Отправлено: 21.03.08 23:09. Заголовок: А. И. ЛЕВШИН ОПИСАНИЕ КИРГИЗ-КАЗАЧЬИХ, ИЛИ КИРГИЗ-КАЙСАЦКИХ, ОРД И СТЕПЕЙ. Часть II

Часть II

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИЗВЕСТИЯ

Глава ПЕРВАЯ.

ОБ ИМЕНИ КИРГИЗ-КАЙСАКОВ И ОТЛИЧИИ ИХ ОТ ПОДЛИННЫХ, ИЛИ ДИКИХ КИРГИЗОВ

(Статья сия в сокращенном переводе была представлена Азиатскому обществу в Париж, и напечатана в "Journal asiatique", Decembre 1828)

Приступая к историческому описанию киргиз-кайсаков, первою обязанностию почитаем сказать, что им дают в Европе чужое имя, которым ни сами они себя, ни их соседи, исключая россиян, их не называют. Оно составлено из двух слов — киргиз и кайсак. Киргиз есть название народа, известного не связями своими с киргиз-кайсаками, но древнею против их враждою и доныне существующего под именами кара (черных)-киргизов, закаменных киргизов и бурутов. Слово кайсак , или "касак" есть испорченное имя "казак", которого древность, как уверяют некоторые восточные писатели, восходит далее Рождества Христова. Не будем входить в разыскание, справедливо или несправедливо сие мнение, но скажем, что название казак, перешедшее в средних веках и ко многим отраслям русского племени, принадлежит киргиз-кайсакским ордам с начала их существования, и что они себя доныне иначе не называют, как казаками (казак). Под сим же именем известны они персиянам, бухарцам, хивинцам и прочим Народам Азии. Китайцы, смягчая начальную букву к говорят хасаки. До XVIII столетия и в России не знали киргиз-кайсаков, но именовали их казаками, Казачьею ордою (В Истории государства Российского" (Т. IX. Прим. 646) сказано Орда киргиз-кайсаков называется в делах ногайских обыкновенно каза-чею . То же видно и из летописей.) .

Дабы определить причины, по которым получили казаки название, таким образом измененное и столь мало им свойственное, надобно предварительно дать понятие о настоящих киргизах, или, как выше сказано, кара-киргизах (дикие киргизы, буруты, то ж). [136]

Происхождение сего последнего народа теряется в баснословных временах турецкой истории 1

Абулгази-Багадур 2 говорит, что один из внуков Огусхана 3 назывался киргизом (Родослов. история о татарах. Ч. 2. Гл. 2. Огус-хан, по родословию Абулгази, есть потомок Иафета в 9-м колене), и что посему киргизы должны быть его потомками. Известие сие не есть историческая истина, но подражание родословию большей части азиятских народов, производящих свои названия от имен родоначальников или повелителей. Впрочем, каково бы ни было происхождение киргизов, народ сей есть один из древнейших в Азии 4. Земарк 5, посланный императором Юстином II в 569 году от Р. X. из Константинополя к Дизавулу 6, великому хану турков, кочевавших в Северо-Восточной Азии и известных под именем ту-хю, получил от него в подарок при прощании невольника, родом херхиса, или киргиза (Tableaux histor. de l'Asie, p. 117. p. Klaproth). Абулгази упоминает (Родослов. истор. Ч. 2. Гл. 4. Сочинение сие при всех своих недостатках и неуважению к оному некоторых ориенталистов, непрестанно приводится в свидетельство известнейшими писателями, а для истории народов, подвластных России, оно всегда будет служить одним из важных источников. Г. Клапрот замечает, что большую часть сведений своих Абулгази заимствовал из сочинений персидского писателя Рашид-эд-дина.) о киргизах как о сильном народе задолго до Чингиса 7 и потом, говоря о добровольном подданстве хана их Уруса сему завоевателю Востока (Там же. Ч. 2. Гл. 8. Ведение в сибир. историю.), полагает жилища их между реками Селенгою и Икар-Мураном 8. Сия последняя, по мнению Фишера 9, есть нынешний Хуанхэ (Hoang-he). Клапрот (Journal Asiat. an. 1823, can. 7) 10 вместо Икар-Мурана, находимого нами в старых французском и русском переводах Абулгази-Багадура, читает в подлиннике Уйгур-Муран (Муран — значит река) и принимает его за Енисей.

Ежели следовать мнению Фишера, то должно заключить, что киргизы, доставшиеся после Чингиса сыну его Таулаю 11, или Тули (Абулгази-баядур. Ч. 2. Гл. 9), переменили впоследствии времени свои жилища, ибо Рубруквис 12, бывший в Каракоруме 13, столице Мангу-хана 14, в 1254 году, уже нашел их не между Хуанхэ, или Икар-Мураном, и Селенгою, где были они до Чингиса и при нем, но на [137] севере от Каракорума (См.: Voyage de Rubruquis, chap. 39. Место, где стоял Каракорум, точно не определено, но из описания пути к оному Рубруквиса, или Руисбрука, видно, что столица сия находилась на западе от Байкала и, как думать должно, именно около источников Енисея или Селенги. Клапрот полагает ее на верхнем Орхоне, но Орхон впадает в Селенгу) и, следовательно, около тех же самых мест, где жили они при завоевании Сибири (Мы не упоминали здесь о 16-й главе рубруквисова путешествия, в которой он говорит о киргизах, живущих в горах Кавказских. Тут кергиз поставлено вместо черкес, и Фишер в своей "Сибирской истории" очень хорошо объяснил сию ошибку, происшедшую от неправильного произношения итальянских слов. Ланглес, в "Ге

 Отправлено: 21.03.08 23:10. Заголовок: Глава ВТОРАЯ. ОБ ИС..

Глава ВТОРАЯ.

ОБ ИСТОЧНИКАХ ДЛЯ ИСТОРИИ КИРГИЗ-КАЗАКОВ

Описав причины, по которым должны были киргиз-кайсаки получить нынешнее название свое и показав различие их от подлинных, или диких киргизов, мы должны приступить к историческому их описанию.

Оно не может быть ни полно, ни подробно, ибо народ сей не имеет ни летописей, ни других памятников древности, а предания, в нем сохранившиеся, так многоразличны и большею частию так нелепы, что ничего целого из них составить нельзя. Обстоятельство это, однако ж, не слагает с нас обязанности представить сии предания на рассуждение читателей в таком точно виде, в каком мы их собрали.

Предание первое. Некоторые киргизы почитают себя выходцами из Крыма и говорят, что причиною переселения их в нынешние земли была ссора, возникшая между сыновьями крымского хана Кундугура после его смерти. Он имел, по их словам, двух жен, и от обеих оставил детей. Сыновья старшей жены обидели при разделе наследства семерых сыновей младшей жены, отчего сии последние удалились из отечества своего в степь и соединились с 33 подобными им изгнанниками. Шайка сия в числе 40 человек, долго занимаясь грабежами соседст-венных с ними земель, наконец, похитила себе жен и размножилась. Сорок означается по-турецки словом кырк, а потому и толпа сия названа кырк-казак, то есть сорок казаков, или наездников. Потомки их сохранили название предков. (Предание сие взято из журнала капитана Рычкова, бывшего в отряде войск, посланном в киргизскую степь для преследования калмыков, бежавших из России в 1771 году).

Второе. Другие киргиз-казаки производят себя от жителей Туркестана, рассказывая, что во время несогласий между подданными туркестанскими, возникших при [146] владычестве над ними потомков чингисовых, несколько тысяч человек оставили свое отечество и отправились на запад к Дону и Кубани. Дорогою при переходе чрез нынешнюю реку Ишим, отстал от них один табун лошадей, за которым принуждены они были послать назад 33 человека своих товарищей. Люди сии отыскали табуны свои, но спутников не нагнали, а потому остались в окрестностях Ишима и, занимаясь там грабежами, получили название казаков. Похищение жен и присоединение разного рода беглецов скоро размножили их и принудили разделиться, по числу первых родоначальников, на тридцать три рода, а сила могущественного соседа их туркестанского хана Джанибека заставила их просить у него покровительства и принять к себе в повелители родственника его хана Ишима, от которого произошли последующие ханы киргиз-казакские 1, и река Ишим получила нынешнее название свое.

Третье. Паллас (Первое путешествие его. Изд. 2-е. Т. 1. С. 567) 2 пишет, что некоторые киргиз-казаки утверждают, будто предки их жили около Евфрата и имели там своих особых владельцев, из которых последний, Езид-хан, вознамерился овладеть престолом турецким, а потом вместе с подданными своими выгнан был турками из прежних жилищ. По смерти Езида народ его жил с ногаями 3, но быв ими прогнан, поддался хану киргизов (нынешних диких, или закаменных). Хан сей употреблял новых подданных своих в войнах как передовое войско, отчего и получили они название киргиз-казаков, т. е. воинов, или наездников киргизского хана. Наконец, они изменили ему, и переселились на нынешние свои земли. Предание сие, как кажется, исправлено или дополнено каким-нибудь русским пограничным жителем для того, чтобы объяснить происхождение названия киргиз-казаков. Мы не имели случая слышать его в ордах казачьих, и не почитаем оного достоверным.

Четвертое. Многие киргиз-казаки думают, что они составляли некогда один и тот же народ с алатами, или сибирскими татарами 4, что отделились от них по внутренним несогласиям, что сначала были они управляемы несколькими султанами, что потом один из них, по имени Алача, приобрел власть над всеми прочими и сделавшись главою народа, решился напасть на Бухарию с тремястами воинов, но был побежден, взят в плен вместе со всеми [147] оставшимися после сражения в живых и поселен с ними в Туркестане. Чрез несколько лет после того он умер, но пленные и по смерти его сохранили прежнее разделение свое на три отряда, или на три сотни, из которых одну назвал он большою, или старшею сотнею (улу-юз), другую среднею (урта-юз), и третью меньшою сотнею (ки-чи-юз). Впоследствии времени, когда число их возросло, один из средней сотни, по имени Даир-ходжа, убедил большую часть людей, к ней принадлежавших, свергнуть с себя иго чуждой власти и удалился с ними на берега реки Ори, где освобожденные им из плена соотечественники признали его своим ханом. По смерти Даир-ходжи заступил его место, сын его Кара-ходжа, разделивший владение свое пяти сыновьям: Аргину, Найману, Кипчаку, Уваку и Гирею. Из них Аргин умертвил прочих братьев своих и сделался единственным властителем всего народа, назвав его аргинским. Последуя примеру средней сотни, или орды, большая и меньшая также свергли иго туркестанского владычества, и поселились в соседстве соплеменников своих, заняв земли разных вытесненных ими народов монгольских. Сие четвертое предание помещено в "Сибирском Вестнике" 1820 года, в книжке 1.

Пятое. Иные киргиз-казаки говорят, что предки их с древнейших времен составляли один народ турецкого племени, раздробившийся на три отдельные орды только потому, что хан его Орус 5, или, как некоторые называют его, Акниаз, разделил свои владения между тремя сыновьями. Орус, или Акниаз сей, был, по их мнению, сначала полководцем ногайского хана Улянты, жившего скоро после Тамерлана 6, в окрестностях Урала, Илека, Ори, но потом отказался от повиновения Улянте, покорил несколько разных отраслей турков и монголов, сделался над ними самовластным государем и занял все, ныне принадлежащие потомкам его, земли.

Шестое предание производит киргизов от ногайцев, на Волге кочевавших, и говорит, что предками их были три брата, бежавшие в нынешнюю киргизскую степь тогда, как войска российские взяли Астрахань 7. От сих трех братьев произошли три орды.

Седьмое. Чумякейский род Меньшой орды полагает, что он прежде не принадлежал к киргиз-казакам, но происходит от турков и получил название от хана своего, Чумякея, который по вражде с Чингисом отложился от него и пришел с приверженцами своими в места, ныне [148] занимаемые Среднею киргизскою ордою. Потомок его Аюсырым, завладев окрестностями реки Сарасу, отдал единственную свою наследницу и дочь в замужество за сына Алимова (родоначальника алимулинского поколения), отчего и подданные его соединились с киргиз-казаками.

Разнообразие и противоречия сих преданий не должны удивлять нас, ибо в состав народа киргиз-казачьего (как увидим ниже) влилось множество разных племен, и, следовательно, весьма естественно, что потомки каждого из сих племен имеют отличные от прочих понятия о своем происхождении. Но как согласить столь несообразные между собою мнения? Как извлечь из них что-нибудь общее и целое?

Различие их в порядке рассказа, в хронологии событий, в родословии, в именах лиц и в названиях мест так велико и истинные происшествия затемнены столь многими выдумками, что принятием оных за основание мы обратили бы все сочинение сие в собрание исторических мечтаний. Избегая сей погрешности, мы будем иметь вышеизложенные предания ввиду только для соображения и сравнения с известиями достовернейшими.

Не станем искать источников для истории киргиз-казаков в сочинениях европейских ученых, ибо киргизы едва известны Европе.

О восточных писателях не смеем говорить решительно, хотя творения их, доныне знакомые просвещенному миру по переводам, не содержат в себе никаких важных сведений о казачьих ордах, но обстоятельство сие не может служить поводом к заключению, будто бы все азиатские историки и географы столь же мало обращали внимания на народ, о котором мы говорим теперь. Полагать должно, что прежнее состояние и подвиги его не были забыты писателями Персии и Мавераннегера 8. Сочинения Фирдоуси 9 и султана Бабера 10, по уверениям ученых, весьма любопытны в сем отношении.

К удивлению нашему, мы не нашли никаких сведений о происхождении киргиз-казаков в "Истории" Абулгази Багадура 11. Хан сей, быв ближайшим их соседом, и имев с ними частые сношения, мог описать их вернее, нежели кто-нибудь из известных историков, но он даже не упоминает об них до 1630 года, т. е. до того времени, когда сам принужден был бежать к ним из своего отечества, нынешнего Хивинского ханства. [149]

Что касается до арабских писателей, то они не имели довольно точных сведений о казачьих ордах (Г. Клапрот, в своем сочинении "Tableaux historiques de l'Asie" пишет: "Се n'est pas chez les ecrivains Arabes et Persens, que nous pouvons esperer de trouver des eclaircissements sur l'etat ancien de l'interieur de l'Asie et de ses habitans, ces peuple ignorant теше les vicissitudes du sort de leurs propres ancetres, peu de siecles avant la funeste epoque de l'etablissement de Pislamisme." В подтверждение сего мнения можно сослаться на Абульфеду, который в Descriptio Chowaresmie et Maveralnahariae, ed. Grawii, 1659 объясняет, сколь много арабские географы делают ошибок в географических описаниях по неупотреблению гласных букв, и по ложному означению широты и долготы мест и, наконец, по недостатку сведений о землях отдаленных), которые слишком были отдалены от Аравии и не имели тесных связей с подданными халифов. Река Сыр, или Сейхун, с древнейших времен составляя границу народов оседлых от кочующих, всегда была чертою разграничения и в сведениях географических не только для греков и римлян, но равным образом и для Южной Азии. Страны, лежащие на юг от сей реки, причитались к известному свету и были описываемы подробно. Земли же, идущие от нее на север и северо-восток (кроме прибрежных городов), всегда были обитаемы народами, мало известными просвещенному миру, и потому в каком смысле греки давали им нарицательное имя скифов 12, в таком же арабы и иногда персияне называли владения их землею Чете или Джете 13, Туркестаном 14, Тураном 15, Верас-Сейхуном и Кыпчаком 16.

Кыпчак по обширности своей не мог быть смешиваем с Туркестаном, и если мы находим, что западная часть нынешних киргиз-казачьих степей, причисляется иногда к одной из сих смежных между собою стран, иногда же к другой, то это только потому, что границы оных не были определены. Народы кочевые, а особенно монгольские и турецкие, живущие доныне в беспрерывных распрях и междоусобиях, никогда не могли и не могут сделать положительного разграничения. Что же касается до Верас-Сейхуна, до Турана, Туркестана и страны Чете, или Джете, то понятия об оных, переданные нам многими восточными писателями, так сбивчивы, что почти нельзя решительно определить, какие именно земли разумели они под сими именами. Иные смешивали с оными даже Ма-вераннегер, или Трансоксиану (страну, лежащую между реками Аму и Сыром). Обстоятельство сие не раз замечено Гербелотом в его "Восточной библиотеке". Ланглес [150] повторил то же в географической таблице, приложенной к его переводу книги Institute de Tamerlan.

Арабшах 17, в описании жизни Тимура (См.: Bibl. Orient. d'Herbelot, под словом "Sihoun") говорит, что Верас-Сейхун (Сейхун есть река Сыр, "вера"— значит "за". Следовательно, Вера'с-Сейхун в переводе означает страну, за Сейхуном, или Сыром, лежащую на север) заключает в себе земли монголов, Чете и Катай, но не причисляет к оному Туркестана. Может быть, что название Туркестана, по его мнению, было однознаменательно с Верас-Сейхуном, и, следовательно, равно принадлежало всем частям сего последнего. Так полагает Гербелот, говоря (Bibl. Orient, под словом "Varasihoun"): "Верас-Сейхун есть собственно Туркестан".

Абульфеда 18не разрешает нашего недоумения, ибо явно отзывается неведением. Мы читаем в его "Географии": "Мавераннегер граничит на запад с Хорезмиею (ныне Хивинским владением), на юг — с рекою Джейхун, а границы его с севера и востока нам неизвестны" (Chorasmiae et Maveralnahariae descriptio ex tabulis Aboulfedae, loan. Gravy, Londini, 1650. Clima XXVI). Признавшись таким образом в своем неведении относительно страны, занимаемой казачьими ордами, он ничего не сказал и о сем народе.

Турецкий географ Кятиб-Челеби 19, в своем "Зеркале мира" (Джиган-нюма) полагает, что (16-я глава сей книги, которой французский перевод имели мы у себя в рукописи, имеет следующее заглавие "О Мавераннегере, или Туране") Мавераннегер и Туран одно и то же и потом сам себе противоречит, говоря в одном (Там же) месте, что Мавераннегер, заключающийся между реками Джейхун и Сейхун, граничит на севере с Туркестаном, в другом же (Той же книги глава 17), что Туркестан имеет с запада Хорезм и Дегистан. Стоит только взглянуть на карту, дабы удостовериться, сколь неясное понятие имел Кятиб-Челеби о землях, по обе стороны Сыра лежащих. Он знал, однако ж, о существовании киргиз-казаков и (Там же) написал об них следующее: "Недалеко от моря Каспийского, на север, живут в степях татары-казаки... Они преданы волшебству и разбоям; грабят купцов московских на пути в Китай и обратно. Сих казаков не надобно смешивать с казаками донскими и днепровскими". [151]

Заключив в столь немногих словах описание татар-казаков, или киргиз-казаков, Кятиб-Челеби, конечно, сказал очень мало и даже почти ничего, но из прочих турецких и арабских географов, доныне известных Европе, большая часть даже совсем не упоминает о существовании народа, нами описываемого.

Скажем несколько слов о китайских писателях. Известно, что сочинения их заключают в себе много сведений о всех народах, смежных с империею китайскою, особенно о народах Средней Азии, ибо Китай некогда простирал свои владения до Каспийского моря, но сведениями сими должно пользоваться с большею осторожностию. Дегинь 20 посвятивший изучению оных значительную часть своей жизни, описывает (Idees de la litterature chinoise en general. СМ.: Histoire de PAcademie des inscriptions et belles-lettres. T. 36), сколь трудны исторические и географические исследования по китайским писателям, ибо: 1) они дают народам такие названия, коих народы сии не носят; 2) они переменяют названия народов, земель и городов почти при каждой перемене династии; 3) повелители Китая нередко при жизни своей принимают другие имена, и такое изменение дает повод к возобновлению летоисчисления, по смерти же своей каждый бог-дохан получает какое-нибудь новое имя, под коим вносится в историю, и 4) тщеславие и гордость китайцев лишает исторические сочинения их выгоды, встречаемой в летописях всех других народов, а именно, синхронизмов с историею соседов. Китайцы всегда говорят подробно о себе, а о прочих странах упоминают, так сказать, мимоходом.

Может быть, по сим самым причинам Дегинь в своей "Истории гуннов, турок и татар" ничего не сообщает нам о казачьих ордах.

Г. Клапрот в "Magasin Asiatique" напечатал перевод описания киргиз-казаков, помещенного в знаменитой китайской географии "Тайцин-и-тунши".

Известия сии весьма любопытны, но относятся к истории народов, владевших прежде нынешними степями киргиз-казаков 21а не к истории собственно сего народа, и потому не входят в план нашего сочинения.


--------------------------------------------------------------------------------

Комментарии

1 Имена собственные и исторические события, встречающиеся в приведенных автором преданиях, как он сам справедливо отмечает, "затемнены многими выдумками". Иногда их можно соотнести с тем или иным историческим лицом, но в совершенно искаженном представлении. Потомками хана Ишима, если имеется в виду хан Ишим (Есим), сын Шигай-хана (см. коммент. 26, гл.З. Ч.II), правитель казахов в 1598 — 1613 гг. и в 1627 — 1628 гг. (в 1613 — 14 гг. ханская власть была узурпирована Турсун-ханом) (см. коммент. 36. гл.З. Ч.II.) действительно являются "последующие ханы киргиз-казакские" — известные казахские ханы Джахангир (погиб в битве с калмыками в 1652 г.) (см. коммент. 37. гл.З. Ч.II) и его сын Тауке (ум. в 1718 г.) (см. коммент. 45, гл.З. Ч.II.). Но с каким Джаныбеком, "туркестанским ханом", связан родством Ишим, — не ясно. Предком Ишима был один из основателей Казахского ханства Джаныбек (см. коммент. 5, гл.2; 42, гл.З. Ч.I I.). Легенда сделала современниками лица, разделенные полутора столетиями.

2 П. С. Паллас. См. коммент. 8, разд.1.Ч.1.

3 Ногаи (ногайцы). См. коммент. 50, разд.1. Ч.1.

4 Сибирские татары. Собирательный этноним, обозначавший тюркоязычные племена Западной Сибири. Основное население (наряду с угорскими племенами) Сибирского ханства, образовавшегося в конце XV в. с центром в Тюмени (см. коммент. 23, гл.1. Ч.II.).

5 Хан Орус. Очевидно, имя этого правителя из предания можно соотнести с джучидом Урус-ханом, наиболее известным правителем Ак-орды — государства на территории Казахстана в XIV — нач. XV в. К Урус-хану (он правил в 1368 — 1376/77 гг.) восходит родословная основателей Казахского ханства Гирея (Урус-хан, Тохта-Кыйа, Пулад, Гирей) и Джаныбека (см. коммент. 42, гл.З. Ч.II) (Урус-хан, Куйручук, Барак, Джаныбек). Урус-хан, по одним сведениям, — потомок Орда-Ичена, старшего сына Джучи-хана, по другим — потомок тринадцатого сына Джучи Тука-Тимура (МИКХ. С.495 — 496).

6 Тамерлан. См. коммент. З, разд.1. Ч.1.

7 Взятие Астрахани русскими войсками произошло в 1556 г.

8 Мавераннагер-Мавераннахр. См. коммент. 47, разд.II. 4.1.

9 Фирдоуси (Абул-Касим) (род. между 934 и 941 гг.). Автор поэмы "Шах-наме", известный поэт эпохи Саманидов, классик таджикско-персидской литературы.

10 Султан Бабер. См. коммент. 55, разд.П. Ч.1.

11 Абулгази Багадур. См. коммент. 36, разд.П. ч.1.

12 Скифы. Ранние кочевники, ираноязычные племена, населявшие в начале I тыс. до н. э. Центральную Азию, степи к востоку от Волги и Урала и передвинувшиеся в IX — VIII вв. до н. э. в Восточную Европу, в степи к северу от Черного моря и Кавказа, где стали известны античным авторам. Создали кочевническую культуру так называемого скифского типа на громадной территории от Монголии, Тувы, Алтая и до Причерноморья. Одной из характерных черт скифской культуры был "звериный стиль" в искусстве. Восточноскифские племена на территории Казахстана древние источники называли саками (История Казахской ССР в древнейших времен до наших дней: В 5 томах. T.I. Алма-Ата, 1977.).

13 Чете (Джете). Это название персоязычные авторы Шараф ад-Дин али Йазди ("Зафар-наме"), Мухаммад-Хай-дар (в "Тарих-и Рашиди") и др. упоминают как синоним названия "Могулистан" (государства на территории Юго-Восточного Казахстана и Киргизии в XIV — нач. XVI в.) (см. коммент. 9, гл.З. 4.II). Этим пренебрежительным именем ("разбойники", "скитальцы") называли могулов осевшие в Мавераннахре (см. коммент. 47, разд.II. Ч.1) чагатаи (тюркские и тюрко-монгольские племена, называвшиеся так по имени бывшего правителя улуса Чагатая) за то, что те (т. е. могулы) сохраняли кочевой, "разбойничий" образ жизни.

14 Туркестаном, а в древности Тураном (см. коммент. 47, разд.II. Ч.1) называли в персоязычной литературе регион расселения тюрков, в значении "страна тюрков". В VI в., когда тюрки продвинулись до Окса (Амударьи), Туркестан для персов начинался сразу севернее Окса. Для арабских географов IX — X в. Туркестан начинался севернее Сырдарьи (арабское завоевание оттеснило тюрков на север). В источниках XIV — XVII вв. термином Туркестан назывались земли вдоль Средней и Нижней Сырдарьи и Каратау (район Южного Казахстана). Позднее название вновь применялось и к Средней Азии. В XIX в. в этом значении историко-географический термин Туркестан вошел в научную терминологию (Бартольд В. В. Туркестан. // Соч. ТЛИ. М., 1965. С.518 — 520).

15 Туран. См. коммент. 47, разд.П. Ч.1.

16 Кыпчак. Дашт-и Кыпчак, "Кыпчакская степь". Так назывались в средневековой арабской, персо — и тюркоязычной литературе степные пространства от Иртыша, Улутау и Сырдарьи до Днепра, населенные в XI — XIV вв. кыпчаками и входившими в их политическое объединение племенами и народами. Дашт-и- и Кыпчак делился на западный и восточный, примерной границей была река Урал.

17 Мухаммед ибн Арабшах (1392 — 1450 гг.). Автор сочинения "Аджаиб ал-макдур фи ахбар-и Тимур" (содержит сведения о походах Тимура в конце XIV в. на территорию Южного Казахстана, в Могулистан; представляют интерес историко-географические сведения об этих районах, данные о строительстве Тимуром крепости Ашнара).

18 Абульфеда. См. коммент. ЗО, разд.1. Ч.1.

19 Кятиб-Челеби. См. коммент. 20, разд.I. Ч.1.

20 Ж. Дегинь. См. коммент. 7, разд. II. Ч.1.

21 "Относятся к истории народов, владевших прежде нынешними степями киргиз-казаков". Регион восточной части Дашт-и Кыпчака, Туркестана (т. е. упомянутые выше области на Средней и Нижней Сырдарье, Каратау и Семиречья) является этнической территорией казахской народности. Этническими корнями и компонентами ее как и других тюркских народностей смежных территорий стали многочисленные, разноязыкие в прошлом племена и народы — от древних андроновских племен, саков, сарматов, исседонов, усуней, кангюев, гуннов, тюрков до более поздних тюргешей, карлуков, огузов, кимаков, кыпчаков, согдийцев, а также найманов, киреев, конгратов, джалаиров, дулатов и многих других, в том 475 числе позднесредневековых народов и этнополитических общностей — могулов, кочевых узбеков, ногайцев, татар, каракалпаков, башкир. Многие из этих народов упомянуты на страницах труда А. И. Левшина (см. также: История Казахской ССР. Т.1.,2).

 Отправлено: 21.03.08 23:13. Заголовок: Глава ТРЕТЬЯ. О НАЧ..

Глава ТРЕТЬЯ.

О НАЧАЛЕ КИРГИЗ-КАЗАКОВ И СОСТОЯНИИ ИХ ДО ВСТУПЛЕНИЯ В ПОДДАНСТВО РОССИИ, ИЛИ ДО 1730 ГОДА

При таковом недостатке источников для истории киргиз-казаков, при невозможности воспользоваться их преданиями и вместе при намерении нашем не составлять мечтательных предположений мы не можем сказать о происхождении сего народа ничего определительного. Однако ж, с пособием некоторых весьма любопытных замечаний и сведений, почерпнутых из восточных писателей и полученных нами с особенной признатель-ностию от известного ориенталиста г. Сенковского 1, мы постараемся бросить исторический взгляд на орды казачьи до того времени, когда они начали появляться в летописях России, а именно до XVI столетия.

Большая часть русских писателей полагает, что первые казаки произошли или составились из татар 2, что у них же родилось название казак, и от них перешло ко всем отраслям прежде бывших и ныне существующих казаков. Мысль сию, к которой мы уже привыкли, опровергают восточные историки, утверждая, что казаки составляли самостоятельный и независимый народ в отдаленнейших веках нашего летосчисления. Некоторые даже относят их существование далее Р. X. Достоверно то, что Фирдевси, или Фердуси, живший около 1020 года, то есть за два столетия до появления монголо-татар на западе в "Истории Рустема" упоминает о народе казаках и ханах казакских 3. Из сочинений его и древнейших летописей персидских, которыми он пользовался, известно, что казаки древние, подобно позднейшим, прославили имя свое грабежами и набегами, что главное оружие их были копья, и что посему в Азии начали называть их именем всякую толпу наездников, вооруженную копьями, и занимавшуюся ремеслом подлинных казаков, т. е., разбоями и нападениями на соседственные земли. Итак, татарские казаки, почитаемые нами за первоначальных казаков, были только подражатели и название их не татарское, а занятое у другого народа. Известие сие делает толкования и переводы слова [153] "казак" (В джагатайском подлиннике записок известного Бабер-мирзы несколько раз встречается слово "казак! 1 в значении бродяги и производные от оного: казаклык (бродяжничество), казакламак (бродяжничать, скитаться), но значения сии явно заимствованы от образа жизни народа, называемого казаками. Во время владычества татар в России люди вольные из крестьянского сословия называемы были казаками, то есть имеющими право переходить из одной земли на другую по своему усмотрению. От сего класса людей происходит название казаков запорожских и донских. Беглецы из русских владений, поселившиеся на берегах Днепра и Дона, удерживали или присваивали себе имя казаков, то есть, людей вольных; иногда их шайки назывались также вольницами, словом, одно-значущим с именем казак (прим. г. Сенковского))излишними. Значения, сему слову приданные впоследствии, суть уже применения и приспособления к образу жизни или вооружению первобытных казаков, но самое название их как имя собственное народа не подлежит ни переводам, ни этимологическим спорам. Следовательно, тщетно трудились те, которые производили оное от козявки, козы или козьих шкур (Рукописное сочинение о казаках, упоминаемое в "Истории государства Российского". Т. V), от кыпчака (Прим. к "Истории" Абулгази Баядура (Ч. 9. Гл. 9)), от косы днепровской (Шерер в "Annales de la petite Russie" и Гарткнох в "Истории Польской Республики".), от славянского полководца Казака (Синопсис), от хазар (г. Сестренцевича История Таврии) и так далее. Впрочем, несправедливость сих мнений и без того уже признана 4.

Упомянув мимоходом об образе жизни древних казаков для показания сходства их с новейшими, возвратимся к прочим известиям об них, сообщаемым восточными писателями.

Народ сей весьма давно известен в Азии и составляя одну из отраслей многочисленного турецкого племени, не уступает в древности ни найманам 5, ни киргизам, ни другим соплеменным с ним народам. Подпав владычеству Чингиса, он по смерти сего завоевателя достался в удел сыну его Джучи 6, и хотя принадлежал к Золотой Орде 7 но имел собственных ханов, отчего иногда оставался в покорности своим главным повелителям, иногда же присоединялся то к Орде Чагатайской 8, то к Алмалыкской, то к Ташкентской, которую потом звали Могул-улус 9.

По ослаблении и расстройстве сильных владений Джучи и Чагатая возникли междоусобия у многих (особенно кочевых) племен, принадлежавших сыновьям и потомкам Чингиса. Из них более всех усилились узбеки 10, [154] ов

ладевшие Мавераннегером и Харезмом, но владычеству их подпали не все волновавшиеся от безначалия народы. Некоторые соединились с крымскими татарами, другие — с Могул-улусом, третьи — с настоящими, то есть казанскими татарами, четвертые, наконец,— с казачьею ордою, или казаками. Все сие произошло по разрушении Золотой Орды. Когда же впоследствии и узбеки разделились, то многие их отрасли влились в состав казачьего народа. Таким образом, в начале XVI столетия в степях Кыпчака и Чете появились два сильные владения: первое — Улус Могул под владычеством хана Дадама 11, второе — владение казакского хана, Арслана 12, который столь был могуществен, что мог выставить 400000 тысяч готового к бою войска. Так пишет падишах Бабер, основатель знаменитой империи Великого Могола в Индии. Он выдал в замужество за Арслана одну из родственниц своих и был очевидным свидетелем его могущества.

В сие-то время к казакам присоединились или силою были присоединены разные отпавшие от Золотой Орды отделения многих народов, известных в истории Востока. В сие-то время смешались с ними кыпчаки 13, найма-ны, конрады 14, джалаиры 15, канклы 16и другие отрасли, коих названия доныне носят сильнейшие поколения, роды и отделения орд киргиз-казачьих.

Некоторые народы, каковы дурманы 17карлики 18 и проч., после присоединения к казакам, опять отделились от них к узбекам, но с другой стороны, казаки были усилены племенами турецкими, приставшими к ним после взятия Ташкента Шабахт-ханом 19 и после окончательного разорения Могул-улуса ханом Абдаллахом узбекским.

За сим следовало бы нам говорить о потомках Арслан-хана и судьбе народа казахского, под властию их находившегося, о постепенных переворотах, которым он был подвержен и быстром разрушении силы, которую он приобрел при Арслане. Вместо всех сих известий мы только повторим, что киргиз-казаки, ведя жизнь кочевую, не оставили ни летописей, ни других каких-либо исторических памятников, и что, следовательно, составление полной и непрерывной их истории невозможно.

Впрочем, после Арслан-хана народ сей уже не возвращается для нас в совершенную безызвестность. Потеряв нить происшествий, описываемых восточными историками, мы начинаем находить казаков, или как называют их [155] ныне, киргиз-казаков, в сочинениях европейских путешественников и в летописях русских, а вслед за сими последними делаются для нас светильниками и архивы, сохраняющие несомненные свидетельства частых сношений России с азиатскими народами.

Из европейских писателей, первый, упоминающий об орде казачьей, есть Герберштейн 20. Быв дважды (В первый раз приехал Герберштейн в Москву 18 апреля 1517 года; во второй раз в 1526. См. "Историю государства Российского". Т. VII, прим. 165 и далее) посланником императора римского при дворе царя Василия Иоанновича 21 и, собрав многие географические сведения как о России, так и о соседственных с нею землях, он написал в одном месте своих записок (См.: Rerum Moscovitlcarum commentarii. Базель. 1571. С. 91) следующее: "Ad orientem (от земель царства Казанского) autem aesttvalem Tartaros, quos Schibanski et Kosatski vocant, conterminos habent". В другом месте (Там же. С. 100). повторяет он почти то же.

Дженкинсон 22, бывший в Бухаре в 1558 и 1559 годах, пишет, что ташкентский владелец был тогда в войне с казаками, народом жестоким, многолюдным, не имеющим городов, и исповедующим магометанскую религию (См.: Recueil de voyages au Nord. T. IV).

Вероятно, основываясь на сих двух известиях, земли киргиз-казачьи на одной географической карте 1587 года уже означены под именем земель татарских казаков (Витсзен, в "Noord en Oost Tartarye" приложил карту под заглавием "Asia, ex magna orbis terrae desc." Ger Mercatoris desumpta, studio G. M. Iunioris, ed. an. MDLXXXVII. В сей-то карте, на юг от реки Маргу к Каспийскому морю, написано Kasaki Tartari)

Россияне по частым сношениям своим с ногаями узнали их едва ли не целым столетием прежде. Первым доказательством тому служат вышеприведенные известия самого Герберштейна о киргиз-казаках, полученные им в Москве в начале XVI столетия. Вторым доводом служат хранящиеся в Московском архиве Коллегии иностранных дел акты сношений с ногайцами. В сих последних видим, например, под 1534 годом, что один посланец царя Иоанна Грозного по имени Данила Губин, находившийся у ногайцев, доносит: "А казаки, Государь, сказывают, добре сильны, а сказывают, Государь, Ташкен (Ташкент) воевали, и ташкенские царевичи, сказывают, с ними дважды бились, а казаки их побивали" 23 [156]

Семен Мальцов 24, посланный царем Иоанном Грозным в 1569 году к ногайцам, жившим между Волгою и Яиком, пишет о нападении на улусы их казацких орд Акназаря царя 25, Шигая царевича 26и Челыма царевича (См.: История государства Российского. Т. IX. Прим. 245). Известия сии, которые мы помещаем здесь только по их древности, ничего, впрочем, не передают нам кроме имени киргиз-казаков. Но чрез четыре года после того Иоанн решился войти с ними в политические сношения. Причиною такового предприятия были, вероятно, просьбы Строгановых, которые, имея с ордою казачьею торговые связи, склонили государя поддержать и распространить оные отправлением к владельцам той орды своего посланца. Звание сие было возложено на Третьяка Чебу-кова (История государства Российского. Т. IV. С. 378), но он, не достигнув места своего назначения, в июле 1573 года взят был в плен близ Камы племянником хана сибирского Кучума, известным Маметкулом. Не получив таким образом успеха в первом опыте сношений с киргиз-кайсаками, Иоанн отложил повторение оного до другого удобного случая. Между тем 30 мая 1574 года дал Строгановым грамоту, которою дозволил им беспош-лино торговать с казачьею ордою (См.: Миллер. Сибирская история. С. 87. История государстваРоссийского. Т. IX. Прим. 661).

Завоевание Сибири, вскоре за тем последовавшее, сблизило народ сей с россиянами.

Кучум 27, последний хан сибирский, был киргиз-казак. Завладев Искером силою оружия и убиением царствовавших в нем князей Ядигяра и Бекбулата (См.: Сибирские летописи; Фишер. История Сибири (Введение, § 84); История государства Российского. Т. IX. Прим. 644) , он необходимо должен был иметь около себя и войско, составленное из прежних соотечественников своих. Следовательно, Ермак и сподвижники его, без всякого сомнения, сражались с казаками, или нынешними киргиз-казаками.

Муртаза, отец Кучумов, был, вероятно,, владелец уже довольно сильный, ибо не только дал сыну своему войско для завоеваний, но прислал оное вместе с муллами для введения в Сибири магометанской религии (См.: Миллер. Сибирская история. С. 54; Фишер. История Сибири. (Введение. §86, 87)).

После Ермака Кучум, как известно, был изгнан из Искера Сейдаком 28, который скоро пленен потом россиянами. Вместе с ним взят и киргиз-казакский царевич, [157] или султан, Ураз-Мегмет 29, племянник Тевкеля 30, именовавшего себя ханом казакским и калмакским (Так сказано в "Истории государства Российского" (Т. X. С. 98). Впрочем, соединение сих двух титулов кажется сомнительным).

Происшествие сие доставило царю Феодору 31 не только случай возобновить предприятия отца своего в отношении к киргиз-казакам, но и право назвать себя царем их.

Тевкель, желая возвратить свободу племяннику своему, в 1594 году послал в Москву посла с грамотою, в которой просил Феодора о принятии его со всею ордою в подданство и об отпуске к нему Ураз-Мегмета (См.: Моск. архив Коллегии иностр. дел. Дела Киргизские 1594— 1595 годов и ссылка на оные в "Истории государства Российского". (Т. 10. Прим. 332)).

Зная нравы и обычаи киргиз-казаков, можно, наверно, полагать, что тут предложение подданства было только пустым обещанием для освобождения Ураз-Мегмета, и что Тевкель не имел в самом деле намерения исполнить оного ни при возвращении ему племянника, ни при отказе в сем требовании. Последнее он доказал на опыте, когда государь российский, грамотою в марте 1595 года данною, отвечал ему, что принимает его со всею ордою в число подданных своих и пришлет ему снаряд огнестрельный, но в доказательство его покорности требовал, чтобы он смирил хана бухарского и привел в послушание Кучума, а Ураз-Мегмета (19 Сего самого Ураз-Мегмета впоследствии времени наименовал Годунов царем Касимовским (История государства Российского. Т. XI. С. 22)) обещал отпустить тогда только, когда Тевкель представит вместо его в аманаты кого-нибудь из сыновей своих, и именно царевича, или султана Гусейна (Отпуск сей грамоты хранится в архиве Коллегии иностранных дел) 32.

Грамоту сию повез из Москвы посол Тевкеля в сопровождении царского переводчика татарского языка Вельямина Степанова. Неизвестно, какого рода ответ привез царю Степанов при возвращении своем из орды, но известно, что путешествие его не принесло России никаких выгод политических, и что ни Тевкель, ни наследники его до XVIII столетия не были подданными России, не служили ей, и даже ни в чем ей не помогали, а напротив того, нападали на новые селения российские в Сибири. [158]

Должно, впрочем, думать, что пограничные жители новых владений русских и купцы наши имели с ними в то время довольно частые сношения, и приобрели о земле их достоверные сведения, ибо в книге "Большому чертежу 33, которая, по основательным доводам Карамзина должна быть написана в царствование Феодора Иоаннови-ча (История государства Российского. Т. X. С. 259) , говорится о многих урочищах земель казачьей орды очень подробно.

Книга сия редка, и потому мы полагаем нелишним выписать из нее то, что касается до нынешних степей киргиз-казачьих: "А от Хвалимского (Каспийского) моря до Синева (Аральского) моря, на летний на солнечный восход 250 верст (Заметим, что при измерении сего расстояния в 1826 году оно оказалось в 242 версты. Следовательно, разница против показаний книги "Большому чертежу" составляет только 8 верст). А Синим морем до устья Сыра реки 280 верст, а поперек Синим морем 60 верст, а в Синем море вода солона. Из Синева моря вытекла река Арзас и потекла в Хвалимское море.

А в реку Арзас с востока пала река Амударья: протоку Амударьи реки 300 верст. А Арзасы протоку 1060 верст, а от Синева моря 300 верст Урук-гора (Урук, или Айрук, или Айрурук есть отрасль Мугоджарского хребт) , вдоль Урук-горы 90 верст. Из горы протекли три реки: река Вор (Ор) течет в реку в Яик в ночь, река Иргиз течет в озеро Акбашлы (Ныне Аксакал-Барби) , на восток река Гем (Эмба) течет на полдни к Хвалимскому морю и пала, не дошед до моря, в озеро.

А к Синему морю от Иргиза реки 280 верст пески Барсуккум, поперек того песку 25 верст, до пески Кара-кум от Синева моря 200 верст.

Пески Каракум вдоль 250 верст, а поперек 130 верст; а те три песка прилегли к Синему морю, к берегу.

В Синее море к востоку пала река Сыр, а в Сыр реку пала река Кендерлик.

А река Кендерлик вытекла из Улутовой (Улутау) горы двумя протоками.

А от горы Кендерлика реки протоку 330 верст (О реке сей говорили мы в географическом описании), а другая река Кендерлик из тоеж горы пала в реку Сарсу.

А река Сарсу пала в озеро не дошед до Сыра реки, от устья реки Кендерлик 150 верст, а от Карачатовой [159] (Каратаг) горы за 70 верст, а вдоль Карачатовой горы 250 верст, а от Сыра реки та гора 80 верст.

А от устья реки Кендерлик 150 верст, с левой стороны реки Сыр, город Сунак (Саганак), против Карачатовой горы, а промеж озера Акбашлы и реки Саук и озера Анкуль (Аккуль), и по обе стороны реки Зеленчика и реки Кендерлика и реки Сарсу и песков Каракум, на тех местах на 600 верст кочевье казакские орды".

Из описания сего видно, что в то время киргиз-казаки занимали только средину нынешних земель своих. Восточная часть оных принадлежала зюнгарам и другим племенам монгольским. Северною владели разные отрасли татар сибирских. В западной жили ногаи (В той же книге "Большому чертежу" на с. 229, сказано: "От верху реки Бузулук на полях и до Синего моря кочевье все больших ногаев." В делах ногайских в московском архиве Коллегии иностранных дел под № 10 хранится перевод грамоты ногайского князя Юсуфа к царю Иоанну Грозному, писанной в конце XVI столетия. Юсуф в ней ясно говорит: "А хотел если воевати казатцкую орду, и яз ныне кочую на реке на Елеке (Илеке), за Яиком") и выше их башкиры; а потом место ногаев заняли нынешние волжские калмыки.

Прежде всего подвинулись киргиз-казаки на север. Фишер в своей "Сибирской истории" (Русский перевод, с. 180) говорит, что по окончании строения города Тары (в 1594 году), приписана к нему волость Курдак, где заложен был острог для удержания набегов калмаков и киргизских казаков. Стало быть, сии последние находились тогда уже недалеко от границ наших.

К востоку распространили они свои владения не прежде, как по истреблении зюнгарского народа китайцами, то есть, в половине минувшего столетия.

На запад подались киргиз-казаки в первой половине XVIII столетия; в конце же XVII, и даже в первых годах XVIII, между верховьями Урала и Эмбы кочевали башкиры, а между устьями сих рек — калмыки (Кириллов, первый основатель Оренбургской линии и сближения России с киргизами, в одном из проектов своих писал в 1734 году: "Калмыкский владелец Доржи Назаров кочует около Эмбы и Яика". См. проекты Кириллова в архиве Азиатского департамента, в делах 1734 года).

На юге киргиз-казаки не удовольствовались набегами в пределы соседственных владений. В начале XVII столетия, по летописям нашим, они уже были властителями Туркестана, и город сей служил ханам их постоянным местопребыванием. [160]

Неизвестно, в каком году совершено сие завоевание 34, и кто именно был предводителем в оном. Не могли мы также узнать, где жил хан Муртаза, отец Кучума, и долго ли повелевали киргизами потомки его. Столь же безуспешно искали мы каких-нибудь преданий о хане Акназаре, который в 1569 году нападал на улусы ногайские, когда находился там посланец Иоанна Грозного Семен Мальцов (См. выше, с. 156) .

Нам удалось, однако же, найти несколько достоверных свидетельств о том, что около 1630 года владел Туркестаном казацкий хан Ишим 35.

Первое известие о нем сообщает Абулгази Багадур, второе открыто в Сибирских летописях, третье отыскано нами в архиве Оренбургской пограничной комиссии, в делах 1748 года.

Абулгази Багадур делает известными киргиз-казаков и хана их Ишима около 1630 года (Родословная история татар, ч. IX. гл. 2.), потому что в сие время сам он, будучи гоним братом своим Исфендиаром, ханом Ургенджским, бежал из отечества в Туркестан, где хан Ишим принял его и продержал у себя три месяца, а потом отвез в Ташкент и отдал под покровительство тамошнего хана Турсуна 36. Чрез два года владельцы сии поссорились: Ишим, убив Турсуна, овладел Ташкентом, а Абулгази Багадур удалился в Бухарию.

В "Сибирских летописях" Ишим-хан известен по войне и несогласиям своим и сына своего Янгиря, или Джангира 37с зюнгарским хонтайдзи Батуром, или Багатыром 38. Фишер говорит (Сибирская история. Кн. IV. Отдел 3. § 13), что Багатыр вступил в войну с Ишимом в 1635 году и что Джангир начальствовавший тогда войском киргиз-казакским, взят был в плен. Возвратив себе каким-то случаем свободу, он решился мстить зюнгарам и беспрерывно тревожил их набегами. Желая надолго усмирить, а если можно и совсем истребить столь вредных соседов, Багатыр в 1643 году собрал до 50000 своего и союзников своих войска. С сею силою легко и немедленно овладел он двумя поколениями киргиз-казаков, составлявшими около 10000 человек. Вслед затем он готов был истребить все войско Джангира, но сей киргизский султан, как видно, искусный в войне, употребил для обороны своей весьма благоразумное средство. Он имел только 600 человек вооруженных. Не смея вступить с сею горстью людей в открытый бой, он поместил одну половину [162] оной между двух гор в ущельи, которое окопал глубоким рвом и обнес высоким валом, а с другою половиною скрылся сам за горою. Зюнгары, подойдя к укреплению, напали на оное, и в то самое время, когда они теряли множество людей в сражении, весьма невыгодном для осады по причине узкого пространства, Джангир устремился на них с тыла. Неожиданность сего удара, отважность воинов, избранных для оного и отличные ружья, которыми все они были снабжены, нанесли Багатыру сильный урон.

К довершению его потери в то самое время пришел на помощь киргиз-казакам какой-то татарский князь Алантуш с 20000 свежего войска. Зюнгары принуждены были отступить и ограничить свое мщение увлечением в неволю взятых ими при сем сражении пленных. Казаки же продолжали и потом тревожить их частыми набегами не только при Багатыре, но и при наследниках его.

Третие известие о хане Ишиме найдено нами в бумагах бывшего переводчика Коллегии иностранных дел, потом генерал-майора Тевкелева 39, который прожил в ордах киргиз-казачьих два года и привел их в подданство России, как увидим ниже. После того был членом Оренбургской комиссии, управлявшей делами киргиз-казаков, находился, по поручению правительства, в беспрерывных почти сношениях с ханами и султанами казачьими, знал совершенно язык их и вел журнал важнейших переговоров своих с ними. В одном из сих журналов, писанном в 1748 году, поместил он родословие владельцев казачьих, основанное на рассказах хана Меньшей орды Абульхайра 40, хана Средней орды Абульмагмета 41и знатнейших султанов обеих орд. Из известий Тевкелева составили мы три таблицы, приложенные к сему тому.

Первая из них показывает, что от Джадека 42, коим начинается родословная, произошел Шигай-хан, а от Шитая Ишим, тот самый, который, как мы сейчас сказали, будучи туркестанским ханом, вел войну с зюнгарским хонтайдзи, и у которого Абулгази Багадур искал себе убежища.

Легко доказать можно, что сей Ишим не есть другой какой-нибудь неизвестный хан киргизский, ибо Абульмаг-мет-хан, сообщивший сию родословную Тевкелеву (Абульмагмет писал то же князю Урусову 19 июля 1740 года. Письмо его сохранилось в архиве Оренбургской пограничной комиссии. Имея два известия столь достоверные, мы можем смело утверждать, что в "Сибирском вестнике" на 1820 год, в статье о киргиз-кайсаках, Абульмагмет несправедливо назван сыном Кучума) и [163] называвший себя праправнуком Ишима, родился, как по многим письмам его и другим тогдашним бумагам видно, в конце XVII столетия. Если, основываясь на сем, будем восходить до его отца, деда и так далее, то необходимо окажется, что Ишим в старости, а Джангир в зрелых летах были современниками контайши, или хонтайдзи Ба-гатура.

При сем первом доказательстве вторым может служить то, что как в таблице нашей, так и в "Истории сибирской" мы видим сына ишимова под именем Джангира.

Таким же образом открывается, что дед Ишима и отец Шитая Джадек с братом своим Усяком жили около половины XVI столетия, т. е. в одно время с ханом сибирским Кучумом и отцом его Муртазою. Но были ли они между собою родственники, и от одного ли корня происходили, неизвестно, хотя по "Сибирской истории" мы и знаем, что Муртаза был родом киргиз-казак.

Далее Джадека и Усяка сведения наши не восходят. Тевкелев в первой половине прошедшего столетия, не мог узнать имени отца их за давностию лет, ныне это было бы еще менее возможно.

Множество вопросов, нами о сем предмете сделанных киргиз-казакам в 1820, 1821 и 1822 годах, открыли нам только то, что все ханы и султаны их почитают себя потомками Чингиса 43. Честь сию присваивают себе вообще владельцы Средней Азии и большею частию не без основания.

Легко может быть, что повелители киргиз-казаков имеют на нее равное право со многими другими чингиси-дами, которым от могущественного и страшного предка их ничего кроме имени его в наследство не досталось. Абулгази Багадур доказывает, что Кучум сибирский был потомок Шейбани, внука чингисова, но Кучум, как известно, был султан киргиз-казачий, следовательно, не мудрено, что и прочие ханы и султаны киргиз-казачьих орд происходят от Шейбани 44.

Если теперь, руководствуясь тою же родословною таблицею (первою), от Ишима и Джангира, которых время существования уже известно, будем нисходить ко временам позднейшим, то увидим, что за Джангиром следует сын его, хан Тявка 45.

При имени сем сердце всякого киргиз-казака, несколько возвышающегося духом над толпами буйных [165] соотечественников своих, наполняется благоговением и призна-тельностию. Это Ликург, это дракон орд казачьих.

Он успокоил их после гибельных междоусобий, он остановил кровопролития, продолжавшиеся несколько лет от распрей одних племен с другими, он убедил всех умом и справедливостию повиноваться себе, он соединил слабые роды вместе для сопротивления сильным, а сильные усмирил, и дал всем вообще законы, по которым судил их, и которые доныне живут в памяти благоразумнейших киргизов, но, к сожалению, не исполняются (См. в "Статистическом описании" статью "Об образе управления").

При всех сих заслугах и при всем влиянии своем на орды киргизские, Тявка, как говорят, не имел полной власти над народом своим и действовал более благоразумием, опытностию, связями и искусством, нежели силою. Повелевая всеми вообще киргиз-казаками, сам он жил, подобно отцу и деду, в Туркестане. Для надзора же и управления каждою ордою в особенности были избраны и подчинены ему три частных начальника: в Большой орде Тюля, в Средней Казбек, и в Меньшей Айтяк.

Мы говорим здесь о разделении казакского народа на три орды, не сказав, когда и каким образом произошло сие. К сожалению, происшествие сие остается для нас тайною, мы не имеем никаких источников для определения оного. Все, что мы знаем о нем, заключается только в предании народном, которое говорит, будто бы один из сильных ханов казакских разделил весь свой народ между тремя сыновьями, и что удел старшего назван Большою ордою, удел второго — Среднею, а удел младшего — Меньшею (Слово "орда” киргиз-казаки выражают словом "юз", что в ближайшем, переводе значит сто, или сотня, а потому говорят: улу-юз (большая сотня), урта-юз (средняя сотня) и проч. Впрочем, юз имеет и другие значения в языке турецком).

О Пулате, сыне Тявки-хана и отце Абульмагмета, показанном в таблице, не могли мы собрать никаких сведений, вероятно, потому, что он ничем себя не прославил.

Предания говорят только, что восстановленная Тявкою тишина недолго существовала между киргиз-казаками. Вскоре начались опять междоусобия, и соседственные народы не замедлили воспользоваться оными. С запада стали нападать волжские калмыки, с севера — башкиры и сибирские казаки. Страшнее всех были с востока зюнгары, которыми владел тогда сильный хонтайдзи Галдан Цырен [166] (Черен) 46, не только заставивший трепетать всех кочующих соседей своих, но возбудивший внимание даже России и Китая.

В бедственном положении сем киргизы могли ожидать защиты только от могущества Петра Великого, которого обширный гений, занимаясь славою и благоденствием своего народа, не выпускал из вида азиатских границ России во время занятий самыми важнейшими делами Европы.

В Сибири был тогда губернатором князь Гагарин. Царь приказал ему не только войти в сношения с казачьими ордами, но, если можно, и помочь им против Галдан Черена (или Цырена), дабы сколько-нибудь остановить возраставшее беспрестанно могущество зюнгарского владельца. Гагарин исполнил волю государя в 1717 году, и ханы киргиз-казакские Тявка, Каип и Абульхайр (Известие сие взято нами из сочинений и переводов 1760 года, месяц генварь: см. статью "О песочном золоте?. Упоминаемый в ней хан Тявка должен быть тот знаменитый законодатель киргизский, о котором говорено выше, но он уже тогда был очень стар. Слабость его и последовавшая за оною утрата власти были, вероятно, причиною избрания при жизни его в ханы Абульхайра и Каипа, которых имена мы встречаем здесь (1717 года) в первый раз) отвечали ему обещанием во всем повиноваться России. Сношение сие не имело, однако ж, никаких последствий, потому что князь Гагарин вскоре после того из Сибири был позван в Москву, а Тявка, старейший и благоразумнейший из ханов, умер.

Товарищи его не умели воспользоваться счастливым случаем; вместо того, чтобы соединенными силами искать покровительства России для защиты от зюнгаров, они начали между собою ссориться, и, не думая нисколько о спасении общем, продолжали обычное ремесло свое: грабили соседей, причем не менее прочих пострадала и Россия, предлагавшая им покров и опору.

Не удовольствовавшись частыми нападениями на сибирские границы наши, они в том же 1717 году проникли в Казанскую губернию до Новошешминска, взяли оный, разорили и, хотя были прогнаны с значительной потерею, однако увлекли с собою много пленных. Сей последний набег был произведен подвластными хана Абульхайра (См.: "Оренбургскую историю" Рычкова (с.9) и донесения губернатора оренбургского Неплюева правительствующему Сенату. Рычков не пишет, кто предводительствовал киргизами при сем набеге, но Неплюев говорит, что это был сам хан Абульхайр, впоследствии сделавшийся подданным России). [167]

Каип же боялся, чтоб оный не был приписан ему, и чтоб его не наказали невинно за поступок соперника, потому в 1718 году послал к Петру I грамоту (Грамота сия вместе с ответом на оную казанского губернатора доныне сохранилась в архиве Коллегии иностранных дел) с предложением вечного мира и союза.

Грамота сия, однако же, не остановила справедливой мести пограничных жителей России, раздраженных беспрерывными набегами киргиз-казаков. Волжские калмыки, башкиры, сибирские казаки более, нежели когда-нибудь начали нападать на них. Галдан Черен не мог быть равнодушным свидетелем гибели древних неприятелей своего народа, не мог не отплатить им беспокойств и обид, от них претерпенных предками его в течение с лишком ста лет и потому не только нанес киргиз-казакам в то время несколько сильных ударов, но и отнял у них в 1723 году столицу ханов их Туркестан (Неплюев и Рычков в донесениях Коллегии иностранных дел из Оренбурга не раз говорят, что Абульхайр жил в Туркестане до 1723 года, в котором изгнан из оного зюнгарами), Ташкент и Сайрам, и, наконец, совсем покорил власти своей некоторые отделения Большой и Средней орд 47.

Такая же участь ожидала всех остальных киргиз-казаков. Стесненные и преследуемые с трех сторон, они могли б быть совсем истреблены, если бы не удалились на юг. Остатки Большой орды с малою частию Средней откочевали тогда к Ходжанту, большая часть Средней — к Самарканду, Меньшая — к Хиве и Бухаре (Так говорил Тевкелеву при свидания с ним в Орской крепости в 1748 году знаменитый старшина Средней орды Букенбай, прибавляя: "Мы бегали тогда от калмыков, башкирцев, казаков сибирских и яицких как зайцы от борзых собак". См. дела Оренбургской пограничной Комиссии).

Переходы сии влекли за собою неминуемое разорение и гибель. Стада и табуны ежедневно уменьшались, меновая торговля прекратилась, нищета и страдания сделались всеобщими: иные умирали с голода, другие бросали жен и детей своих. Наконец, бегущие остановились, но где же? В местах бесплодных и не представляющих никаких удобств для кочевого народа. Столь несчастное положение не могло быть долго сносимо киргизами. Из двух зол, предстоявших им, легче было избрать то, которое обещало какие-нибудь выгоды, если не в настоящем, то хотя в [168] будущем. Отчаяние убеждало их в необходимости возвратить себе прежние жилища, а бедствия внушали средства к достижению сей цели. Опасность примирила внутренние междоусобия, возродила общее согласие и направила всех к одному предмету. В собрании целого народа положено двинуться вперед, напасть на общих врагов и вытеснить их из древних земель киргиз-казакских. Общее предприятие тотчас освящено клятвою в верности друг другу. Хан Абульхайр избран главным предводителем, и белый конь, принесенный по обычаю народному в жертву (В "Статистическом описании", в статье об обычаях сказано о сем подробнее), был принят залогом будущего успеха.

Вооружившись таким образом, киргизы пошли вперед, напали на зюнгаров, выиграли у них несколько сражений и возратили себе прежние земли свои, но ожидая новых нападений на оные от Галдан Черена, признали за лучшее удалиться от сего опасного соседа частию на запад, а частию на север. Одна только Большая орда осталась близ зюнгаров, и потому скоро была почти вся покорена ими, как увидим ниже. Меньшая орда, дойдя до Эмбы, где была прежняя граница ее, не остановилась, но перешла на правый берег сей реки, напала на нынешних волжских калмыков, и заняв многие кочевья их, достигла до Урала. Средняя орда подвинулась на север до Ори и Уя, из окрестностей которых вытеснила многих башкиров. Хотя сии последние, равно как и волжские калмыки, не могли равняться силою своею с зюнгарами, однако ж земли, отнятые у них киргизами, составляли их собственность, и потому они не хотели оставить в покое народ, завладевший ими. Отмщения и беспрерывные набеги готовились с обеих сторон в будущем и уже начались в настоящем. Новые соседи, уральские казаки, грозили киргиз-казакам тем же.

Надобно было искать одной опоры против всех врагов, надобно было требовать помощи от России. Мысль сия, может быть, не раз занимала тогда благоразумнейших старейшин и султанов, но ее не только трудно было исполнить, но даже и предложить простому народу. Хотя в архиве Коллегии иностранных дел находим описание статей, словесно предложенных в 1726 году киргиз-казакским посланцем Кайбакаром, который от имени старшин Сугура, Едикбая, Хаджибая, Чиак Кулыбая и других [169] приезжал в Россию просить покровительства для Меньшей орды, однако ж, сношение сие не имело никаких решительных последствий. Судя по неизвестности старшин, посылавших Кайбакара, должно думать, что они были слишком малосильны для того, чтобы увлечь за собою весь народ, потому и посольство их не имело успеха. Неизвестно, какая причина побудила вдруг решиться на отправление сего посольства, но можно ручаться, что большая часть киргизов была им недовольна. Ценя дикую свободу свою выше всякого порядка и зависимости от законов, они помнили еще и то, что правила их религии повелевают признавать христиан неверными.

Сии два препятствия заставляли думать, что добровольное присоединение орд киргизских к христианской державе невозможно, но несчастные обстоятельства, беспрерывные внутренние кровопролития и хитрый ум хана Абульхайра изменили расположение народа до такой степени, что он после некоторых слабых опытов сопротивления, решился, по личным видам одного человека, привести в действие то, к чему не могло склонить его общее благо. Я разумею здесь добровольное покорение его императрице Анне, случившееся в 1730 году, как увидим ниже.

Прежде, нежели приступим к описанию столь важного переворота, мы должны сказать, что оный составляет точку разделения истории киргиз-казаков на две части.

Присоединение к Российской империи Средней и Меньшей орд сблизило их с нами, но не доставило нам возможности следовать за постепенным ходом событий в Большой орде, оставшейся тогда в независимости, почему исторические познания наши о состоянии ее в XVIII столетии гораздо поверхностнее, нежели сведения о киргизах, подданных России. Обстоятельство сие заставляет нас разделить описание периода, заключающегося между 1730 годом и настоящим временем, на две части. В первой, поместим мы историческое обозрение Большой орды, во второй опишем происшествия и перемены Средней и Меньшей орд, основываясь на сведениях, которые мы почерпнули в архивах Министерства иностранных дел и Оренбургской пограничной комиссии.

 Отправлено: 21.03.08 23:13. Заголовок: --------------------..

--------------------------------------------------------------------------------

Комментарии

1 О. И. Сенковский. См. коммент. 44, разд.1. Ч.1. 2 Татары. Здесь автор имеет в виду (см. прим. О. И. Сенковского на с. 152) татаро-монголов — основное население Монголии в XII — XIII вв. В составе татаро-монгольских племен были собственно монголы, кераиты, мер-киты, ойраты, найманы, татары, кият-борджигины и другие этнические группы. Татарами именовались завоеватели из Монголии на Руси, на мусульманском Востоке, в Западной Европе. О многозначимости этнонима "татары" в разное время и на разных территориях (татары монгольские, крымские, казанские и т. д.) см.: Бартольд В. В. Татары // Соч. T.V. C.569 — 561; М., 1968; его же. Тюрки. T.V. C.576 — 595; Татаро-монголы в Азии и Европе: Сб: статей. М., 1977.

3 Ни в сказании о Рустеме, ни в какой другой части (Дастан) "Шах-наме" Фирдоуси упоминания о казахах и казахских ханах нет. Есть лишь сведения о тюркоязычном населении Средней Азии и соседних степных регионов под общим именем "тюрк", упомянута и страна их Туран, т. е. территория к северу от Амударьи, противолежащая Ирану.

4 Казак. Наиболее полную сводку и научно аргументированную критику мнений об этом термине (или этнониме) см. в работе: Ибрагимов С. К. Еще раз о термине "казак" // Новые материалы по древней и средневековой истории Казахстана. Алма-Ата, 1960. С.66 — 71.

5 Найманы. Тюркоязычные (по мнению ряда исследователей, в раннем средневековье монголоязычные) племена кочевников-скотоводов, объединившиеся в союз еще в VIII в. на территории от Верхнего Иртыша до Орхона, от Тарбагатая до Хангая. К началу XIII в., как и родственные им кераиты, имели, по сведениям Рашид ад-Дина, свои этнополитические, государственные образования (улусы). В результате войн в период образования Монгольской империи найманы Куглукхана попали на Алтай, откуда вместе с меркитами и кераитами переместились в Восточный Казахстан и Семиречье. Источники XV — XVII вв. (см. МИКХ, а также труды Абулгази, Бабура, Рузбихана Ис-фагани) упоминают найманов среди населения Ак-орды, Ногайской орды, ханства Абулхайра (государства кочевых узбеков). Этноним найманы отмечен в составе казахов, узбеков, киргизов, алтайцев, ногайцев и др. Найманы-ка-захи — основное племя Среднего жуза (см.: История Казахской ССР... Т.2. С.43 — 49; Султанов Т. И. Кочевые племена Приаралья в XV — XVII вв. М., 1982).

6 Джучи. Старший сын Чингисхана (см. коммент. 7, гл.1. Ч.П.). Его удел занимал часть Семиречья, южную часть Западной Сибири и весь Восточный Дашт-и Кыпчак до Нижней Волги (см. коммент. 16, гл.2. Ч.П). Ставка Джучи находилась на Иртыше. Похоронен на Сарысу (ум. в 1227 г.).

7 Золотая Орда. Евразийское государство, основанное джучидом Бату-ханом (см. коммент. 40, разд. II, Ч.1) в 1243 г. на базе улуса Джучи в степях от Иртыша до Нижней Волги. В нее входили Хорезм и Северный Кавказ, земли волжских болгар, Крым, Кыпчакские половецкие степи (т. е. Западный Дашт-и Кыпчак), в зависимости от Золотой Орды были русские княжества. Центром государства было Нижнее Поволжье, столицей — Сарай-Бату, затем г. Сарай-Берке. Основную массу населения составляли тюркские племена кочевников — кыпчаков, татар, найманов, канглы, карлуков, мангытов и т. д. В оседлых областях орды жили волжские болгары, мордва, греки, черкесы, хорезмийцы и др. Распалась Золотая Орда в первой половине XV в. На ее территории возникло несколько государств — Большая орда, Ногайская орда, Казанское, Астраханское, Сибирское, Крымское ханства, ханство Абулхайра (государство кочевых узбеков). Их население стало называться ногаями, татарами, узбеками (см. История Казахской ССР... Т.2, С.119 — 137).

8 Орда Чагатайская. Улус Чагатая, второго сына Чингисхана (см. коммент. 7, гл. I. Ч.II). занимал в 30 — 40-х гг. XIII в. земли от южного Алтая до Амударьи, т. е. включал большую часть Семиречья, Мавераннахр и Восточный Туркестан; ставка Чагатая была на Или, недалеко от Алмалыка — главного города "области Иль-Аларгу" (по Джемалю Карши). Видимо, в этой связи А. И. Левшин упоминает "Алмалыкскую орду". В 60-х гг. XIII в. в результате длительных усобиц власть в Чагатайском улусе перешла к внуку Угэдея (см. коммент. 15, гл.1. Ч.П) Хайду. Его государство просуществовало около 40 лет. В начале XIV в. династия чагатаидов восстановила свою власть в Средней Азии и Семиречье.

9 Могул Улус. Могулистан — государство чагатаидов во второй полов. XIV — нач. XVI в. на территории Семиречья, Киргизии и Восточного Туркестана. Северные границы доходили до территории калмыков, включая земли у Эмиля и Иртыша, Каратала и Балхаша. Ставка первых ханов находилась в Алмалыке. Позднее она перемещалась в зависимости от политической ситуации в Кашгарию, в Ташкент. (Отсюда у Левшина — Ташкентская орда). В состав населения Могулистана входили тюркские и тюркизированные племена: дуглаты и канглы, кераиты и аргыны, баарины и арлаты, барласы и булгачи и др. Их общее этнополитическое название — могулы. Часть их вошла в состав казахов, другая — в состав киргизов, уйгуров (см.: История Казахской ССР... Т.2; Пищулина К. А. Юго-Восточный Казахстан во второй полов. XIV — нач. XVI в. Алма-Ата, 1977).

10 "Узбеки, овладевшие Мавераннагером и Хорезмом". Имеются в виду события рубежа XV — XVI вв., когда внук хана Абулхайра (1428 — 1468 гг.), правителя "государства кочевых узбеков", Мухаммед Шайбани-хан (см. коммент. 19 этой гл.), завоевал Среднюю Азию у тимуридов. В исторической литературе утвердилось мнение, что название "узбек" употреблялось во второй полов. XIV — XV в. как собирательный политический термин, а не этноним для обозначения тюркских и тюр-кизированных племен Восточного Дашт-и Кыпчака (Казахстана), входивших в состав улусов джучидов Шайбани и Орда-Ичена, а затем — государства кочевых узбеков и Ак-орды (или Кок-Орды). Рузбихан Ис-фахани (начало XVI в.) относил к узбекам три народа (тайфа): узбеков-шайбанидов, казахов и мангытов (см.: МИКХ. Алма-Ата, 1969; История ССР... Т.2; Ахмедов Б. А. Государство кочевых узбеков.)

11 Хан Дадам. Видимо, хан Могулистана Султан Саидхан, чагатаид, сын Султан Ахмад-хана, внук Йунус-хана, двоюродный брат Мирзы Мухаммад Хайдара, автора "Та'рих-и Рашиди", и Захир ад-Дина Мухаммад Бабура (коммент. 55, разд.П. Ч.1). В 1514 г., будучи вытесненным казахскими ханами из Семиречья, утвердил власть в Восточном Туркестане, основав новое ханство — Могулию.

12 Хан Арслан. Вполне очевидно, что имеется ввиду казахский хан Касым (род. ок. 1445, умер ок. 1520/21 гг.). Сын Джаныбек хана (см. коммент. 5, гл.2. Ч.II). Правил с 1512 г., был наиболее могущественным казахским ханом. Мирза Мухаммед Хайдар сообщает о его встрече с Султан Саидханом. За Касым-ханом была замужем Султан Нигар-ханым, четвертая дочь Йунус-хана (хана Могулистана), доводившаяся теткой Захир ад-Дину Бабуру (см. МИКХ, с.222).

13 Кыпчаки. Одно из крупных древних тюркских племенных объединений, в XI — XIII вв. основное население Дашт-и Кыпчака. Кыпчаки составляли два этнотеррито-риальных объединения: западнокыпчакское, или половецкое и восточнокыпчакское, или казахстанско-средне-азиатское. Среди кыпчакских племен источники называют токсоба, йета, буржоглы, кангоглы, дурут, анджоглы и др. Союз кыпчакских племен сложился в государственное объединение, кыпчаки фактически формировались в самостоятельную народность. Впоследствии кыпчакские этнические группы вошли в состав казахов, узбеков, киргизов, каракалпаков, алтайцев, башкир, туркмен (см.: История Казахской ССР... Т.2. С.50 — 68; Султанов Т. И. Кочевые племена Приаралья в XV — XVII вв.; Ахинжанов С. М. Кыпчаки в истории средневекового Казахстана. Алма-Ата, 1989).

14 Конрады (кунграт, унгират, хункират, у Рашид ад-Дина — кунгират, конгурат). Древнее монгольское племя, в период монгольских завоеваний распространились на запад, отуречились и впоследствии вошли в состав узбеков, казахов, каракалпаков, туркмен, киргизов и других тюркоязычных народностей (см.: Султанов Т. И. Кочевые племена Приаралья в XV — XVII вв. С.34 — 35; Ахмедов Б. А. Значение письменных памятников в изучении этнической истории узбеков // Материалы к этнической истории населения Средней Азии. Ташкент, 1986. С.25 — 27).

15 Джалаиры. Собственно название джалаиров зафиксировано в источниках XIII — XIV вв. Они были среди четырех главных родов улуса Чагатая. Их считают и монголоязычными (В. В. Бартольд), и тюркоязычными (Н. А. Аристов) племенами. По сведениям Рашид ад-Дина, они рассеялись в XIII — нач. XIV в. в Семиречье, на Средней Сырдарье, в районе Каратау. В состав джалаиров вошло много местных тюркских родов, живших на Сырдарье и Чу еще со времен ранних тюрков (сырманак, шуманак). Джалаиры вошли в состав узбеков, киргизов, бурят, казахов, каракалпаков. У казахов джалаиры составляют главную ветвь племени уйсун (см.: Вострое В. В., Муканов М. С. Родоплеменной состав и расселение казахов. Конец XIX — нач. XX в. Алма-Ата, 1968; История Казахской ССР... Т.2. С. 247; Султанов Т. И. Кочевые племена Приаралья. С.34 и др.).
16 Канглы (канклы). Древнейшие обитатели бассейна нижней и средней Сырдарьи, предгорий Каратау, западной части Семиречья. Предки племени канглы ведут происхождение от древнего племенного союза кангюй, кан-ка (III — I вв. до н. э.). Вступали во взаимодействие и подвергались влиянию многих пришлых племен и народов — гуннов и согдийцев, тюрков и арабов, кыпчаков и монголов. Входили в состав могулов Могулистана, узбеков Ак-орды и ханства Абулхайра. Составили большие этнические группы в составе казахов, узбеков, а также киргизов, башкир, каракалпаков и других народов (см.: Вострое В. В., Муканов М. С. Родоплеменной состав и расселение казахов; Султанов Т. Я. Кочевые племена Приаралья. С.36 и др.).
17 Дурман. Вошедшее в состав узбеков Средней Азии племя дурман зафиксировано для XV — XVI вв. рядом источников в составе племен Восточного Дашт-и Кыпчака, государстве Абулхайра (см. МИКХ).
18 Карлуки (кырлыки). Известны на территории Казахстана с VIII в., когда они переселились в Семиречье с Алтая и Тарбагатая. В карлукскую конфедерацию (IX — X вв.) входили кочевые и полукочевые тюркоязычные племена тухси, читал, халаджи, аргу, барсханы и др. Расселились в Илийской долине, в Прииссыкулье, в Таласской долине, на Средней Сырдарье, в Шамской области (Ташкент) и Фергане. В X — XII вв. играли большую роль в образовании и развитии Караханидского государства. Карлуки встречаются в Казахстане в составе государства кочевых узбеков. Впоследствии — одно из основных племен в составе узбеков (см.: История Казахской ССР... T.I., 2).
19 Мухаммед Шайбани-хан (Шахбахт-хан) (1451 — 1510 гг.). Шайбанид, сын Шах-Будаг-султана, внук Абулхайрхана, основатель государства Шайбанидов в Средней Азии в начале XVI в.
20 Зигмунд (Сигизмунд) Герберштейн (1486 — 1566). Барон, немецкий дипломат и путешественник. Во главе дипломатической миссии императора Максимиллиана I посетил Россию в 1517 и 1526 гг. Автор "Записок о Московитских делах" (рус. пер. А. И. Малеина. Спб., 1908; 2-е изд. Записки о Московии. М., 1988), содержащих географическое описание России и сопредельных территорий Западной Сибири и казахских степей. Сочинение Герберштейна явилось одним из основных источников для картографической и космографической литературы того времени (см. Замысловский С. Герберштейн и его исто-рико-географические известия о России. Спб., 1884).
21 Василий III. Иванович (1479 — 1533). Великий князь Московский (с. 1505 г.), Сын Ивана III Васильевича и Софьи Палеолог.
22 А. Дженкинсон. См. коммент. 41, разд.П, Ч.1.
23 Данила Губин. Служилый человек при Московском посольском приказе в 30-е гг. XVI в. Известно его донесение правительству от 1535 г., содержащее сведения о географическом положении кочевий казахов в первой пол. XVI в. (см. Продолжение древней Российской вивлиофики. Спб., 1791. Ч.4. С.244, 276,283, 284; ЦГАДА, ф. Сношения России с ногайскими татарами, кн.1, л. 62, 63).
24 Семен Мальцев. Русский посол, направленный правительством Ивана Грозного в Ногайскую орду. Упомянутые в этой главе сведения о казахах содержатся в статейном списке С. Мальцева за 1569 г., обнаруженном А. И. Левшиным в архиве Азиатского департамента МИД (см.: ЦГАДА, ф.123, кн. 13, л.286 об. — 293).
25 Хакк-Назар-хан (Акназар). Джучид, казахский хан, сын Касым-хана (см. коммент. 12 этой гл.), внук Джаныбек-хана (см. коммент. 5, гл.2; 42, гл.З. Ч.II). Начало правления относится ко времени после 1537 — 38 гг., возможно, в 50-х гг. Погиб во время междоусобиц, вероятно, в 1580 г. Известен попытками расширить территорию ханства в борьбе с ногайцами на западе и с монгольскими правителями Восточного Туркестана на юго-востоке. В народных преданиях имя Хакк-Назар-хана связано с образованием во время его правления трех казахских жузов (см.: Султанов Т. И. Кочевые племена Приаралья. С.117 — 118; История Казахской ССР... Т.2).
26 Шигай. Казахский хан, джучид, сын Джадик (Йадык) — султана, внук Джаныбек-хана (см. коммент. 42 этой гл.). Стал казахским ханом после гибели Хакк — Назара в 1580 г. в преклонном возрасте. Упоминается в источниках последний раз в 1582 г., умер вблизи Бухары.
27 Кучум, хан сибирский. Правитель Сибирского ханства во 2-й полов. XVI в. Сибирское ханство основано шайбанидом Ибаком в 80-х годах XV в., но власть Шайбанидов (чингисидов) оспаривали прежде владельцы тай-бугиицы. В 1563 г. власть в ханстве захватил Кучум, убивший тайбугинцев Ядгара и Бекбулата. Относительно происхождения и этнической принадлежности Кучума нет точных сведений. Сибирская (Есиповская) летопись называет его сыном Муртазы, прибывшим из Казахской орды. Абулгази пишет, что Кучум-хан был потомком Шайбани (см. коммент. 19 и 44 этой гл.), внука Чингисхана. Окончательный разгром хана Кучума относится к 1598 г.
28 Сеид-Ахмад (тайбугинец Сейдяк). Сын Бекбулата, убитого ханом Кучумом. После гибели отца бежал в казахские степи. Получив помощь от казахского хана Тевежкеля (см. коммент. 30 этой гл.), сумел вернуть себе свою столицу город Искер.
29 Ураз-Мухаммед (Ураз Мегмет). Казахский султан, сын султана Ондана, и внук Шигай-хана (см. коммент. 26 этой гл.), был взят в плен в 1588 г. тобольским воеводой Данилой Чулковым вместе с сибирским ханом Сейдаком. Был освобожден из плена, но добровольно выехал в Россию. В 1600 г. Ураз-Мухаммед получил от Бориса Годунова Касимовское владение (История Казахской ССР... Т.2. С.292).
30 Таваккул (Тевкель, Тевеккель). Казахский хан, сын Шигай-хана (см. коммент. 26 этой гл.). Начало правления источниками не определяется. Вместе с отцом участвовал в 1581 — 1582 гг. в междоусобной борьбе узбекского хана Абдаллаха с его мятежными подданными в Ташкенте. Но в 1586 г. Тевеккель выступил уже против Абдаллаха, укрепил власть в Казахском ханстве. Присоединил города Южного Казахстана, а в 1589 г. — Ташкент. Умер в том же году в Ташкенте от раны, полученной в сражении под Бухарой.
31 Федор Иванович. См. коммент. 46, разд.П. Ч.1. 32 Из содержания опубликованных в последнее время документов русско-казахских переговоров (см. КРО-1, с.8-14) видно, что Таваккул рассматривал подданство "белому царю" в виде военно-политического союза с Москвой против правителя Бухары Абдаллах-хана, не связывая с этим дипломатическим актом идеи распространения вассальной сферы России на Казахское ханство. В ответной грамоте царя Федора Иоановича сообщалось, что он принимает казахов "под свою царскую руку" и обещает предоставить "царю и царевичам огненного бою" для охраны их "от всех врагов".
33 Книга Большому чертежу. См. коммент. 31, разд. I. Ч.1.
34 Длительная борьба казахских ханов за присыр-дарьинские города завершилась договором о включении в состав Казахского ханства, всего Туркестана (Южного Казахстана) вместе с крупным уделом Шайбанидов в Средней Азии Ташкентом в 1598 г. Договор с Аштарханидами, новой династией Мавераннахра, заключал наследовавший Тевеккель-хану его брат Есим (Ишим) -хан (см.: История Казахской ССР... Т.2. С.278 — 279).
35 Хан Ишим. См. коммент. 1, гл.2. Ч.П. По сведениям его современника Махмуда бен Вали, умер естественной смертью в сентябре-октябре 1628 г. (См.: Султанов Т. И. Кочевые племена Приаралья в XV — XVII вв. С. 120).
36 Турсун-хан. Родословная этого казахского хана, правившего в Ташкенте, не выяснена. Источники называют его братом Ишим-хана, сыном Джалим-султана (тоже с неизвестным происхождением). Подробные сведения о Турсуне, узурпации им ханской власти Ишим-хана около 1613 — 1627 гг., см.: Султанов Т. И.. Кочевые племена Приаралья. С.119 — 120.
37 Джангир-султан (Джахангыр-хан). Сын Ишим-хана (см. коммент. 1. гл.2. Ч.П). Дата начала правления неизвестна. Длительное время боролся с калмыками (ойратами). Погиб в борьбе с хунтайджи Батуром в 1652 г. (См.: История Казахской ССР... Т.2. С.289).
38 Эрдени Батур-хунтайджи. См. коммент. 24, гл.1. Ч.П.
39 Алексей Иванович Тевкелев (татарское имя Ма-мет, Муртаза, Мамет-мурза, Кутлумухамет). Переводчик восточных языков в императорской Коллегии иностранных дел, участник персидского похода Петра I (1722 г.), член Оренбургской экспедиции (конец 30 — 50-х гг.). Был послан в Младший жуз в апреле 1731 г. для приведения к присяге на подданство хана Абулхаира с подвластным ему народом. Удачные результаты этой дипломатической миссии положили начало карьере А. И. Тевкелева на русской административно-политической службе. В 40 — 50-х г. он неоднократно направлялся в Оренбург для выполнения различных миссий. С февраля 1751 г. до 1759 г. являлся помощником губернатора Оренбургской губернии, вышел в отставку в звании генерал-майора в 1760 г. (см. о нем: Ханыков Я. В. Сведения о роде Тевкелевых и о службе генерал-майора Алексея Ивановича Тевкелева // Временник императорского Московского общества истории и древностей российских. М., 1852. Кн.ХШ).
40 Абулхаир (1693 — 1748). Хан Младшего жуза (с 1710 г.), представитель династической линии Уснака (Усяка) — одного из сыновей основателя Казахского ханства Джаныбека (см. коммент. 5, гл.2; 42, гл.З. Ч.П). Предположительно в 1726 г. возглавил общеказахское ополчение в борьбе против джунгарского нашествия. Отличился в битвах при р. Буланты (1727 г.) и в урочище Анракай (1729 г.). В 20-х гг. выступил инициатором укрепления связей с Россией. В борьбе за власть был убит в 1748 г. султаном Среднего жуза Бараком (см. коммент. 36, гл.5. Ч.П). (О нем см.: Аполлова Н. Г. Присоединение Казахстана к России в 30-х годах XVIII в. Алма-Ата, 1948; Басин В. Я. Россия и казахские ханства в XVI — XVIII вв. Алма-Ата, 1971).
41 Абулмамбет (Абуль-Магмет, Абулмамет) (? — 1771). Хан Среднего жуза (1739 — 1771 гг.), сын хана Болата (см. коммент. 16, гл.5. Ч.П). Был провозглашен ханом после победы над джунгарами.
42 Джадик (Джадек). Отец Шигай-хана (см. коммент. 26 этой гл.), сын Джаныбек-хана — одного из основателей Казахского ханства. (Другие написания — Джадик, Йадик, Джаук). Сведения о Джаныбек-хане и его сыновьях на основе известий Абулгази, анонимного сочинения "Таварих-и Гузида, Нусрат-наме" и др., интерпретаций В. В. Вельяминова-Зернова см. в кн.: Султанов Т. И. Кочевые племена Приаралья. С.114.
43 "Все ханы и султаны их почитают себя потомками Чингисхана". Все упомянутые выше ханы являются чингизидами. Их родословная восходит к джучиду Урус-хану (см. коммент. 5, гл.2, Ч.II).
44 "Прочие ханы и султаны киргизы-казачьих орд происходят от Шейбани". Генеалогия Урус-хана (см. коммент. 5, гл.2. Ч.II) восходит не к джучиду Шайбани (см. коммент. 19 этой гл.), а к Орда Ичену или Тука-Тимуру. Династия Шайбанидов на территории казахских степей и Туркестана была постоянным противником линии казахских ханов. В частности, первым казахским ханам Гирею и Джаныбеку пришлось длительное время в последней трети XV в. отвоевывать власть у внука шайбанида Абул-хайр-хана, правителя государства кочевых узбеков (см.: История Казахской ССР.. Т.2; МИКХ).
45 Тауке-хан (Тявка), сын Джахангир-хана (см. коммент. 37 этой гл.). Известный казахский хан конца XVII — начала XVIII в. (умер в 1715 г.). С его именем связано создание Свода законов "Жеты жаргы". Столицей Казахского ханства при Тауке был г. Туркестан. После Тауке-хана во всех трех жузах появились свои ханы, родословные их запутаны (см.: Султанов Т. И. Кочевые племена Приаралья. С. 121).
46 Здесь допущена ошибка. С 1697 по 1727 гг. во главе Джунгарского ханства находился хунтайджи Цэван Рабдан, отец упомянутого А. И. Левшиным правителя ойратов Галдан Цэрена (см. коммент. 8, гл.4). Он явился организатором вторжения джунгарских войск на территорию Казахстана в 1698 — 1699 гг, 1708, 1709 — 1712 гг., 1714, 1717, 1723, 1725 гг. Годы правления Цэван Рабдана (1697 — 1727) были временем большого военно-политического могущества Джунгарского ханства, активной его роли в жизни Восточной и Центральной Азии.
47 Во главе ойратских войск, вторгшихся в 1723 г. на земли казахов, находился не Галдан-Цэрен, как это ошибочно предполагал А. И. Левшин, а второй сын хунтайджи Цэван-Рабдана Шуно Доба (Шуно Лоузан). Галдан Цэрен в этом походе не участвовал.

 Отправлено: 21.03.08 23:14. Заголовок: Глава ЧЕТВЕРТАЯ. ИС..

Глава ЧЕТВЕРТАЯ.

ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБОЗРЕНИЕ БОЛЬШОЙ ОРДЫ 1 С 1730 ГОДА ДО НАСТОЯЩЕГО ВРЕМЕНИ

Сказав, что Большая орда киргиз-казачья не участвовала в добровольном подданстве прочих двух орд российскому владычеству, мы должны прежде всего объяснить одно обстоятельство, которое может быть обращено в противоречие словам нашим.

В архивных делах и в "Оренбургской истории" Рыч-кова находим мы, что вместе с султаном Меньшей орды Эрали 2, бывшим (как сказано ниже) в Петербурге для личного засвидетельствования императрице Анне 3 покорности отца своего Абульхайра 4, приезжали посланцы от Большой орды с таковыми же уверениями, и что 10 июля 1734 года дана была сей орде, подобно двум прочим, грамота о принятии оной в число подданных России.

Если бы в сем происшествии не заключалось ничего вымышленного, то оно, конечно, опровергало бы слова наши, но подробное рассмотрение обстоятельств того времени открывает противное. Киргиз-казаки Аралбай и Арасгельды-батыр, сопутствовавшие султану Эрали в Петербург, точно принадлежали к Большой орде, но они были не посланцы, или представители оной, а только приятели или наемники хана Абульхайра, который мнимою властию над Большою ордою желал придать себе более важности при дворе российском и чрез то приоб-ресть влияние на весь народ казачий. Ложь, выдуманная Абульхайром, доказывается тою же самою грамотою императрицы Анны, от 10 июля 1734 года 5. Она, во-первых, дана на имя нескольких биев и старейшин, а не на имя хана Юлбарса 6, который, как видно из многих современных актов и из "Оренбургской истории" Рычкова, повелевал тогда Большою ордою. Во-вторых, в грамоте сказано: "Подданный наш, Абульхайр-хан, всеподданнейше нам доносил, что он Вас уже в подданство наше и принял, и с тем прислал ко двору нашему посланцев ваших Аральбая и Арасгельды-батыра". Слова сии основаны на письмах Абульхайра и словесных объявлениях его сына, но уверения их обоих были совершенно ложны. С одной стороны, известно, что Абульхайр, живя от Большой орды [171] весьма далеко, не имел на нее никакого влияния, с другой — видим, что орда сия никогда не присягала России в верности, и совсем не считала себя в числе ее подданных, наконец, замечаем, что грамота сия, врученная начальнику оренбургской экспедиции Кирилову 7 при отправлении его из Петербурга, даже не была им послана по назначению. Нет сомнения, что он нашел неприличным отправить оную, когда по прибытии своем на границу узнал истинное положение обстоятельств, в ней описанных. Второе предложение принять Большую орду киргизскую под власть России было гораздо правдоподобнее, хотя не искреннее первого. Оно сделано в 1738 году не мнимым, но действительным повелителем сей орды ханом Юлбарсом, который, узнав об основании города русского при устье реки Ори и о начале в нем торговли с киргиз-казаками Средней и Меньшой орд, прислал просить тех же выгод, а для вернейшего достижения своей цели обещал не только подвластных ему, но и соседственных народов обратить в подданство России, если будут покровительствовать и помогать торговле их в Оренбурге. Условие, Юлбарсом объявленное, показывает, что он думал не о покорности, а только о торговых выгодах. Опыт оправдал это заключение: он не присягал на верность России и даже никогда не был на границах наших. Грамота, вследствие его обещания изготовленная в Петербурге 17 июля 1739 года, доныне остается в архиве Оренбургской пограничной комиссии.

Впоследствии времени еще несколько раз было предлагаемо правительству русскому принять в свое подданство Большую казачью орду, но предложения сии изъявляли частные султаны или родоначальники, не имевшие власти над всею ордою и искавшие не столько покровительства, сколько подарков, обыкновенно даваемых государями нашими новым подданным.

Впрочем, если бы Большая орда и решилась вместе с Меньшею в 1730 году или при хане своем Юлбарсе в 1738 году, покориться России, то она бы встретила тогда весьма сильное препятствие в исполнении своего намерения. Отдаленность ее от границ русских и близость к зюнгарам остановили бы ее. Гальдан Цырен 8, или Черен, хонтайдзи зюнгарский, никогда бы не допустил соседственных с ним киргиз-казаков к таковому поступку. Питая к ним наследственную вражду, он при всяком удобном случае притеснял их и мстил им за своих предков [172] 9, присоединение же Меньшей и Средней орд к России побудили его нанести Большой орде такой удар, после которого она уже не могла последовать примеру своих соплеменников: он напал на нее, разгромил и покорил 10

Однако ж, завоевание сие, подобно большей части побед над кочевыми народами, не было прочно. Хотя, как уверяют чиновники русские, бывшие тогда (См. Журнал поручика Гладышева, хранящийся в Оренбургской пограничной комиссии) в степях киргизских, новые подданные Галдана дали ему в знак покорности своей на первый раз, по шкуре корсачей с души, но несчастие не истребило в них привычки и всегдашнего стремления к независимости.

Увидев совершенную невозможность оставаться на прежних жилищах своих около озера Балхаш, они удалились к рекам Цуй и Сарасу, а потом, собравшись с силами, напали на Ташкент и Туркестан, разорили оные, равно как и множество других городов и селений, к сим владениям принадлежащих, и приобрели столь великую власть над ташкенцами, что принудили их из среди себя избирать ханов 11.

Жители бывшей Вятской провинции Шубай Арсланов и Мансур, в 1742 году приехав из Ташкента в Оренбург (См. дела 1742 года в архивах Оренбургской пограничной комиссии. 172), рассказывали, что до 1739 года владел Ташкентом вышеупомянутый хан, что с ним разделял власть один сильный старейшина киргизской по имени Тюлябий 12 и что они собирали с города ежегодную подать. Потом Юлбарс убит, но Тюля-бий и без него продолжал еще несколько времени владычествовать и собирать доходы. Власть его была прекращена каким-то Кусек-беком, данником, а может быть и наместником Галдан Цырена.

Он повелевал Ташкентом в бытность там Шубая и Мансура, но подать с народа поступала не к нему, а прямо к владельцу зюнгарскому. По словам путешественников наших, киргиз-казаки при Кусек-беке уже не имели влияния на внутренние дела Ташкента, но так стеснили окрестности оного, что самый город оставался как бы в постоянной осаде. Они развели под стенами его пашни, завладели близлежащими лесами и при малейшем неудовольствии брали в плен как жителей городских, так и купцов, приезжавших к ним для торга. [173]

В таком же почти положении был несколько времени и Туркестан, хотя, впрочем, киргизы не мешали зюнгарам ездить туда для торга. Что касается до малых городов, между Туркестаном и Ташкентом лежащих 13, то киргиз-казаки, покорив их тогда, сохранили в своей власти почти до начала нынешнего столетия.

Заметим, однако ж, с удивлением, что, невзирая на все сии завоевания и притеснения народа, бывшего под властию Гальдан Цырена, Большая орда казачья не смела ни явно идти против зюнгаров, ни объявить себя независимою от них.

Несколько лет спустя, а именно в 1749 году, Тюлябий, изгнанный из Ташкента Кусяк-беком, соскучив ни-чтожностию своею, хотел возвыситься покровительством России и прислал в Оренбург депутатов с предложением подданства (О происшествии сем упоминает Тевкелев в одном из журналов своих) 14. Бессилие его, вероятно, было известно правительству российскому, а потому вызов его не имел никаких последствий.

Страх и притворная покорность киргиз-казаков Большой орды зюнгарам продолжались до того времени, пока сей последний народ сам не начал слабеть от возгоревшихся в нем междоусобий, кои, наконец, как известно, кончились совершенным его рассеянием. Лишь только открылись между зюнгарами распри, казаки тотчас приняли в оных самое деятельное участие. Предложив всем изгнанным князьям зюнгарским и зайсангам 15 убежище у себя, они соединялись с ними для отмщения их обид, нападали на их неприятелей и не упускали ни одного случая, под видом пособия несчастным, обессиливать набегами древних врагов своих 16. Наконец, когда в междоусобия зюнгарские вступились китайцы, и когда успех оружия их привел преемников гальдановых в совершенное изнеможение, то киргиз-казаки Большой орды взяли сторону Амурсана (Последний зюнгарский владелец, бывший подданный Китая, а потом ставший врагом оного и умерший в России.) 17 и составили часть войска его, сражавшегося с китайцами до 1756 года, в котором зюнгарское владение пало под ударами китайских мечей. Народ, составлявший оное, истреблен или рассеян, а земли, ему принадлежавшие, превратились в пустыни 18. [174]

Происшествие сие принесло киргиз-казакам две важные выгоды: во-первых, оно избавило их от беспокойных и опасных врагов, во-вторых, оно доставило им средство расширить кочевья свои в местах очень удобных. Китайский богдохан 19 не только не препятствовал им занимать опустошенные степи Зюнгарии, но еще привлекал их туда, а для защиты от набегов учредил между ними и прежними своими владениями укрепленную военную линию, которая доныне называется Новою линиею 20.

Таким образом, Большая орда казачья, долго находившаяся в стеснении, распространилась для выгод скотоводства во все стороны. Та часть оной, которая приблизилась к границам Китайской империи и смешалась с некоторыми остатками зюнгаров, за обычные грабежи свои и набеги несколько раз наказана вооруженною рукою, а потому покорилась владычеству Китая и доныне считается в числе его подданных. Другая часть, несколько западнее кочующая, сохранила свою независимость.

Некоторые отделения обеих частей сих живут близ бурутов 21 и, часто сражаясь с ними, сделались воинственнее и опаснее всех прочих киргиз-казаков. Мы не можем исчислить здесь всех беспрерывных сражений их с соседами, но вменяем себе в обязанность упомянуть о сильном ударе, ими нанесенном в 1771 году калмыкам, или тургутам 22, бежавшим из России в пределы Китая под предводительством известного Убаши 23.

Особенно отличился в сем случае султан Большой орды Эрали, известный храбростию своею в Китае и получивший от богдохана достоинство придворного рыцаря (Известия о подвигах сего султана заимствованы нами из описания побега тургутов, сочиненного китайским князем Циши и переведенного на русский язык г. Липовцовым).

Узнав о приближении тургутов к его владениям и о бедствиях ими претерпенных в кочевьях Средней орды, он немедленно приготовился к новому и сильнейшему их поражению. Султана Аблая 24 послал он просить о нападении на них с тыла, малосильным своим союзникам предписал действовать с боков, а сам с отборными ратниками вышел неприятелям навстречу. Семейство же свое, равно как и всех подвластных ему женщин, детей и стариков с драгоценнейшим имуществом, отправил он в безопасные места. Первоначальные распоряжения сии были очень благоразумны, но не имели полного успеха, потому что Аблай отказался содействовать исполнению оных. [175] Эрали (Кн. Циши называет его Эрели-Нарали. Имя сие не киргизское, а должно быть или составлено ошибкою из двух имен, или искажено китайцами) остался один и, будучи гораздо слабее тургутов, не осмелился напасть на них явно. Но присутствие духа и военная хитрость заменили ему союзников: он показал вид, будто решился непременно остановить всех бегущих и не пускать их далее. Убаши и подвластные ему, претерпев уже на пути своем множество несчастий, были приведены в крайнюю робость новым неприязненным движением казаков и вместо того, чтобы немедленно опрокинуть неприятеля, остановились перед ним, начали советоваться, думать, и провели 15 дней в совершенном бездействия. Эрали употребил нерешимость их в свою пользу: в то самое время, когда они занимались бесполезными совещаниями, он на подкрепление себе собирал со всех сторон вооруженных союзников, представляя им вред, которого должно было ожидать от соседства калмыков, или прельщая их описаниями важной добычи, которая ожидает победителей народа, идущего из одной земли в другую со всеми своими богатствами и с множеством женщин.

Убаши, видя ежедневно возрастающие силы неприятеля, потерял всю бодрость духа и вместо сражения решился униженно просить о позволении идти далее к реке Или. Эрали изъявил притворное согласие, но с тем, чтобы усыпить бегущего владельца и нанести ему жесточайший удар. Так и случилось: едва калмыки, отойдя от киргиз-казаков, расположили стан свой для ночлега, Эрали с союзниками быстро напал на них, ворвался в середину и, истребив целые толпы беспечно отдыхавшего народа, получил в добычу большое число пленных, множество разных вещей и скота.

Третья часть Большой орды, кочевавшая во время Галдан-Цырена около Ташкента, по уничтожении зюнгар-ского владения не переменила мест, ею прежде занятых, но начала селиться из оных и усугубила притеснения, которым от нее подвержены были соседственные города и селения. Более всех страдал Ташкент. Нападения, разграбление караванов и почти совершенное лишение земли, необходимой для хлебопашества, довели жителей его до крайнего разорения. Не будучи подвластными киргиз-казакам, они во всем зависели от них и все выгоды жизни [176] или торговли должны были покупать у них высокою ценою.

В 1760 году к сей части Большой орды присоединилось значительное число каракалпаков, кои, живя около устья реки Сыр, были там притесняемы Меньшою ордою, особенно при хане Нурали, и потому удалились на восток.

Неизвестно, почему киргиз-казаки, имевшие столь великую силу, совсем не овладели Ташкентом и не водворились в нем, но достоверно, что город сей терпел от них почти до наших времен. Ханы его, будучи бессильны и непредприимчивы, старались отвращать набеги более ласками, подарками и уступчивостию, нежели сопротивлением и решительными отпорами, а киргизы привыкли снисходительность почитать слабостью, и, следовательно, такой образ поведения с ними более поощрял их к продолжению насилий, нежели обезоруживал 25.

Истину сию испытывал Ташкент уже несколько десятков лет, когда повелителем оного сделался Юнус-ходжа 26. Он тотчас увидел, что обращение его предшественников с казаками было невыгодно для благосостояния народного, и что они не перестанут тревожить его подданных, доколе не будут усмирены вооруженною рукою. Так думал он и так действовал: собрал войско и в 1798 году (См. рукописный журнал г. Поспелова, бывшего в Ташкенте в 1800 году) напал с оным на Большую орду казачью. Счастие сопутствовало ему и доставило поверхность над притеснителями в первых сражениях.

Ободренный хорошим началом дела, он продолжал преследовать их, и к действию оружия присоединил такие казни, которые могут быть изобретены только воображением раздраженного азиатца: он велел всем пленным рубить головы и составлял из оных в виду неприятельского войска пирамиды. Ужасные зрелища сии привели киргиз-казаков в неимоверный трепет. Не имея истинной храбрости и привыкнув всегда сражаться из корысти, они не могли единодушно решиться умереть или отомстить за кровь собратий своих, а плена боялись, и потому покорились Юнус-ходже.

Испытав таким образом пользу решимости и строгости, владелец сей отобрал у киргиз-казаков все селения, во власти их находившиеся, и потребовал от них не только [177] совершенной покорности на будущее время, но и возмездия, по обычаям азиатским, за прежние грабежи и убийства Подданных ташкентских. В заключение предписал он им правила для разбирательств внутренних распрей и наложил на них подать со ста баранов по одному, словом сказать сделал их настоящими подданными своими, и впоследствии времени составлял из них также, как и из ташкентцев, часть войска своего.

Повторяем, однако ж, что не вся Большая орда была покорена Юнус-ходжою, даже и из соседственных с его владениями киргизов многие избегли его власти: одни удалились в числе нескольких тысяч кибиток на Иртыш и соединились там с Среднею ордою, некоторые откочевали к горам Актау, остальные — в разные другие места.

Киргиз-казаки, сделавшиеся подданными Юнус-ходжи, остались под властию Ташкента, доколь народ сей и вся принадлежащая оному страна со включением Туркестана не подпала чужеземному владычеству. В 1814 году они сделались собственностью хана кокандского 27, а с ними и казаки принуждены были покориться новому повелителю. Некоторые из них, однако ж, и в сем случае представили новое доказательство того, сколь трудно удержать на месте народ кочевой против его воли: отделения, около города Чимкента обитавшие, бросили пашни свои, даже сады, и перешли к границам китайским (См. записки Ф. Назарова, посланного в Коканд в 1813 и 1814 годах (с. 34)).

Из всего вышеописанного следует, что Большая орда казачья не составляет ныне ничего целого: одна ее часть повинуется Китаю, другая — кокандскому владельцу, третья, наконец, почитается независимою. Из сей последней несколько тысяч кибиток, кочующих на урочище Семь рек и около рек Куксу и Каратала, не в большом расстоянии от владений китайских, в 1819 году под предводительством султана Сюка (сына хана Аблая) признали над собою власть России 28.

Сверх того, некоторые киргиз-казаки Большой орды совсем перешли из степей своих на поселение в пределы России. Таким образом принят султан Чурыгей с 4000 кибитками киргизов Средней и Большой орд. Указом императрицы Екатерины II от 28 февраля 1789 года, отведены ему земли близ Усть-Каменогорской крепости. [178]

Таким же образом в 1793 году просил о принятии в вечное и полное подданство России султан Большой орды Тугум, с 100 кибитками подвластных ему киргизов, кои все и перешли чрез сибирскую границу внутрь империи.


--------------------------------------------------------------------------------

Комментарии

1 Имеется в виду Старший казахский жуз ("Улы жуз — уйсын"), т. е. группа казахских племен, населявших в XVIII в. Семиречье, районы юго-западного и юго-восточного Казахстана. Зимние пастбища казахов Старшего жуза находились в песках южного Прибалхашья, Муюнкума, в долинах рек Или, Чу и Талас, а летние — на высокогорных альпийских лугах Джунгарского и Заилийского Алатау, на северных отрогах Тянь-Шаня и хребта Каратау.

2 Ералы, Эрали (ум. 1794 г.). Хан Младшего жуза (1791 — 1794), сын Абулхаира (см. коммент. 40, гл.З. Ч.II), почетный аманат в посольстве А. И. Тевкелева. Оказывал услуги царскому правительству в 1755 г. при подавлении восстания башкир и в 1771 г. — при бегстве волжских калмыков из России. В 80-х гг. возглавил движение ханской партии против России в связи со ссылкой хана Нуралы в Уфу и задержкой султана Айчувака (см. коммент. 43, гл.5, Ч.II) в Уральске (см.: МИКССР Т.4. Л., 1940. С.480. Прим.4; Аполлова Н. Г. Присоединение Казахстана к России в 30-х гг. XVIII века. С.233).

3 Анна Иоанновна (1693 — 1740). Российская императрица (1730 — 1740).

4 Абулхаир. См. коммент. 40, гл.Ш.

5 Текст грамоты см. KPO-I, с. 118 — 119.

6 Жолбарс (Юлбарс). Хан Старшего жуза (1720 — 1740). В 1723 г. от имени подвластных ему племен и жителей Ташкента признал зависимость от Джунгарского ханства. В 1739 г. в союзе с султаном Среднего жуза Аблаем (см. коммент. 24 этой гл.) возглавил борьбу против джунгар, 5 апреля 1740 г. был убит.

7 Иван Кириллович Кирилов (1689 — 1737). Обер-секретарь Сената, один из сподвижников Петра I и активный продолжатель его преобразований. В 1721 г. возглавил первые в России астрономогеографические и картографические работы, принимал активное участие в организации первой и второй Камчатских экспедиций (1725 — 1733). В 1734 г. был поставлен во главе вновь созданной Оренбургской экспедиции, сыгравшей важную роль в истории народов Южного Урала, Казахстана и Средней Азии (см.: Масанов Э. А. Очерк истории этнографического изучения казахского народа в СССР. Алма-Ата, 1966. С.45 — 47; Новлянская М. Г. Иван Кирилович Кирилов. Л., 1969).

8 Галдан Цэрен (1671 — 1745). Джунгарский хан (1727 — 1745), старший сын Цэван Рабдана (см. коммент. 46, гл.З. Ч.II). В годы его правления Джунгарское ханство достигло наивысшего могущества (см.: Hummel A. W. (ed.) Eminent Chinese of the Ching Period. Wash. 1943, Vol.1, p.759.; Златкин И. Я. История Джунгарского ханства. Изд. 2-е. М., 1983. С. 235 — 252).

9 История казахско-ойратских отношений в XVI — XVII вв. изучена пока еще недостаточно. Известные историкам материалы сведетельствуют о наличии в этот период множества острых столкновений между двумя народами из-за пастбищ и приобщения к .рынкам Средней Азии. Перевес сил был на стороне казахов, которые сумели не только отстоять земли в Семиречье и в Южном Казахстане, но и стали принимать активное участие в политической жизни Восточного Туркестана. Используя сложившуюся в Джунгарии трудную обстановку, казахские правители в 90-х гг. XVII в. продвинули свои кочевья на восток и юг в сторону ойратского государства. В результате этого в конце XVII — начале XVIII в. Джунгарское ханство оказалось стиснутым на ограниченной территории, причем давление извне усиливалось как с запада, так и с востока (см.: Тынышпаев М. Т. Великие бедствия (Ак-табан-Шубрунды). Алма-Ата, 1992. С.83 — 96; 137 — 149; Златкин И. Я. История Джунгарского ханства... С.215 — 217; Гуревич Б. П. Международные отношения в Центральной Азии в XVII — первой половине XIX в. М., 1979. С.21).

10 Имеются в виду походы джунгарских нойонов в Казахстан в 1739 — 1742 гг., в ходе которых ойраты проникли в Семиречье и в районы кочевий Старшего жуза, откуда стремились установить контроль над другими районами, принуждая казахов высылать в ставку хунтайджи алман и заложников (аманатов) (Гуревич Б. П. Международные отношения в Центральной Азии. С.62 — 66; Моисеев В. А. Джунгаро-кокандские отношения и казахские ханства: первая половина 40-х гг. XVIII в. // Вестник АН КазССР, 1989. № 10. С.66 — 74).

11 Политические взаимоотношения казахов Старшего жуза с народами Средней Азии, в том числе с населением города Ташкента в XVIII в., остаются до сих пор слабо изученными в исторической науке. Отдельные аспекты политической истории Южного Казахстана этого периода исследованы в работах: Чехович О. Д. О некоторых вопросах истории Средней Азии XVIII — XIX вв. // ВИ 1956. № 3; Она же. Городское самоуправление в Ташкенте XVIII в. // История и культура народов Средней Азии: Древность и средние века. М., 1976. с. 149 — 160.

12 Толебий Алибекулы (Тюля-бий) (1663-1756). Влиятельный бий Старшего жуза, современник хана Тауке (см. коммент. 45, гл.З. Ч.II), оратор. Один из регламента-торов свода казахских законов "Жеты жаргы" (Семь истин). В период объединения трех жузов занимал должность верховного судьи и считался главным бием (улы бий). После распада Казахского ханства на отдельные владения управлял только Старшим жузом.

13 Имеются в виду города Отрар, Сауран, Сайрам, Чимкент, расположенные по среднему течению р. Сыр-дарьи (о них см.: Пищулина К. А. Присырдарьинские города и их значение в истории казахских ханств в XV — XVII вв. // Казахстан в XVI — XVIII вв.: вопросы социально-политической истории. Алма-Ата, 1969).

14 Письмо Толебия оренбургскому военному губернатору И. И. Неплюеву о предоставлении ему российского подданства от 24 сентября 1749 г. см.: KPO-I, док. № 184. С.484 — 485.

15 Зайсан (Зайсанг). Наследственный представитель знати у ойратов и калмыков (каска-кайсан).

16 Осенью 1751 г. правитель Среднего жуза Аблай (см. коммент. 24 этой гл.) приютил у себя ойратских найонов Даваци и Амурсану (см. след. коммент. и 50, гл.5), бежавших от Ламы-Доржи — старшего сына Галдан Цэрена, ставшего в 1749 г. ханом Джунгарии (см. коммент. 46, гл.5. Ч.II). При поддержке Амурсаны Даваци начал в 1751 г. борьбу против Ламы-Доржи. В этот период казахи Среднего и Старшего жузов оказывали Даваци и Амурсане активную помощь. Даваци, поддержанный Амур-саной и влиятельными султанами Среднего жуза, в конце 1753 — начале 1754 г. стал единовластным правителем ханства. С этого времени начинается вражда между Амур-саной и Даваци. Источники свидетельствуют, что в конфликте между этими джунгарскими нойонами активное участие принимала казахская знать. Из показаний документов явствует, что правители Среднего и Старшего жузов уже после поражения Амурсаны в 1754 г. не раз вторгались в пределы Джунгарского ханства, захватывая богатую добычу — скот, пленных, ценности (См.: Златкин И. Я. История Джунгарского ханства. С.286 — 302; Хафизова К. Ш. Казахско-китайские отношения в XVIII — XIX вв. // Цинская империя и казахские ханства: Вторая половина XVIII — первая треть XIX в. // Сб. документов. T.I Алма-Ата, 1989. С.15 — 42).

17 Амурсана (1722 — 1757). Джунгарский владетельный князь из рода Хойт. В период междоусобной войны в Джунгарии в начале 50-х гг. XVIII в. активно поддерживал одного из претендентов на ханский трон князя Даваци (кит. Дебачи) (см. коммент. 50, гл.5. Ч.II). Став правителем ханства, Даваци в ответ на требование Амур-саны отдать ему половину ханства послал против него войска и разорил его кочевья. Осенью 1754 г. Амурсана бежал в Китай и обратился к цинскому императору за помощью. Цинский двор решил использовать его и других ойратских перебежчиков в качестве орудия для разгрома Джунгарского ханства. Обманувшись в надеждах стать всеойратским ханом, Амурсана возглавил вспыхнувшее осенью 1755 г. национально-освободительное движение в Джунгарии. В 1757 г. восстание было жестоко подавлено цинскими властями. Амурсана бежал в Россию и умер в Тобольске от оспы (см.: Кузнецов В. С. Амурсана. Новосибирск, 1980).

18 А. И. Левшин допускает неточность при указании даты окончательного разгрома Джунгарского ханства. В 1756 — 1757 г. ойраты были еще способны сопротивляться завоевателям и только в 1758 г. после ряда крупных поражений Джунгарское ханство был уничтожено, уцелевшие группы ойратов вошли в состав империи Цинов (см.: Златкин И. Я. История Джунгарского ханства. Изд. 2-е, С.279 — 304).

19 Богдыхан (богдохан). Монгольское название императора Китая.

20 Это утверждение не совсем верно отражает ситуацию. Казахи возвратили свои кочевья в Семиречье еще в период междоусобиц в Джунгарском ханстве, т. е. до завоевания его Цинами. В 60-х гг. XVIII в. цинские отряды безуспешно пытались выдворить их из районов р. Лепсы и Каратал. В 1767 г. император Цяньлун (см. коммент. 22, разд.1. Ч.1) издал указ, "разрешающий" казахам пользоваться этими пастбищами (см.: Цинская империя и казахские ханства: Вторая половина XVIII — первая треть XIX в. // Сб. документов. Т.2. Алма-Ата; 1989. Док. №115, 117, 123 и др.),

21 Имеются в виду киргизы.

22 Торгоуты (калмыки, тургуты). Одно из крупных калмыцких племен, участвовавших в объединении ойратов в Джунгарское государство. В XVII в. значительная часть торгоутов переселилась в низовья Волги, где образовала отдельное ханство. Современные волжские калмыки являются потомками тех торгоутов.

23 Убаши (1744 — 1775 гг.). Наместник Калмыцкого ханства (1761 — 1771), сын Дондук-Даши (см. коммент. 37, гл.5. Ч.II). В октябре 1762 г. был утвержден царским правительством в должности ниместника калмыков. В 1771 г. возглавил бегство калмыков в Джунгарию.

24 Аблай, Абилмансур (1711 — 1781). Казахский хан Среднего жуза (1771 — 1780), один из наиболее крупных государственных деятелей в Центральной Азии Нового времени. Сын султана Вали и внук известного воителя султана Аблая, происходившего от потомков Джадика (см. коммент. 42, гл. 3. Ч.II). В первой половине XVIII в. приобрел большое влияние среди казахов, благодаря своим умственным и организаторским способностям, проявленным в борьбе с джунгарами. В 1740 г. принял российское подданство. Источники характеризуют Аблая как дальновидного политика, деятельность которого была направлена на создание сильного и независимого Казахского государства (см.: Аполлова Н. Г. Экономические и политические связи Казахстана с Россией в XVIII — начале XIX вв. М., 1960; Кузнецов В. С. Цинская империя на рубежах Центральной Азии: Вторая половина XVIII — первая половина XIX в. Новосибирск. 1983; Сулейменов Р. Б., Моисеев В. А. Из истории Казахстана XVIII века: О внешней и внутренней политике Аблая. Алма-Ата, 1988).

25 Сведения А. И. Левшина о политическом положении в Южном Казахстане имели очень ограниченный источниковый фундамент, а поэтому являются весьма приблизительными. Более глубоко история взаимоотношений казахов Старшего жуза с Ташкентским владением в конце XVIII — начале XIX в. освещена в работах советских историков (см.: Иванов П. П. Казахи и Кокандское ханство // Записки ИВАН СССР. Т.7. М., Л., 1959; Чехович О. Д. Городское самоуправление в Ташкенте...).

26 Йунус-ходжа (Юнус-ходжа) (ок. 1756/7 — 1805/6). Сын Инайат-ходжи, потомок Шейхантаура — сына Шейха Умара Багистани. Независимый правитель Ташкента (1794/5 — 1805/6). Пришел к власти, жестоко расправившись со своими соперниками, при поддержке казахских племен санчкалы (шанышкылы) и канглы, которые считались его муридами. Вел активную борьбу с кокандскими правителями, помогал их противникам в Фергане. В 1803 г., опираясь на казахов племени санчкалы, вторгся в Фергану, но был наголову разгромлен кокандскими силами под Гурумсараем (на берегу Сырдарьи).

После его смерти при сыновьях Султан-ходже и Хамид-ходже Ташкентское владение пришло в полный упадок, было подчинено, а в 1809 г. окончательно завоевано Кокандом (Чехович О. Д. Городское самоуправление в Ташкенте XVIII в. С. 149 — 160; Бейсембиев Т. К. "Тарих-и-Шахрухи" как исторический источник. Алма-Ата, 1987. С.96 — 97).

27 Имеется в виду правитель Кокандского ханства Омар-хан (Умар-хан) (1785 — 1822) — кокандский хан (1810 — 1822). В его правление Кокандское ханство достигло политического могущества, были завоеваны присыр-дарьинские районы Казахстана, взят г. Туркестан (1816), подавлено освободительное движение казахских султанов (1821). По некоторым данным, был отравлен (см. о нем статью: Nettleton Susanna S. Ruler. Patron, Poet: Umar Khan in the blossoming of the Khanate of Qoqan, 1800 — 1820 — International Journal of Turkish Studies. 1981 — 1982, Vol.2, No.2. p.127 — 140.)

28 Суюк (Сюк) Аблайханов. Казахский султан, сын хана Аблая (см. коммент. 24 этой гл.). В конце XVIII — первой половине XIX в. управлял группой родов Старшего жуза. В 1818 г. изъявил желание принять российское подданство. 18 января 1819 г. царское правительство официально признало казахов родов уйсун, жалаир и их разветвлений, подвластных султану Суюку, подданными Российского государства, (см.: Букейханов А. Из бумаг султана Большой киргизской орды Сюка Аблайханова // Записки СПЗСОРГО. Вып.2. Семипалатинск. 1905. С.1-18; Бекмаханов Е. Б. Присоединение Казахстана к России. М., 1957. С. 132 — 133.).

 Отправлено: 21.03.08 23:16. Заголовок: Глава ПЯТАЯ. ИСТОРИ..

Глава ПЯТАЯ.

ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБОЗРЕНИЕ СРЕДНЕЙ И МЕНЬШЕЙ КИРГИЗ-КАЗАЧЬИХ ОРД 1 С 1730 ГОДА ДО НАСТОЯЩЕГО ВРЕМЕНИ

События Средней и Меньшей киргиз-казачьих орд со времени присоединения их к России так связаны между собою, что невозможно разделять оных, а потому мы и представим читателям нашим совокупное историческое обозрение обеих сих орд с 1730 года до настоящего времени.

В конце третьей главы сказали мы, что киргиз-казаки, удалившиеся от покорности России в то время, когда покорности сей требовала общая польза, сделались подданными императрицы Анны для личной выгоды одного человека.

Сие лицо есть хан Абульхайр 2, о котором уже говорено. Повелевая большою частию Меньшей орды и простирая власть свою на некоторые роды Средней, он думал о пользе народа своего, но еще более заботился о средствах усилить и возвысить себя над соперниками и врагами своими, а особенно над ханом Каином 3, которому также подвластна была часть Меньшей орды. Положение киргиз-казаков около 1730 года благоприятствовало властолюбию Абульхайра. Подвластные его, изнуренные частыми потерями людей и имущества, стесненные со всех сторон враждующими соседями и ежеминутно ожидавшие новых бедствий, были тогда готовы на всякие пожертвования. Воспользовавшись расположением их умов, хан решительно объявил им, что нет другой меры к спасению, кроме добровольного вступления в подданство России. С первого раза предложение его было отвергнуто, но Абульхайр с такою заботливостию и постоянством продолжал представлять киргизам несчастия, их ожидавшие, без опоры правительства русского, так сильно, так живо описывал оные, и убеждения его в самом деле были столь справедливы, что нельзя было не [179] согласиться с ними. Сравнив отдаленные выгоды независимости с необходимостию скорой помощи, и, может быть, твердо решившись при первом случае опять возвратиться к независимости, ближайшие приверженцы Абульхайра решились покориться императрице Анне. Число народа, изъявившего сию решимость, было невелико (Тевкелев по возвращении от киргиз-казаков (о чем будет говорено ниже) в представлении своем императрице очень ясно пишет, что Абульхайр предложил подданство без согласия народа, кроме нескольких его приверженцев), но хан не мог терять времени на умножение оного, не мог не пользоваться первым действием своих убеждений, а потому немедленно избрал из надежнейших людей несколько посланцев и отправил их в сопровождении башкирского старейшины Алдара к уфимскому воеводе Бутурлину с письменным предложением подданства. Посланцы сии в июле 1730 года прибыли в Уфу, а из оной отправлены Бутурлиным в Петербург 4.

В письме своем Абульхайр изъяснял причины, побудившие его к покорности, говорил о несчастиях, народом его претерпенных от зюнгаров, упоминал о нападениях волжских калмыков, башкиров и яицких казаков, обещал содержать себя на собственном иждивении, давал надежду помогать России в усмирении ее неприятелей, а между тем просил вспомогательных войск для покорения хивинцев, каракалпаков, аральцев 5 и прочих и, наконец, признавал как себя, так и орду свою вечными подданными России.

Неожиданное и приятное происшестие сие, которого истинных причин еще не знали в Петербурге, было принято с радостию. Оно льстило славе государства, ибо присоединяло к нему без малейшего кровопролития, несколько сот тысяч новых подданных. Оно обещало спокойствие и безопасность юго-восточным областям нашим, столь долго страдавшим от опустошительных нападений киргиз-казаков. Наконец, оно открывало для правительства множество блестящих надежд по торговле. Думали, что добровольно покоряющиеся орды можно будет употреблять к ослаблению зюнгаров, которых владелец Гальдан Цырен, возбудивший опасения в самом Петре Великом, тогда был еще жив 6. Надеялись, что киргиз-казаки послужат и к усмирению внутренних неприятелей России, башкиров, беспокоивших правительство частыми бунтами. Нельзя было не обратить внимания и на вызов Абульхайра [180] усмирить аральцев, каракалпаков и особенно хивинцев, которые тогда еще носили на себе свежие следы крови коварно умерщвленного ими при Петре I князя Бековича-Черкас-ского 7, с участниками его несчастия. Отмстив вероломному народу сему, Россия могла положить твердое основание торговым связям своим со всею Среднею Азиею.

Большая часть сих видов уже была предначертана обширным умом Петра Великого, но он для исполнения намерений своих не имел ни времени, ни нужных средств. Он нашел бы их, если б смерть не похитила его в то время, когда он, окончив войну шведскую, только начинал обращать попечение свое на азиатские границы России (Рычков в своей "Оренбургской истории" в гл. 1 пишет: "Того ради Его Величество (Петр Первый), как-то еще и доныне уповаю, многим знатнейшим особам известно есть, неоднократное изволил иметь рассуждение, коим бы образом от сих непостоянных (киргиз-казаков) и пр. народов единожды... безопасность утвердить".

Далее: "И тако по победоносном окончании шведской войны, между прочим, изволил особливое попечение иметь и о том, чтобы вышеописанную безопасность на самых тех местах, где ныне с помощию божию Оренбургская линия строится, действительно основать, и чрез то героичным своим намерением путь во всю полуденную Азию отворить, а своевольный башкирский народ на вечное время обуздать. И хотя к тому важному и нужному предприятию Его Величество некоторые о сем деле ему учиненные представления, милостиво принимал,... а особливо с Сибирской стороны от находящегося тогда сибирского губернатора князя Алексея Михайловича Черкасского, бывшего потом великим канцлером,... но нечаянная Его Императорского Величества кончина все оное в действо произвесть не допустила".

Рычков, писавший свою "Историю Оренбургскую" при императрице Анне (она напечатана в сочинениях и переводах 1759 года), когда царствование Петра у всех еще было в свежей памяти, не мог приписывать сему государю вымышленных деяний; ложь была бы тогда немедленно обнаружена очевидцами) 8.

Не прошло шести лет после его смерти, когда киргиз-казаки изъявили желание покориться России. Помощники Петра в делах государственных еще были живы и помнили его предположения, а потому посланцы Абуль-хайра прибыли в Петербург во время весьма для них благоприятное. Двор, обрадованный добровольным появлением на берегах Невы тех людей, для усмирения которых посылал он войско на Урал и Иртыш, готов был исполнить все их желания.

Осыпанные милостями, ласками и подарками, посланцы киргиз-казачьи отправились обратно с грамотою императорскою к Абульхайру, в которой изъявлено было [181] согласие на принятие его в подданство, и обещаны ему защита и покровительство. Для удостоверения во всем ими сказанном и для приведения новых поданных к присяге отправлен с ними в орду переводчик Коллегии иностранных дел Мурза Тевкелев 9, о котором упоминали мы выше и впоследствии сего сочинения часто будем говорить. С ним было послано также несколько уфимских дворян, вернейших башкиров и русских казаков и для топографической съемки мест, занимаемых киргиз-казаками, наряжены два офицера-геодезиста 10.

Появление Тевкелева в Орде открыло все властолюбивые замыслы хитрого Абульхайра. Чиновники, ехавшие приводить новых подданных России к присяге, не только не были приняты соответственно своему назначению, но тотчас по приезде едва не лишились жизни. Киргизы, раздраженные одною мыслию о потере дикой свободы, увидя посреди себя русских, вдруг взволновались и немедленно хотели принести Тевкелева в жертву гневу своему. Хан спас его, но не усмирил волнения, отважнейшие из подвластных ему напали на него самого и потребовали отчета в праве, которое он без согласия их присвоил себе, входить в сношения с иностранными державами, и обещать им покорность как за себя, так и за все орды. Нельзя было не ожидать сопротивления, зная, что Абульхайр на отправление своих посланцев в Россию вынудил согласие только небольшого собрания киргиз-казаков. Сия хитрая смелость даже могла ему стоить жизни, и если он не пал тогда под ударами разъяренных соотечественников своих, то обязан спасением не власти своей над ними, слабость которой мы сейчас увидим, но счастию.

Даже и Тевкелев, которого киргиз-казаки не раз собирались умертвить, одолжен спасением своим не столько покровительству Абульхайра, сколько единоверию своему с ордынцами (Он был из татар и, следовательно, магометанин) и силе своего красноречия, которым он обезоруживал врагов, стремившихся лишить его жизни. Описания сих происшествий сохранились в архивах.

Рычков в "Истории Оренбургской" говоря об оных, прибавляет, что убедительность и сила речей Тевкелева заставили киргиз-казаков почитать его человеком сверхъестественным, а мы в дополнение скажем, что успехам его весьма много содействовал башкирский старшина [182] батыр Таймас, бывший тогда при нем и прежде сделавший себя известным в ордах казачьих подвигами храбрости.

Труды и старания Тевкелева были не тщетны. Сколь ни сильно сопротивлялся ему народ, с которым он имел дело, но, наконец, утомился от чрезмерных усилий, и ум восторжествовал над буйною силою.

Наскучив присутствием русских и боясь влияния их, киргиз-казаки твердо положили избавиться от посетителей столь неприятных, и потому объявили Тевкелеву, что назначают решительное собрание народное для совещаний о принятии или непринятии присяги на подданство России, и что в собрание должен он явиться один, без всякой свиты. Намерение убийства было почти очевидно, однако ж, Тевкелев не отказался от приглашения и даже употребил оное в свою пользу.

Он знал корыстолюбие киргиз-казаков и был руководим ханом и его приверженцами, а потому прежде всего склонил на свою сторону некоторых знатнейших и опаснейших врагов своих подарками, и потом уже явился в собрание. Подкрепляемый надеждою иметь защитников и видя пред собою решительный случай прославиться или погибнуть, он показал в сем случае всю отважность, всю силу своего красноречия, все присутствие духа, которыми столько раз отличал себя между киргизами, и которые приобрели ему, как сказано выше, необыкновенное уважение всех магометан. Знаменитый и чтимый как Среднею, так и Меньшею ордами старейшина киргизский Букенбай 11 вызвался быть первым его покровителем. Вместе с сим старейшиною и с ханом Абульхайром, тут же присутствовавшим, они столь сильно, столь убедительно говорили в пользу России, что противники ханские были увлечены доводами его приверженцев. Следствием сего было то, что все присутствовавшие, начиная с Абуль-хайра и хана Средней орды Шемяки 12 присягнули на подданство России. Все сие происходило в 1732 году 13.

Удаленный от пределов России Тевкелев еще не успел сообщить правительству об успехе своего посольства, как начались волнения в другой части орд казачьих, а именно в Средней орде. Хан и родоначальники ее завидовали силе, которую должен был приобрести Абульхайр сближением своим с двором петербургским и даже боялись его. Простой народ напротив того, не имея среди себя столько приверженцев России, сколько было их в Меньшей орде, не хотел расставаться с независимостию своею, [183] представлял себе все в превратном виде и потому сильно восстал против соплеменников своих, покорных России.

Отважнейшие не удовольствовали тем и устремились в пределы русские на башкиров, но были храбро отражены. Чрез несколько времени сделали они вторичное нападение на жилища башкирские, и хан Шемяка, присягнувший в верности России, не отказался быть предводителем оного, однако ж сие второе покушение было столько же для них несчастливо, как и первое.

Волнение сие, подкрепляемое увещаниями друзей независимости, отразилось даже и на тех киргиз-казаках, которые уже присягнули. Они опять поколебались, начали снова отставать от принятой присяги, и положение Тевкелева опять сделалось опасным. Тут начал он помышлять о возвращении в Россию, но его не хотели отпустить. Повинуясь необходимости и избегая смерти, он должен был удовольствоваться тем, что ему позволено было отправить обратно в Россию свиту свою с донесениями о положении дел, ему порученных, а сам остался в орде под покровительством Абульхайра.

Таким образом, Тевкелев, казалось, был предан на жертву полудиким киргиз-казакам. Опасность, в которой он находился, по-видимому, еще увеличилась, когда Абульхайр откочевал от границ России к устью реки Сыр, и когда Тевкелев должен был туда за ним следовать, но на самом деле путешествие сие оказалось источником успеха, которого ожидало правительство русское, и которого домогался представитель оного в ордах киргизских.

Переход Абульхайра к берегам Сыра, удалив подвластных его от поборников независимости и от личных неприятелей его, приблизил их к спокойному народу каракалпакам, которые, будучи угнетены со всех сторон, при первом известии о могуществе России стали искать защиты ее чрез Тевкелева, и наконец, признали себя подданными русскими, немедленно приняв присягу 14. К происшествию сему более всего содействовал Абульхайр по двум причинам: во-первых, для того, чтобы увеличить силу и услуги свои пред Россиею, во-вторых, чтобы примером сим подействовать сильно на киргиз-казаков и скорее склонить их к такой же покорности. И в самом деле, его подвластные после сего сделались спокойнее и окончательно решились признать себя подданными императрицы Анны. Не видя более противоречий, хан и Тевкелев направили свой путь обратно к границам русским:[184] последний для того, чтобы ехать в Петербург с радостными известиями о счастливом окончании данного ему поручения, а Абульхайр — с намерением послать ко двору сына своего для изъявления покорности императрице Анне от лица всего народа и с разными предложениями, о которых впоследствии будет говорено.

Приблизившись в декабре месяце 1732 года к границам российским, Абульхайр отправил с Тевкелевым в Петербург посольство, состоявшее: 1) из его сына Эрали-султана, впоследствии времени бывшего ханом; 2) из ближнего своего родственника султана Ниаза 15; 3) из нескольких старейшин киргизских. К ним присоединил он из тщеславия старейшин Большой орды Аралбая и Арас-гельды-батыра, о которых говорили мы в главе IV. Все они вместе с Тевкелевым в январе месяце 1733 года прибыли в Уфу. Здесь Тевкелев оставил их и отправился один в Петербург как для донесения о всем с ним происшедшем, так и для получения позволения привести посольство киргизское ко двору. Неожиданный приезд его столько же удивил, сколько обрадовал министерство императрицы Анны. Его почитали погибшим или пленным, и потому даже посланы были из Коллегии иностранных дел деньги в Уфу на его выкуп. С сим вместе погасли, было, и все политические надежды, родившиеся при первом предложении Абульхайра. Но Тевкелев вдруг явился в столицу с торжествующим лицом и донес об успехах своих, о прибывшем в Уфу посольстве киргизском, и о вновь принятой им присяге от каракалпаков.

Между тем и хан Средней орды Шемяка прислал в Уфу посланцев с раскаянием в сделанных после присяги нападениях и с новым предложением подданства.

Приятные известия сии возобновили все прежние упования, а потому Тевкелев, принятый начальством со всеми знаками заслуженного им внимания, в скором времени обратно отправлен в Уфу, с тем, чтобы привести в Петербург султана Эрали и всю его свиту.

В таковых переездах и переговорах прошел весь 1733 год, и посольство прибыло в Петербург не прежде января 1734 года.

В феврале месяце султаны Эрали и Ниаз и старейшины, им сопутствовавшие, равно как мнимые представители Большой орды, Абульхайром присланные, были торжественно представлены императрице. Эрали произнес при сем случае краткую речь, в которой, изъяснив [185] покорность отца своего и всего народа киргиз-казачьего просил о принятии оного под власть, покровительство и защиту России.

Императрица выслушала сие приветствие весьма милостиво и приказала всех принадлежащих к посольству наградить богатыми подарками, доставив им для прожития в Петербурге все возможные выгоды и удовольствия на счет казны.

Обратное их отправление не могло последовать иначе, как по окончательном рассмотрении всех требований и желаний Абульхайра, по соображении их с выгодами государства и по принятии решительных правил, на которых правительство российское должно было вперед поступать с киргиз-казаками. Решение всех сих дел требовало времени, между тем не желали оставить Абульхайра в безызвестности об участи его сына и предложений, им сделанных, а потому 20 числа апреля послана к нему с двумя киргизами, к посольству принадлежавшими, грамота, в которой, во-первых, изъявлена ему благодарность за старания привести в подданство России Большую и Среднюю киргиз-казачьи орды и вместе с тем поручено ему утвердить оные в покорности (Здесь должно заметить, что с Эрали-султаном не было ни одного депутата от Средней орды); во-вторых, объявлено, что сын его Эрали со свитою своею приняты были императрицею весьма милостиво, и что они скоро должны отправиться назад, в-третьих, основываясь на сведениях, Тевкелевым доставленных о властолюбии Абульхайра, велено ему жить как с сими ордами, так и с каракалпаками в мире и согласии.

Успокоив таким образом на несколько времени томившегося в долгих ожиданиях хана, продолжали соображать его обещания и предложения с пользами империи. Письменно и словесно обязывался он: 1. Охранять безопасность границ российских, смежных с землями его орды. 2. Защищать купеческие караваны наши и провожать их чрез степи киргизские. 3. Давать из подвластных своих, подобно башкирам и калмыкам, подкрепления войску русскому в случае нужды. 4. Платить дань или ясак звериными кожами.

Ни одного из сих обязательств не мог он исполнить на деле, ибо не имел довольно власти над народом своим, подобно всем наследовавшим ему ханам 16. Невозможность сдержать первое и второе обещания весьма скоро доказал он многими опытами. К третьему сначала не имели случая прибегнуть, но впоследствии увидели неосновательность оного. От четвертого правительство [186] полагало должным в начале отказаться, а потом никогда уже о нем и говорено не было, как о вещи невозможной.

Взамен обещаний столь пышных Абульхайр чрез сына и Тевкелева, между прочим, особенно просил двух вещей; утверждения ханского достоинства в его роде на вечные времена и построение при впадении реки Ори в Урал города с крепостию, в которой мог бы он найти себе убежище в случае опасности.

Желания сии были удостоены внимания, и исполнение оных возложено на статского советника Кирилова 17, который отличался тогда географическими сведениями, сочинял карты и успел собрать столь подробные известия о верхней Азии, что оные в то время заслуживали весьма справедливое удивление. Сверх того, сохранял он у себя записки о всех видах и предположениях Петра Первого касательно смежных с Россиею азиатских владений. По обстоятельствам сим он решился сочинить и представить в Кабинет императрицы два проекта о киргиз-казаках и соседственных с ними народах и о средствах удержать их в подданстве России, об управлении ими и необходимости построить для сего просимый Абульхайром город с крепостию, о выгодах политических и финансовых, которые можно было извлечь из приобретения степей киргизских. Мнения его были столь основательны, столь много обещали пользы, что министерство и сама императрица не могли их не одобрить 18.

Приняв оные в руководство, положено самого же Кирилова назначить исполнителем всех видов правительства относительно новых подданных, для сего даны ему все нужные средства и власть: отправлено с ним несколько инженеров для построения крепости, несколько геодезистов для черчения карт и три морских офицера с мастеровыми и матросами для строения судов и управления оными. В Москве присоединились к нему чиновники горные, артиллерийские, историограф, ботаник, аптекарь, живописец, лекаря, студенты Славяно-латинской школы и множество других чиновников разного звания и для разных упражнений (Тогда же Кирилов испросил повеления о выпуске к нему из Кадетского корпуса нескольких офицеров, которые, обучаясь при нем азиатским языкам и узнавая нравы и обычаи азиатцев, могли бы со временем быть начальниками того края. Мысль, делающая честь предусмотрительному уму Кирилова, и достойная подражания). В Казани принял он под свое начальство целый полк и достаточное количество артиллерии. В Уфе [187] поступили к нему один баталион пехоты, нужное число казаков и разные другие военные отряды как регулярные, так и нерегулярные. На издержки для порученной Кирилову экспедиции предоставлена ему в произвольное распоряжение часть уфимских доходов, а для помощи в делах и для переводов при сношении с киргиз-казаками отправлен с ним известный уже читателям Мурза Тевкелев, которому за благоразумное поведение во время пребывания в ордах казачьих и за приведение подвластных Абульхайра к присяге пожалован чин полковника.

Замечательнейшие статьи главной инструкции, данной Кирилову при его отправлении, суть следующие:

1. Построить город с крепостию при устье реки Ори и стараться о привлечении в оный жителей.

2. Разослать врученные ему грамоты: а) Абульхайру, b) Шемяке, хану Средней казачьей орды, с) родоначальникам Большой орды и d) каракалпакскому хану.

3. Ханов и старейшин или родоначальников всех сих орд пригласить к себе.

4. От Большой и Средней орд потребовать присяги.

5. Султана Эрали отправить к отцу под надежным прикрытием.

6. Удерживать киргиз-казаков в повиновении, смотря по обстоятельствам, милостями и подарками, или строгостию и страхом.

7. Если Абульхайр или другие ханы и простые киргизы захотят кочевать близ нового города, то назначить им места, если же ханы пожелают иметь для приезда или житья дома, то строить оные под городом по их обычаю.
Равным образом не отказывать им в построении мечетей,но иметь при них караул как для чести, так и для надзора.

8. Реку Урал назначить границею и смотреть, чтобы никто из киргизов своевольно на правый ее берег не переходил.

9. Для разбирательств учредить суд из русских чиновников и значительнейших киргизов, как, например, из ханских детей или других султанов и старейшин. В суде сем всякому судиться по обычаям своей земли.

10. По основании города и после свидания с Абульхайром при первом удобном случае отправить караван с товарами в Бухарию и, если можно, далее. Равным образом стараться привлечь в Россию для торговли купцов из разных мест Азии. [188]

11. В каждом караване, начиная с первого, отправлять геодезистов для осмотра и съемки мест.

12. Отыскивать по возможности руды и осмотреть место, заключающее в себе, по словам Абульхайра, золото.

13. Стараться завести на Аральском море пристань и вооруженные суда, для чего построить вначале несколько шлюпок на Яике (Урале) и, разобрав их, держать со
всеми снастями во всегдашней готовности. Когда же город построится и связи с киргиз-казаками и каракалпаками утвердятся, то разобранные суда в зимнее время с согласия Абульхайра и знатнейших старейшин привести на Аральское море и, опять собрав, вооружить пушками.

14. Покупать у киргизов при удобных случаях лошадей для кавалерии.

15. В открытии, добывании и продаже минералов,кроме золота и серебра, которые в киргизской степи могут быть найдены, поступать на купеческом основании, не
теряя времени в соблюдении форм.

Для удобнейшего же исполнения обязанностей, на Кирилова возложенных, всем местам и лицам повелено оказывать ему возможные пособия.

Дополнительные дипломатические наставления, ему данные, имели целью:

1. Надзирать за башкирами, между которыми до того оказывались частые беспокойства.

2. Смотреть равным образом и за киргиз-казаками.

3. Если же те или другие будут волноваться, то употреблять один народ против другого, сберегая русское войско.

4. Стараться иметь верные и скорые известия о всех народах, пограничных с Россиею.

5. Особенно наблюдать действия зюнгаров, изыскивая средства прекратить набеги их на сибирские поселения и отвратить их от собирания подати с так называемых
двоеданцев. Если же замечено будет со стороны их какое-либо движение, то немедленно доносить Коллегии иностранных дел и давать знать пограничным начальникам.

6. Абульхайру, в войне его против хивинцев делать пособия только порохом и оружием, но войск вспомогательных не давать.

Грамоты, которые вручены были Кирилову для отправления в Меньшую и Среднюю орды казачьи, почитаем мы обязанностию поместить здесь во всем их пространстве. [189]

Первая из них была доставлена Абульхайру по прибытии Кирилова на место, вторая не могла быть послана потому, что хан Шемяка, на имя которого она была написана, в сие время умер.

 Отправлено: 21.03.08 23:16. Заголовок: Вот они обе: 1. Бож..

Вот они обе:

1. Божиею милостию Мы, Анна, императрица и самодержица всероссийская и прочая, и прочая, и прочая.

Киргиз-кайсацкой орды Абульхайр-хану, старшине и всему киргиз-кайсацкому войску нашего императорского величества милость. Мы уповаем, что отпущенный отсюда с нашею императорского величества милостивою к тебе грамотою из обретающихся здесь при сыне твоем Эрали из старшин киргиз-кайсайцких Татлымбет-батыр, Байбек-теленгут и с ними трое башкирцев уже к тебе приехали. Из той нашей грамоты ты, Абульхайр-хан, о нашей императорского величества к тебе высочайшей милости и о содержании здесь сына твоего во всякой милости обстоятельно уведомился. А ныне Мы, Великая Государыня, наше императорское величество из особливого нашего милосердия к тебе, нашему подданному Абульхайр-хану и старшинам и ко всему киргиз-кайсацкому народу и на прошение твое, Абульхайр-хана, всемилостивейше склонились и соизволили послать отсюда нашего статского советника Ивана Кирилова и нашего ж полковника Мурзу Мамета Тевкелева и указали город при устье Орь реки построить, и людьми и артиллериею, пушками и мортирами и прочим воинским снарядом снабдить для удобнейшего и скорейшего тебя, нашего подданного Абульхайр-хана и старшин и всего войска, тако ж де и других киргиз-кайсацких и каракалпакского в наше подданство пришедших орд, ханов и старшин и всякого войска и посольства, от наших и ваших неприятелей охранения и защищения; в чем во всем от нас, императорского величества, дана им, статскому советнику и полковнику Тев-келеву, полная мочь. А с ними ж и сын ваш Эрали-салтан, и брат Ниаз-салтан и при них старшина и рядовые — все возвратно к тебе отпущены с награждением нашего императорского величества жалованья при отпуске и на проезд со удовольствием. И тебе, киргиз-кайсацкой орды Абульхайр-хану, старшинам и всему киргиз-кайсацкому войску, видя нашу императорского величества к себе милость, наипаче верные службы оказывать; и как при первом случае, во время строения города, так и всегда, от внезапных неприятельских нападений всякое охранение [190] чинить, и о худых и противных чьих намерениях и замыслах нашим статскому советнику Кирилову и полковнику Тев-келеву и войскам нашим, где как случай допустит, заблаговременно ведомости подавать, и других упомянутых подданных наших, ханов и старшин и войско в том утверждать и во всем так поступать, как нашему императорскому величеству подданическую присягу ты, Абульхайр-хан, и старшина и войско учинили. Впрочем, оные Кирилов и Тевкелев имеют указ наш пространнее тебе объявить и изустно о нашей императорского величества милости тебя обнадежить; чего ради тебе, Абульхайр-хану с ними видеться почасту и что они тебе о случающихся делах говорить станут, верить и потому исполнять. Дан в С.-Петербурге 10 июня 1734 года.

У подлинной грамоты ее императорского величества государственная печать.

II. Божиею милостию Мы Анна, императрица и самодержица всероссийская и проч. и проч. и проч.

Нашему подданному Шемяки-хану, старшинам и всему киргиз-кайсацкому Средней орды войску нашего императорского величества милость. Нам, Великой Государыне, нашему императорскому величеству известно, как в 1731 году ты, Шемяка-хан, в бытность посланного нашего в киргиз-казацкую орду Мурзы Тевкелева в подданство наше вступил и в верности нам присягу учинил, а потом, преступя тое присягу, твоей орды кайсаки на наших подданных башкирцев нечаянно напасть и разорение им учинить хотели, а после в другой раз ты, Шемяка-хан, сам с своими кайсаками на них же башкирцев приходил и как сперву так и в другой приход от тех наших подданных башкирцев побеждены, и в том другом приходе, не входя в крайности съехавшися с башкирцами помирились и ты, Шемяка-хан, по-прежнему, а старшина и войско вновь нам, великой государыне, нашему императорскому величеству, на верность присягали, и о принятии в наше подданство со всенижайшим прошением нарочных посланцев на Уфу присылали, которые твои посланцы и назад к тебе отпущены. А понеже ныне по всемилостивейшему нашему императорского величества соизволению посланы наш статский советник Иван Кирилов да подполковник вышеозначенный Мурза Тевкелев для строения при устье реки Орь города и дана им полная мочь киргиз-кайсацкой орды ханам и старшине и всему войску наше соизволение объявить и наших верных подданных [191] милостию нашею обнадежить и желающих быть в подданстве нашем утвердить присягою. Того ради Мы, великая государыня, наше императорское величество, по самодержавной нашей власти и с особливого нашего к киргиз-кайсацкому народу милосердия, тебе, Шемяки-хану, старшине и всему казацкому Средней орды войску, ежели вы по намерению вашему в подданство к нам верно приходить и быть желаете, учиненную твою Шемяки-хана по первой присяге проступку всемилостивейше прощаем, а впрочем, что тебе, Шемяки-хану, и всему войску кайсацкому Средней орды сделать и как поступать надлежит, о том имеют указ наш вам объявить статский советник Кирилов и полковник Тевкелев. Дан в С.-Петербурге июня 10 дня 1734 года.

У подлинной грамоты ее императорского величества государственная печать.

С сими грамотами, с султаном Эрали, свитою его и Тевкелевым, Кирилов, откланявшись императрице, выехал из Петербурга 15 июня 1734 года.

Обширность средств, ему данных, снисходительность и щедрость правительства в исполнении всех требований его, власть, коею был он облечен, преимущества, дарованные предположенному городу Оренбургу и рвение, с которым все приготовлялось к скорому открытию сношений с новыми подданными показывают, сколь высоко ценил Кабинет петербургский подданство киргиз-казаков, и сколь много ожидали от оного выгод. К сожалению, однако ж, весьма многие из составленных по сему предмету предположений остались неисполненными сначала по причине бунтов башкирских, а потом от преждевременной смерти Кирилова.

Такую же участь имело и новое поручение, возложенное на него во время путешествия из Петербурга в Уфу. Тогда оказались беспокойства между калмыками на Волге, и ему велено было приготовить киргиз-казаков к наказанию их, если бы они скоро не вошли в границы должного повиновения (См. Указ Коллегии иностранных дел на имя Кирилова от 26 августа 1734 года)

Вместо всех таковых политических действий и занятий делами киргизскими Кирилов по приезде своем на границу ни о чем более не мог заботиться, как об усмирении башкиров 19. [192]

Народ сей поставил преграду всем новым предприятиям. С времени покорения Россиею башкиры жили на землях, которые, не будучи ограничены, доставляли им полную свободу распространять кочевья свои почти во все стороны и давали возможность не только беспрепятственно переходить за Яик и нападать на киргиз-казаков, но и восставать при всяком благоприятном случае против самой России. Построение городов на Яике и утверждение на сей реке постоянной границы, окружая башкиров русскими поселениями и войсками, не могли не казаться им опасными. Желая воспрепятствовать исполнению сих распоряжений, они решились не допускать Кирилова к устью реки Ори, где поведено было ему заложить новый город и крепость.

Покушение таковое осталось безуспешным, хотя некоторые военные отряды и потерпели от нападений, но сам Кирилов достиг своей цели и 15 августа 1735 года, на месте нынешней Орской крепости, заложил город Оренбург.

Коль скоро укрепления начали возвышаться, и войско с пушками введено внутрь оных, то султан Ниаз с несколькими старейшинами, отправлен в Орду для объявления Абульхайру об исполнении его просьбы, т. е. о заложении Оренбурга на избранном им месте и для приглашения его с владельцами всех орд казачьих весною 1736 года в новый город на свидание и переговоры с Кириловым.

Тогда же отпущены в отечество свое ташкентские купцы, приезжавшие в Россию с товарами. Для привлечения их на торг в заложенный при них город оказаны им разные пособия, даны многие подарки и объявлены преимущества, Оренбургу дарованные.

Между тем бунт внутри Башкирии не только не утихал, но увеличивался, и нападения на военные обозы не прекращались. Для усмирения их назначен был тогда главным начальником войск генерал-лейтенант Румянцев, отец знаменитого Задунайского, и Кирилов, беспрерывно занимаясь вместе с ним делами башкирскими, не имел никакой возможности войти в ближайшие сношения с киргиз-казаками.

Обстоятельства сии открыли ему необходимость иметь сверх укрепленной линии на Яике, другую, также укрепленную,— от Яика до Самары, которая бы служила для безопасных сношений с яикскими поселениями нашими. К [193] учреждению той и другой приступил Кирилов при первой возможности. Из донесений Кабинету императорскому (См. донесение от 27 октября 1736 года) видно, что в 1736 году основаны им на Яике сверх первобытного Оренбурга крепости Губерлинская и Озерная, доныне существующие, и три форпоста: Средний, Бердский и Крылов. О крепостях, заложенных тогда же на Самаре и внутри Башкирии, мы не упоминаем здесь потому, что они не касаются до предмета нашего.

Появление русских войск на Урале не могло не иметь хотя кратковременного влияния на спокойствие в северной части орд казачьих, но оно им не помешало разорять русских подданных на западе. Хотя Кирилов, не видавшись с владельцами киргиз-казачьими, и оставил без исполнения данное ему поручение, предварительно приготовить их Орды к наказанию волновавшихся волжских калмыков, но для киргизов таковое внушение не было нужно по всегдашней готовности их к исполнению оного.

Лишь только узнали они о беспокойствах, происшедших на Волге, то немедленно устремились на разграбление калмыков (См.: Указ Коллегии иностранных дел на имя Кирилова от 9февраля 1737 года и приложенные при нем копии донесений князя Репнина и Беклемишева). Счастливое окончание сего похода, увлечение многих пленных и отгон скота в 1736 году не удовлетворили алчных киргизов. В начале 1737 года они повторили нападение и возвратились с новою добычею.

Кирилову поручено было (Указ Коллегии иностранных дел от 8 марта 1737 года) внушить Абульхайру, сколь противно видам правительства поступают подвластные его, разоряющие подданных России, и употребить меры к воздержанию их вперед от подобных насилий. Увещание сие не достигло своей цели, ибо Кирилов, проведший зиму с 1736 на 1737 год в приуготовлении разных проектов по делам киргизским, и намеревавшийся весною 1737 года привести их в непременное исполнение, умер в апреле месяце того же года.

Особенного сожаления достойно, что ему не удалось исполнить двух вещей: во-первых, увидеться с ханами и родоначальниками казачьими, кои по приглашению его должны были скоро приехать в Оренбург, и, во-вторых, отправить в Ташкент караван, которого путеводителями были бы купцы ташкентские, в 1736 году прибывшие чрез Оренбург в Казань. С ними вместе должен был [194] отправиться в виде купца английской морской службы капитан Эльтон 20, для собрания сведений о владении Ташкентском и особенно для обозрения Аральского моря, на котором предполагали, как выше сказано, завести флотилию. Инструкция Эльтону была уже написана и найдена после смерти Кирилова в его бумагах, но оставлена без всякого действия, равно как и предположение завести на Аральском озере при устье Сыра (Сей самый Эльтон потом перешел в службу шаха Надира 21и был причиною дипломатических объяснений между российским и английским министерствами) город, который думали первоначально населить преступниками, к ссылке приговоренными (Указ о сем был дан 11 февраля 1736 года).

Важность дел, порученных Кирилову, и последствия, которые они должны были иметь, требовала избрать ему в преемники человека отличного сведениями и деятельно-стию. Так и сделано: вторым начальником киргизской, или, как называли ее тогда Оренбургской экспедиции, определен Татищев 22, известный сочинитель "Российской истории". Назначение сие было объявлено Меньшей и Средней ордам киргизским от имени императрицы двумя грамотами, из которых одна была немедленно доставлена Абульхайру, другая, быв написана на имя умершего хана Шемяки, осталась без употребления и доныне хранится в архиве Оренбургской пограничной комиссии.

Возмущение башкиров тогда еще продолжалось. Абульхайр, боясь самопроизвольно принять в оном какое-либо участие, предложил Татищеву свое содействие к усмирению непослушных. Высшее правительство, узнав о сем предложении, позволило принять оное (См. Указ Коллегии иностранных дел 30 декабря 1737 года) и впустить хана с его киргизами в Башкирию, с тем однако же, чтобы он, действуя против непокорных, не касался верных России башкиров, а напротив того сохранял их жизнь и имущество. Вопреки сему внушению Абульхайр два месяца грабил Башкирию без всякого различия ее ж

 Отправлено: 21.03.08 23:19. Заголовок: Гальдан, получив так..

Гальдан, получив таковое известие и, вероятно, полагая Абульхайра сильнейшим из владельцев киргиз-казачьих, сам прислал к нему своих чиновников удостовериться в его покорности и взять обещанных им аманатов. Приезд сих посланцев не лишил присутствия духа хитрого и оборотливого хана киргизского. Он не хотел и как подданный русский боялся исполнить требование зюнгаров, а потому решился их вести с собою в Оренбург, куда собирался он тогда ехать по приглашению нового начальника оренбургского Неплюева 32. Две причины [204] заставляли его поступить таким образом: во-первых, он желал показать правительству российскому свою преданность и строгое повиновение, во-вторых, хотел избавиться от ответственности пред Галданом в том, что не прислал ему аманатов, ибо, наверное, знал, что пограничный начальник русский его к тому не допустит.

Так и случилось. По приезде Абульхайра с посланцами зюнгарскими в Оренбург Неплюев объявил сим последним, что хан Меньшей киргиз-казачьей орды, будучи подданным России, не имеет права входить ни в какие сношения с иностранными владельцами, а еще менее давать им заложников. То же сказано им о Средней орде и хане Абульмагмете. Зюнгары возражали, что киргиз-казаки беспрерывно нападают на земли их, что, не взяв у них аманатов, они не могут быть спокойны и что, впрочем, они сами вызвались удовлетворить сие требование, подобно Большой орде, которая, состоя в подданстве их, давно дает им не только аманатов, но и дань, и за то пользуется спокойствием. В ответ им повторено, что подданные России без воли своего правительства не могут ни давать, ни исполнять подобных обещаний. Об удержании же киргизов от набегов на владения зюнгарские принял на себя попечение сам Неплюев. Затем предложено посланцам отправиться в обратный путь; но они отвечали, что хотя очень довольны приемом Неплюева, однако ж, слова его для них недостаточны, ибо зная коротко киргиз-казаков, равномерно обманывающих обещаниями покорности как россиян, так и зюнгаров, они не могут ожидать от них в будущем ничего, кроме воровства и разбоев, а потому не смеют возвратиться без аманатов. В заключение они решительно сказали, что прибыли с поручениями от своего хонтайдзи не к русскому начальнику, а к хану Абульхайру.

Много труда стоило Неплюеву и самому Абульхайру убедить их ехать обратно с ответами, им данными, наконец, они отправились из Оренбурга прямо в свое отечество 33. Для успешнейшего же внушения Гальдан Цырену, что киргиз-казачьи орды состоят в числе подданных России, и для вручения ему письма о том Неплюева, послан к нему, вместе с его чиновниками майор Миллер, бывший начальником первого каравана русского, разграбленного в Большой орде.

Это случилось в августе 1742 года 34. В то же время Абульхайр с сыном своим Эрали, знаменитым батыром [205] Джанибеком, несколькими султанами, старейшинами и бывшим с ним простым народом присягал на верность в подданстве императрице Елисавете 35.

При сем случае, после угощения училась пред азиат-цами с пальбою одна гренадерская рота. Зюнгарские посланцы тогда еще не отправились обратно, и Абульхайр, заметя их удивление, не упустил сказать им, что под защитою императрицы русской, которая имеет такие войска, можно быть безопасным.

По отъезде зюнгарских посланцев Неплюев всячески старался доказать Абульхайру, что ни Меньшей ни Средней ордам киргизским не должно тревожить владения Гальдан Цырена. Абульхайр охотно соглашался с таковыми убеждениями и ручался, что вперед подвластные ему не будут возобновлять прежних нападений.

Подобное внушение еще нужнее было хану Средней орды Абульмагмету, живущему в соседстве с зюнгарами и недавно испытавшему, сколь жестоко они мстят за обиды, им нанесенные. Неплюев ожидал его в Оренбурге около того же времени, и он уже был на один день пути от границы нашей, но вдруг возвратился, потому что до него дошли распущенные Абульхайром слухи, будто бы он и старейшины его по приезде в Россию будут задержаны. В надежде, что истинная причина удаления Абуль-магмета останется для россиян тайною, Абульхайр выставлял пред Неплюевым свою всегдашнюю покорность в сравнение с мнимым упрямством своего соперника и всячески старался ему вредить.

Причиною козней Абульхайра тогда было не одно желание сделать зло Абульмагмету, но также надежда успеть в предприятии, которого исполнение было довольно трудно. Он хотел заменить сына своего Ходжу-Ахмета, бывшего тогда аманатом в Оренбурге, другим сыном, Чингизом, но сей последний родился не от ханши, а от наложницы, и потому Неплюев, руководствуясь данными ему и предместникам его наставлениями, не мог его принять вместо султана Ходжа-Ахмета. Хан столько был раздражен отказом, что хотел тотчас уехать, но скоро утих и согласился ожидать на желание свое разрешения от высшего правительства.

Хитрость, коварство, властолюбие и вспыльчивость Абульхайра были совершенно противоположны кротости и доброте Абульмагмета, который по прибытии к нему присланного Неплюевым переводчика Уразлина откровенно [206] объявил причину своего возвращения из-под Оренбурга и потом, сознавшись, что боязнь заставила его отдать сына в аманаты Галдану, принял присягу на верность подданства императрице Елисавете. Вместе с ним тогда же в 1742 году присягнул в первый раз правительству русскому сильный султан киргиз-казачий Барак 36, который, повелевая значительною частию Средней орды, был называем подвластными своими ханом.

Как владелец независимый, он после присяги прислал в Оренбург своих посланцев с просьбою отправить их ко двору для личного принесения от его имени покорности императрице.

Не далее как чрез несколько месяцев доказал он, сколь неискренна была сия покорность. Посланцы его были представлены Елисавете, допущены к ее руке, осыпаны милостями и подарками; а самому послана чрез оренбургское начальство грамота (Грамота дана 24 марта 1743 года) и золотая сабля с надписью его имени. Не видав никогда Барака и зная, что он прежде никаких не имел сношений с Россиею, Неплюев почел должным вручить ему знаки императорской милости не иначе как лично, а потому отправил к нему, вместе с возвратившимися из Петербурга посланцами его нарочного чиновника для приглашения его в Оренбург. Высокомерный султан, досадуя, что грамота и сабля не привезены к нему посольством его, приказал чиновнику русскому сказать несколько грубостей и отправить его обратно, не допустив до себя. Первою причиною поступка столь наглого полагать должно слепое высокомерие Барака, второю считать можно то, что грамота не была сопровождена никакими подарками, кроме сабли.

Султан Аблай, около года томившийся в плену у зюнгаров, стараниями посланного к Галдану майора Миллера был освобожден весною 1743 года.

Сколь ни мало заключалось чистосердечия в изъявлениях киргиз-казачьими владельцами покорности России, сколь ни тщетны были их обещания выдавать пленных, защищать караваны и пр., но, по крайней мере, со времени принятия их в подданство до 1743 года ни они сами, ни подвластные их не осмеливались делать явных набегов на границы и крепости наши. В сем же году оказали они необыкновенные подвиги дерзости, и кто был главным виновником оных? Тот самый Абульхайр, который не [207] переставал уверять правительство русское в своей верно- сти и в исполнении всех обязанностей усердного поддан- ного. Получив из Петербурга отказ в принятии аманатом его побочного сына Чингиза вместо султана Ходжи-Ахме-та, он до такой степени озлобился, что начал поощрять своих киргизов к нападениям на пограничные поселения наши. Само собою разумеется, что подвластные его не замедлили воспользоваться внушениями, столь для них выгодными и столь близкими к их нравам и обычаям; тотчас начались грабежи, убийства, пленение людей и угоны скота. Толпы, заключавшие в себе по 1000 и по 2000 грабителей, вторгались в малочисленные, едва основанные селения и увлекали с собою за Урал все, что не могло спастись от них или быть ими истреблено. Самые крепости и форпосты не избегали нападений. Под Илец-ким городком в один день пленено 82 человека. Прочих насилий и грабительств вычислять не будем (См. донесения Неплюева Коллегии иностранных дел 1743 года), но скажем только, что предводителем сих неистовых ополчений был родственник Абульхайра султан Дербешали, и что целию его было, насытившись разбоями, достигнуть Сорочинской крепости, где содержался тогда Ходжа-Ахмет, и увести его. Войска русские не допустили его до сей крепости, но не могли отвратить прочих набегов киргизских потому, что не ожидали оных, спокойно занимаясь строением укреплений. Лошади их частию были изнурены работами, частию распущены по полям, и оттого сделались добычею грабителей.

Между тем Абульхайр, скрывая свою злобу, не переставал письменно уверять в своей преданности России и повторять, что все нападения были производимы ослушными ему киргизами; он даже советовал брать с них штрафы и казнить их. Когда же войска на границе нашей были усилены и башкиры, пользуясь отсутствием киргиз-казаков из своих жилищ стали врываться в их аулы и угонять у них лошадей, тогда Абульхайр действительно начал стараться прекращать набеги, но уже не имел на то довольно власти. Алчный к добыче народ его не хотел успокоиться до тех пор, пока не был испуган известием о походе войск русских в зауральские степи, для наказания хищников.

Это была только молва, может быть, с умыслом распущенная благоразумным начальником Оренбургского [208] края, но истинные намерения русского правительства были не таковы. Оно совсем не желало терять образованного войска для преследования по безводным степям кочевых разбойников и полагало удобнейшим средством наказать их другим народом, столько же беспокойным и ненадежным как и киргиз-казаки. Словом сказать, хотели против их вооружить калмыков. Между тем Неплюеву (См. указ Коллегии иностранных дел от 31 октября 1743 года) приказано стараться при удобных случаях захватывать в аманаты киргизов знатнейших семейств. От сего ли распоряжения или от другой причины, но Абульхайр вдруг возвратил значительную часть россиян, взятых его ордою в плен при последних набегах, прочих обещался скоро выдать.

1744-й год не только не принес успокоения пограничным жителям России, но еще умножил опасность, в которой они находились, ибо хан Абульхайр сбросил личину и принял явное участие в неистовствах своего народа. Отважнейшие из его подвластных продолжали нападать на границы наши, а сам он, боясь приблизиться к Уралу, находил средства в средине степей своих мстить россиянам за удержание его сына. В начале ограбил он один караван, шедший из Астрахани в Хиву, и имевший несчастие проходить чрез его кочевья, потом остановил он на пути поручика Гладышева, отправленного из Оренбурга к каракалпакам, а у посланцев каракалпакских, вместе с ним возвращавшихся из Петербурга, не только отнял все их имущество, но даже и грамоту, от имени императрицы им врученную (В журнале Гладышева весьма замечательно, что он в 1742 году нашел в Меньшей киргизской орде одного английского купца по имени Джока 38 и покупал у него разные товары для подарков каракалпакам).

Поступки сии утвердили правительство русское в намерении наказать киргиз-казаков волжскими калмыками, тем более, что в то же время усилились ссоры и взаимные набеги обоих сих народов, а потому 24 апреля 1744 года дана наместнику ханства калмыкского, Дундук-Даше 37 грамота о собрании сколько возможно вооруженных калмыков, которые, получив в Астрахани порох и свинец, должны были идти против киргиз-казаков и действовать по предписаниям оренбургского губернатора Неплюева. Вся добыча, какую калмыки могли бы взять у киргиз-казаков, предоставлялась в их пользу. Для предосторожности и по доверию к благоразумию Неплюева грамота сия была послана не прямо в орду калмыкскую, а к нему, [209] для употребления оной в пользу, когда будет необходимо. Неизвестно, какое было его мнение о мере столь решительной, но грамота Дундук-Даше осталась в Оренбурге и доныне подлинником сохраняется в архиве тамошней Пограничной комиссии.

Предположение, описанное в ней, не только не было исполнено, но вопреки оному, указом Коллегии иностранных дел велено препятствовать как калмыкам, так и киргизам переходить чрез Урал для взаимных нападений.

Полагать должно, что правительство переменило намерения свои по беспокойствам, тогда возникшим на сибирской границе. Хонтайдзи зюнгарский вдруг начал подвигать свои войска к нашим пределам, подданные его стали угрожать страже русской войною и разнесся слух, будто он решился напасть на Колывано-воскресенские заводы, куда манили его тамошние драгоценные руды. Зюн-гары в то время еще были сильны, и нападение их не могло быть сравниваемо с разбоями киргизов; а потому необходимость требовала приготовить им значительный отпор. Вследствие того все дерзости казачьих орд немедленно преданы забвению, и Неплюев получил приказание (См. Указ Коллегии иностранных дел от 3 ноября 1744) склонять их к набегам на зюнгаров.

Достигнуть сей цели было нелегко. Хан Абульхайр, невзирая на снисхождение ко всем его преступлениям, продолжал досадовать на Россию. Хан Средней орды Абульмагмет, избегая козней Абульхайра, удалился к Туркестану и тем почти прекратил сношения свои с оренбургским пограничным начальством; сверх того он имел менее нужды в защите России, нежели в покровительстве зюнгарского хонтайдзи, у коего был в аманатах сын его; наконец, Абульмагмет искал быть ханом в Туркестане, а город сей признавал над собою владычество Галдан Цы-рена.

Султан Барак, присягнувший пред тем за два года в подданстве России, живя далеко от границ наших, равным образом более страшился зюнгаров, нежели русских, и подобно Абульмагмету отдал сына своего в заложники зюнгарскому владельцу.

Сей последний старался всеми средствами привлечь к себе как султанов, так и простой народ Средней орды, для чего употреблял частию угрозы, частию ласки, и наконец, покупая на свой счет у русских разные товары, [210] посылал продавать оные в орде не только без выгод, но даже с потерею.

Сколь ни были противны видам двора нашего сии обстоятельства, однако ж древняя, наследственная ненависть киргиз-казаков к зюнгарам была столь еще сильна,что они не могли быть равнодушными ко внушениям русских и охотнее согласились оставить в покое границы наши, нежели отказаться от случая напасть на древних врагов своих, кои в сие время грозили им уже не местью,но совершенным порабощением. Ханы и султаны, несмотря на покорность свою Галдан Цырену, боялись его владычества над собою более, нежели владычества русского, и разделяли с народом расположение к неприятельским действиям против зюнгаров. Особенно готовы были помогать войскам нашим те роды Средней орды, которые еще страдали от разорения, причиненного им зюнгарским войском в 1741 году почти под стенами Оренбурга. Они ожидали только открытия войны между Россиею и народом зюнгарским, и при первом известии о начале военных действий устремились бы на жилища своих разорителей со всею злобою полудиких. Но ожидания их оказались тщетными: зюнгары, несмотря на угрозы свои, оставили Россию в покое.

Таким только образом могли киргиз-казаки избежать грозы, уже висевшей над головами их, ибо сколь ни терпеливо сносило правительство русское набеги их на границу нашу, но, наконец, решено было строго наказать их войсками, на линии Оренбургской находившимися, с присоединением к оным еще других.

Султан Ходжа-Ахмет, содержавшийся прежде как аманат в Сорочинской крепости, между тем перевезен в Петербург. Хотя Абульхайр, видя удаление от него сына, не мог быть доволен, хотя он сильно негодовал на Не-плюева и позволял себе новые грубости в сношениях с ним, однако ж подвластные его в 1745 году не делали нападений на нашу границу. Рычков (Прибавление к "Оренбургской истории"), основываясь на словах одного бывшего тогда в Меньшой орде русского казака, пишет, что хан ее в сем году, подобно как и минувшем 1743 старался склонить своих подвластных к возобновлению набегов на правый берег Урала, и что простой народ не хотел ему в сем случае повиноваться, но мы не можем принять сего известия за справедливое [211] по следующим причинам. Во-первых, киргиз-казаки слишком привычны к разбоям, чтобы отказать своему хану в предложении напасть на чужие земли и особенно тогда, когда они еще не имели случая испытать со стороны России силу ее оружия. Во-вторых, Абульхайр обращал тогда все свое внимание на Хиву, которой жители присылали к нему просить защиты от нападений туркменцев, состоявших под властию Персии, и потом просили в ханы себе султана Нурали. Письма о сем предмете, привезенные ему посланцами хивинскими, отправил он к Неплюеву и просил у него советов. В-третьих, тогда же беспрекословно присягал он у себя в ауле, пред посланным к нему российским чиновником на верность Петру III, наследнику Елисаветы, а потом возвратил около 30 человек россиян и калмыков, плененных его подвластными. В-четвертых, он жаловался на Неплюева высшему правительству (См. в архиве Оренбургской пограничной комиссии перевод письма Абульхайра и рескрипт Неплюеву от 17 сентября 1745 года), доказывая опытами, что, кроме личной ссоры с сим начальником Оренбургского края и кроме неудовольствия за отказ в перемене сына его, Ходжи-Ахмета, Чингисом, других неприязненных России намерений не имеет.

Что касается до предложенного султану Нурали достоинства хана в Хиве, то, хотя Неплюев именем императрицы (По указу Коллегии иностранных дел от 21 октября 1745 года) и старался всячески от оного отклонить Абульхайра, но сей последний никак бы не внял его увещаниям, если бы посторонние обстоятельства не отвратили его от исполнения желания хивинцев. Нурали получил пригласительное письмо от сына персидского шаха, который по праву завоевателя считал хивинское владение своею соб-ственностию и уже готов был отправиться в Хиву, как вдруг оставленная им в сем городе жена известила его, что персияне послали к нему приглашение с намерением лишить его жизни (Прибавление к "Оренбургской Истории" Рычкова в описании происшествий 1745 года). Весть сия удержала его при отце.

Между тем и владельцы Средней орды, около двух лет не имевшие никаких сношений с Россиею, приблизились к границам нашим и возобновили изъявления своей преданности императрице. Абульмагмет возвратился в Среднюю орду из Туркестана и прислал в Оренбург нарочного с предложением своих услуг, а потом повторил присягу на подданство. То же сделал и Барак-султан. Сей [212] последний сверх того отправил от себя посольство в Петербург.

Киргиз-казаки еще не успокоились, когда обнаружилось новое волнение в калмыкской орде на Волге. Разнесся слух, что значительная часть оной, по приглашению Гал-дан Цырена, решилась бежать из России к соплеменникам своим зюнгарам. Молва сия, оправдавшаяся 26 лет позже, тогда была несправедлива; но потревожила правительство, особенно, когда с Урала получены были известия, что множество калмыков уже переправились чрез сию реку с нашею стороны на киргизскую, а из Сибири донесено, что войска зюнгарские в нескольких местах подошли к самому Иртышу. Впоследствии оказалось, что переход волжских калмыков за границу не имел другой цели кроме нападения на киргиз-казаков, у которых они тогда угнали множество лошадей, войско же зюнгарское спокойно возвратилось в свои пределы, и повелитель оного Галдан умер (1746).

Отступление сие, за которым скоро последовало разрушение Зюнгарского царства, успокоило сибирские границы, но не отняло у волжских калмыков желания соединиться с соплеменниками своими. Чтобы положить какую-нибудь преграду исполнению их намерений и вместе пресечь бесконечные взаимные грабительства калмыкской и киргиз-казачьих орд, тому и другому народу строжайше запрещено переходить чрез Урал, для присмотра же за сим назначен отряд русского войска. А дабы показать, что вперед подобные переходы не останутся без взыскания, то главнейшие из калмыков, участвовавшие в последнем набеге на киргизов, наказаны как государственные преступники и посланы на Волгу для примера своим соотечественникам.

Надеялись, что распоряжения сии водворят в обеих враждующих ордах тишину, но на самом деле оказалось другое. Может быть, строгое запрещение переходить чрез границу и казнь нескольких участников такового преступления подействовали на калмыков, но не остановили киргиз-казаков, привыкших в последние два или три года безнаказанно грабить не только калмыков, но и русских. Устроение крепостей и форпостов по нижней части Урала не препятствовало, но только замедляло набеги их на калмыков. Усиление же надзора внушило им средство избегать и сего препятствия. Море Каспийское в северной своей части зимою замерзает, и в сильные холода [213] не только люди и лошади ходят по оному, но всякие тяжести перевозятся без малейшей опасности. Воспользовавшись сим обстоятельством, киргиз-казаки в феврале месяце 1746 года перешли из своих степей в калмыкские чрез море против устья Урала и сделали под Красным Яром столь сильное и неожиданное нападение на калмыков, что успели увлечь с собою около 700 человек обоего пола в плен, около 100 человек убили и угнали множество разного рода скота. За сим знаменитым разбоем последовало несколько небольших набегов на русскую границу.

Причиною сих дерзостей был опять хан Абульхайр, который, не переставая питать ненависти к Неплюеву, досадовал, что двор не удовлетворил жалоб его на пограничное начальство и не возвратил ему сына Ходжу-Ахме-та, а потому решился мстить русским. Не довольствуясь вредом, причиненным России набегами его подвластных, он разругал посланного к нему от Неплюева с бумагами переводчика, посадил его под стражу и, продержав у себя около года, мучил его разными способами.

Этого не довольно. Абульхайр был так безрассудно злобен, что склонял народ свой удалиться от России на юг в пески и безводные пустыни, но киргиз-казаки знали выгоды земель, близких к границам русским, и потому решительно отказались повиноваться ему в сем случае. Тут обратил он свой гнев на тех подвластных, которые противились ему в намерении переменить жилища и писал к пограничным начальникам русским, чтобы людей сих, когда они будут приезжать в укрепления, задерживать как виновников всех беспокойств.

В то самое время, когда он таким образом невинных предавал суду, истинных разбойников приготовлял он к новому нападению на волжских калмыков и ожидал только зимы для их отправления. В январе 1747 года, когда лед на Каспийском море утвердился, они благополучно перешли мимо устья Урала и опять устремились на улусы врагов своих, но счастие на сей раз изменило им: калмыки были предуведомлены о нападении и удалились в западную часть своих степей. Гнаться за ними было далеко и опасно, а потому наездники возвратились с пустыми руками. К довершению неудачи, начались оттепели, лед на море сделался опасен, и им должно было переправляться чрез Урал, где ожидали их высланные к ним навстречу казаки яикские (уральские). Дорого стоило им пробиться чрез войско русское, ибо по переходе их на свою сторону [214] Урала найдено много убитых и еще более утонувших в реке, на которой тогда обломился лед. Большая часть их лошадей досталась в добычу русским.

Ослепленный гневом своим Абульхайр принял и сие наказание грабителей за новое оскорбление себе. Изыскивая все средства мстить России, он начал искать покровительства Персии.

Сын его Ходжа-Ахмет перевезен между тем из Петербурга в Казань, где влюбился в дочь одного татарина и требовал ее за себя в замужество. Дерзости Абульхайра против России были столь велики и столь часты, что нельзя не удивляться великодушному терпению, с которым переносил их двор петербургский. Чтобы показать сему хану новый опыт снисхождения к нему и народу его, в 1747 году прислан в Оренбург Тевкелев, который, как мы уже сказали выше, был единоверец киргиз-казакам, провел между ими более года, пользовался общим их уважением, знал их нравы, обычаи и всегда жил с Абульхайром в дружбе, а потому имел поручение укротить его советами своими, помирить его с губернатором Неплюевым и отдать ему султана Ходжу-Ахмета, но не иначе, как заменив его другим сыном, рожденным от ханши.

Смерть Абульхайра, скоро после того воспоследовавшая, не позволяет нам положительно сказать, каковы были бы последствия сношений его с Тевкелевым, но, в начале оных, Абульхайр обнаружил наклонность к примирению. Летом 1748 года он приехал в Орскую крепость (Так назван был первобытный Оренбург по основании нового Оренбурга на том месте, где он теперь существует) для личного свидания с старинным знакомцем своим, и не только отдал ему в аманаты вместо Ходжи-Ахмета другого законного своего сына Айчувака, бывшего потом ханом, присоединив к нему детей нескольких старейшин своих, но и обещался возвратить немедленно всех плененных его подвластными россиян и дал письменное обязательство в том, что Меньшая киргиз-казачья орда вперед не осмелится нападать на границы русские. По возвращении в орду, Абульхайр послал тайным образом несколько доверенных киргизов к зюнгарскому владельцу с предложением ему в замужество своей дочери.

В то время, когда правительство наше, ничего не зная о сем последнем поступке Абульхайра, ожидало [215] испольнения миролюбивых обещаний его, получено известие, что он убит.

Смерти его предшествовали следующие обстоятельства. Возвратясь из Орской крепости в свои аулы, он немедленно собрал толпу вооруженных киргизов и отправился с нею на разграбление несчастных каракалпаков, столь много страдавших от него и от его сыновей. Тут встретил он султана Барака, который давно питал к нему злобу, завидуя отличиям и преимуществам, ему оказанным правительством русским; особенно негодовал он на разграбление Абульхайром подарков, ему, Бараку, посланных от хивинского хана. Сверх того, оба они присваивали себе власть над некоторыми каракалпаками, поселившимися в Меньшей казачей орде. Оба были вспыльчивы, мстительны, и, следовательно, встреча их не могла обойтись без кровопролития. Барак, имея с собою более народа, начал сражение. Толпа, Абульхайра сопровождавшая, будучи ма-лочисленнее, не устояла против первого удара и обратилась в бегство, хан, увлеченный ею, также должен был бежать. Султан Шигай, сын Барака, нагнал его, и сильным ударом копья сбил с лошади. Тогда подоспел к нему сам Барак и утолил кровожадную злобу свою убиением врага собственными руками (Сведения сии почерпнуты нами из журналов Тевкелева, хранящихся в архиве Оренбургской пограничной комиссии)

Хотя каракалпаки весьма много страдали от Абульхайра, однако ж смерть его не только не облегчила их участи, но еще нанесла им новый удар. Барак, избавясь от соперника своего, не упустил случая напасть на них и их разграбить.

Как сей последний поступок с народом, почитавшимся в числе подданных русских, так и убийство хана, подвластного России, заставили Барака опасаться пребывания в местах, близких к нашим границам, а потому он поспешил удалиться от Аральского моря. Направив путь свой к Туркестану, он овладел городами Иканом, развалинами Отрара, Саганаком и остался между оными кочевать. Пребывание его тут было, однако ж, недолговременно, ибо в следующем 1748 году он вместе с двумя сыновьями своими, будучи у одного ходжи в гостях, отравлен ядом (Из бумаг, в архиве Оренбургской пограничной комиссии хранящихся, видно, что киргизы Меньшей орды, приезжая в то время на границу русскую, уверяли, будто бы Барак отравлен по приказанию зюнгарского хонтайдзи, которому султан Нурали жаловался на убийство своего отца). [216]

Известие о смерти Абульхайра не могло произвести неприятных впечатлений в России: поведение сего хана в последние годы жизни его было таково, что вступление нового повелителя в управление Меньшею ордою более подавало надежд, нежели производило сожаления. Достоинство империи Российской требовало только того, чтобы киргиз-казаки, как подданные ее, просили у императрицы новому своему начальнику утверждения в звании хана. Уничтожить избрание его по древним обычаям народным и заменить оное произвольным назначением двора, было опасно и не нужно, но склонить народ на выбор кого-нибудь из детей Абульхайра казалось нетрудным, а потому Неплюев отправил в Меньшую орду чиновника, с поручением стараться о доставлении ханского достоинства султану Нурали, когда же он будет избран, то убедить его и старейшин в необходимости отправить в Петербург посольство для испрошения у императрицы утверждения

 Отправлено: 21.03.08 23:19. Заголовок: Мера сия имела успех..

Мера сия имела успех: Нурали провозглашен в собрании народном ханом, и прибывшие в Оренбург с известием о том султан Джанибек и несколько почетных киргизов отправлены ко двору. Они говорили, что присланы как от Средней орды, так и от Меньшей, а потому просили наименовать султана Нурали ханом обеих орд, но требования сего нельзя было удовлетворить по многим причинам: во-первых, чиновник русский, при избрании Нурали присутствовавший, объявил, что из Средней орды участвовали в оном только один старейшина, а именно Джа-нибек-батыр, всегда почти живший при Абульхайре, и несколько десятков простых киргиз-казаков, которые, давно отделясь от Средней орды, равным образом жили между подвластными Абульхайра. Во-вторых, почти все знатнейшие султаны Средней орды имели сыновей или ближних родственников своих аманатами у зюнгарского владельца, который по сей причине начал объявлять свои притязания на всю орду сию, и правительство русское стало сильно сомневаться в ее покорности.

С другой стороны, не хотели оскорбить Нурали явным отказом в прошении его посланцев, а потому и положено наименовать его просто ханом киргиз-кайсацким, не упоминая ни об одной орде. Императорская грамота на новое достоинство дана ему 26 февраля 1749 года. Тогда же послана другая грамота на имя народа киргиз-казачьего об утверждении сделанного им избрания, а Неплюеву [217] предписано пригласить Нурали в Оренбург и возвести его в ханы торжественным образом.

Прежде, нежели будем говорить о сем обряде, скажем, что Неплюев и Тевкелев, стараясь об избрании Нурали, весьма много действовали посредством матери его, ханши Папай, которая по уму своему пользовалась отличным уважением всей Меньшей орды, и имела иногда весьма сильное влияние на управление оной. Любя русских, она часто удерживала мужа своего Абульхайра от исполнения намерений, вредных для России (Она имела печать со своим именем; отличие совсем необыкновенное в народе, который привык обращаться с женщинами как с невольницами, удаляя их от всякого у

 Отправлено: 21.03.08 23:21. Заголовок: Снисхождение сие, ок..

Снисхождение сие, оказанное (Указ Сената от 24 октября 1756 года) в конце 1756 года, нашлось излишним, ибо тогда уже почти исчезли опаснейшие враги киргиз-казаков, зюнгары, которые при хон-тайцзиях своих Батур 48 и Галдан Цырене не только устрашали слабые владения Средней Азии и орды казачьи, но возбуждали справедливые опасения в императорах российском и китайском.

Зюнгары черезвычайно быстро перешли от могущества к падению: в 1745 году, повинуясь Галдан Цырену.они еще могли движением своим сделать важный переворот во всей Средней Азии. При детях Галдана, не похожих на отца умственными способностями, народ сей приметным образом утратил прежний дух свой, но соседи еще не переставали его бояться. В 1756 году зюнгары уже были покорены, рассеяны и в таковом множестве истреблены, что земли их совсем почти опустели.

Причиною разрушения Зюнгарского государства были, как известно, несогласия и возникшие от оных междоусобия последних его владельцев, из которых главнейшим виновником гибели был Амурсана 49. Поссорившись с соперником своим во власти над народом Давацием 50, он в 1754 году признал себя подданным Китая и просил помощь против Давация войска китайского. Император Цян Лунь принял его весьма ласково и дал ему сильную армию, которой велено было идти с ним, но не для доставления ему верховного владычества над зюнгарами, а для покорения сего народа, столь часто беспокоившего правительство китайское. Желание богдохана исполнено, [230] и в 1756 году опустошенная Зюнгария присоединена к Китаю (См. выписки из китайской книги Си-юй-вын-цзян-лу, помещенные в "Путешествии в Китай" г. Тимковского. Т. 1. С. 155 и проч. и описание Чжунгарии и Восточного Туркестана, перевод с китайского о. Иакинфа).

Умный и предприимчивый султан Аблай не упустил воспользоваться ссорами владельцев зюнгарских и всячески содействовал продолжению их междоусобий, понимая совершенно, сколь необходимо для его собственного спокойствия и для внешней безопасности всех орд казачьих раздробление и обессиление древних врагов их. С сею целию не только дал он Амурсане (Амурсана, отложившись от Китая, скитался в ордах киргиз-казачьих, а потом искал спасения в России, где и умер) и Лобаче (зюнгарско-му же владельцу) убежище в своем ауле, но даже ходил за них сражаться (См. донесение капитана Яковлева, который был тогда в Средней Орде и несколько времени сопутствовал Аблаю, шедшему вслед за Амур-саною и Лобачею сражаться с зюнгарами) и помогал им истреблять своих соплеменников, когда же дела приняли другой оборот, и войско китайское начало одерживать верх над зюнгарами, то Аблай присоединился к победителям. Переменив союзников, он не переменил цели своей и продолжал вместе с китайцами истреблять ненавистных соседов своих так же, как истреблял их вместе с приверженцами Амурсаны, а когда Зюнгария совсем была покорена, и войско китайское, заняв ее, приблизилось к кочевьям Аблая, тогда он вышел навстречу победителям и признал себя подданным богдохана 51.

С сего времени (1756) китайцы внесли в число своих владений земли, на которых кочевал Аблай, а ему были немедленно присланы от Цян Луня грамота на княжеское достоинство (Так пишет китаец, сочинивший упомянутую книгу Си-юй-вын-цзян-лу, из которой выписку находим в "Путешествии" г. Тимковского (Т. 1. С. 253), и которая потом переведена на русский язык о. Иакин-фом) и календарь, или условия китайского вас-сальства 52.

Пока Аблай и преданные ему малосильные султаны с подвластными им казаками Средней орды опустошали Зюнгарию, Меньшая орда сражалась с единоверцами своими башкирами и нанесла им такую обиду, которая произвела в обоих народах вражду, доныне еще не совсем погасшую. Чтобы яснее описать это происшествие, надобно представить картину тогдашней Башкирии. [231]

Быв под властию России со времен царя Иоанна Васильевича Грозного, она уже не раз поднимала знамя бунта и не раз была за то наказана. Бедствия, ей нанесенные возмущением, начавшимся в 1735 году, едва прекратились в 1742. Сколь ни было тяжело положение ее в течение сих семи лет и сколь ни велико число ее жителей, тогда пострадавших или совсем погибших, однако ж, остальные недолго пробыли в покое: 18 мая 1755 года они опять взбунтовались. Пламя вспыхнуло и