Луковская, Ново-Осетинская, Черноярская, Шелковская и др., основное население которых составили горцы-казаки, которых было также много в Кизляре, Терском городке и т.д.[20] (Российский Кавказ. М., 2007. С.). Основными мусульманскими группами среди казаков являлись ногайцы и татары - на Дону, представители адыгских народов (черкесы, шапсуги и т.д.) - на Кубани, представители горских народов (вайнахи, осетины, кумыки и т.д.) - на Тереке[21].
В параграфе 43 "Устава об управлении инородцев" от 22.07.1822 г. указано: "Казачьи полки из кочующих, для охранения границ составленные, комплектуются по прежнему"[22]. Таким образом, было отмечено существование целых полков, составленных из "инородцев". Правда, не все они были мусульманами, было довольно много буддистов (калмыки, буряты), язычников (эвенки, финно-угорские племена и т.д.). Но мусульмане составляли значительный процент.
Так, "в северокавказские казаки, так же как и в донские, волжские, уральские, оренбургские, сибирские, официально принимались лица мусульманского, буддийского и иных вероисповеданий"[23].
Наряду с русскоязычными школами в казачьих регионах создавались школы для казачьих детей из татар, башкир, ногайцев и т. д. Открытие таких заведений диктовалось тем, что казаки-мусульмане, входившие в войска, держались своих обычаев и не знали русского языка, что затрудняло их общение в казачьей среде.
Продолжение следует.
----------
[1] Викторин В.М. Приоритетное направление государственной службы казачества и принцип толерантности взаимоотношений в его внутренней среде// Государственная служба российского казачества: от тихого Дона до Тихого Океана. Владивосток, 1998.
[2] Гордеев А.А. История казаков. - Ч.1. - М., 1991.
[3] Аджиев М. Мы - из рода половецкого! Из родословной кумыков, карачаевцев, казаков, балкарцев, гагаузов, крымских татар, а также части русских и украинцев. - М., 1992.
[4] Абдиров М.Ж. История казачества Казахстана. - Алматы, 1994
[5] Новосельский А. А. Борьба Московскаго государства с татарами в первой половине XVII века. М.-Л. 1948
[6] Гришин Я.Я. Польско-литовские татары (наследники Золотой Орды). Казань: Татарское книжное издательство, 1995.
[9] Дубовиков А.М. Многонациональный состав Уральского казачьего войска в XVIII-XIX вв. // Военная летопись Отечества// http://www.mil.ru/files/20(06).doc
Отправлено: 11.06.20 04:28. Заголовок: Игровой клуб https:/..
Игровой клуб https://vulcanmaximum-casino.com/ станет источником хороших эмоций и прибыли для азартных игроков. Клиенты игорного заведения могут окунуться в атмосферу приключений и веселья.
Все даты в формате GMT
6 час. Хитов сегодня: 51
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума