Отправлено: 30.06.08 21:10. Заголовок: Казахстан в XVIII веке

КАЗАХСТАН В XVIII ВЕКЕ

ПРОШЛОЕ КАЗАКСТАНА В ИСТОЧНИКАХ И МАТЕРИАЛАХ
СБОРНИК I
(V в. до н. э.-XVIII в. н. э.)
ПОД РЕДАКЦИЕЙ проф. С. Д. АСФЕНДИЯРОВА и проф. П. А. КУНТЕ

АЛМАТЫ "КАЗАХСТАН" 1997



В отличие от всех предыдущих разделов, для этого раздела имеется изобилие материала, что, с одной стороны, заставило тщательно выбрать самые характерные моменты и, с другой, дало возможность тематически систематизировать материалы. Конечно, здесь не могло быть и речи о том, чтобы исчерпать материал, даже литературный, не говоря уже об архивном, который вообще не включался по плану в данную книгу, кроме некоторых, особенно известных и характерных документов.
Главным источником этого раздела являются труды той группы ученых, которые участвовали в экспедиции Академии наук 1768-1774 гг. Руководителем этой экспедиции был германский ученый Паллас. Его книга "Путешествие по разным провинциям Российской империи" является одним из важнейших источников для изучения состояния восточных окраин России в этот период. Он проехал западную и северную часть Казакстана (Уральск, Гурьев, Троицк, Семипалатинск). С ним ехал Николай Петрович Рычков, сын оренбургского историографа, умерший в должности Директора Астраханского шелкового завода и издавший в 1772 г. "Дневные записки путешествия в Киргиз-Кайсацкую степь". Он ехал в 1771 г. с отрядом, под командой генерал-майора Траубенберга, посланным для преследования волжских калмыков из Орска в Тургайские степи до Улу-Тау и оттуда приехал обратно в Троицк. Другая часть экспедиции Палласа находилась под руководством шведского ботаника Фалька, приглашенного директором Петербургского ботанического сада по рекомендации знаменитого Линнея и покончившего самоубийством в Казани в 1783 г. С ним в начале экспедиции был немецкий этнограф и естествовед Георги, который потом путешествовал самостоятельно. Фальк ехал из Астрахани в Оренбург отличной от Палласа дорогой. Он, как и Георги, имел множество бесед с местными жителями, причем многие сведения, приводимые Фальком и особенно Георги, почерпнуты, очевидно, из этих бесед. Из Оренбурга его дорога пошла вдоль границы до Омска. С Фальком ездил некий Барданес, молдавский грек, имевший уже тогда за собой жизнь полную приключений. Этот Барданес два раза путешествовал Казакских степей. Другой участник экспедиции, ботаник Гмелин, побывал в западном Казахстане; он позже близ города Дербента попал в плен к персам, и там умер. Наряду с трудами путешественников, проезжавших через Казакстан, важными источниками являются сочинения П. И. Рычкова, оренбургского чиновника (начальника канцелярии губернатора Неплюева, позже заведывающего инородческими делами). Он опубликовал в 1759 г свою "Историю Оренбургскую", в которой базируется на местном документальном материале, и в 1762 г. свою "Оребургскую топографию". Кроме того, нами использован труд одного китайского чиновника (1773 г.) о джунгарах.
Первая часть настоящего раздела, содержащая общие сведения о казакских ордах, показывает, как смутны все еще были представления Европы о Казахстане. Смешение казаков с бурутами (киргизами), с русскими казаками, с уйгурами - в этом отношении особенно характерно. Множеством таких ошибок страдает особенно книга Страленберга, шведского офицера, в 1709 г, попавшего в русский плен, жившего 13 лет в Сибири и описавшего ее. Не на много яснее сведения, содержащиеся в знаменитой "Энциклопедии" Дидро. Статья в "Энциклопедии, подписанная буквой "Д", составлена, без сомнения (это показывает частичное дословное совпадение текста "Энциклопедии" с соответствующей главой его главного сочинения), французским ориенталистом Дегинем, автором многотомной "Истории гуннов", представляющей собой несколько обработанный перевод китайских историков. Учитывая большую распространенность и авторитет "Энциклопедии", эти сведения можно считать типичными для состояния знании о Казакстане у передовой интеллигенции Европы накануне Французской революции.
Характеристики, данные авторами казакскому народу, ненаучны, как всякие характеристики народов, упускающие из вида социально-классовую обусловленность и историческую изменяемость всяких "свойств" народов; характеристики эти очень противоречат друг другу.
Вторая часть раздела дает нам довольно подробную и живую картину хозяйства Казакстана, особенно его скотоводства в этот период. История с неудачными попытками казакского хана Нурали перейти на сенокошение, на фоне современного развития машинно-сенокосных станций и мощного подъема ударничества среди трудящихся казаков, может служить ярким примеро изменчивости "свойств" казакского народа в зависимости от социального строя.
Этот же отрывок особенно ярко показывает, с каким нескрываемым шовинистическим презрением смотрели на казаков указанные путешественники, бывшие по существу лазутчиками молодого российского капитализма в будущих его колониях.
Третья часть показывает нам политику русского царизма, направленную к овладению торговыми путями через казакские степи. Подробно останавливаются источники на описании торга с киргизами в Оренбурге, Троицке, Петропавловске и Семипалатинске. Оренбург был создан на месте теперешнего Орска (1734 г.), потом перенесен на Красную гору (1739 г.) и, в конце концов (1742 г.), на место, где он находится сейчас. Троицкая ярмарка была открыта в 1750 г., Петропавловская крепость возникла в 1755 г., Семипалатинская крепость - в 1718 г., примерно, на 16 верст ниже теперешнего города по Иртышу. Все документы красочно говорят о колониально-грабительском характере торговли с совершенно неопытными в этом деле киргизами (казаками), а также об опасностях езды через казакские степи. В этом отношении особенно характерно описание поездки в Хиву двух английских купцов, Томпсона и Гогга, совершенной в 1740 г. Гогг, между прочим, на обратном пути в степи был ограблен, тогда как Томпсон раньше покинул Хиву и через Бухару и Персию благополучно вернулся на родину.
Четвертая часть раздела содержит сведения о государстве казаков. Если учесть, что все вышеуказанные путешественники были в Казакстане накануне пугачевщины, то можно прямо сказать, что на классовые противоречия эти преданные существовавшему строю писатели, закрывали глаза. Как идиллически они рисуют зажиточную жизнь яицких казаков, которые немедленно после этого вряд ли от хорошей жизни подняли знамя восстания! Как фальшиво они говорят о богатой жизни всех "киргизов" (казаков), давая одновременно не мало фактических намеков на существование жесточайшей эксплоатации не только рабов, но и чаломощных скотоводов со стороны казакских феодалов, ловко прикрывающих эту эксплоатацию старыми формами родовой жизни!
Пятая и шестая части дают сведения о быте и об идеологии казаков XVIII-го века. Сравнение с аналогичным материалом более позднего периода или, что, конечно, ввиду скудности источников труднее, более раннего периода даст много важных сведений для истории Казакстана, ибо этнографические сведения, хронологически определенные, и только такие, являются ценнейшим источником исторического познания.
Седьмая часть дает сведения об отдельных городах Казакстана. Эта часть, с одной стороны, дополняет предыдущие многими сведениями хозяйственного и др. характера, с другой, должна возбудить интерес к изучению прошлого края. Если в предыдущих разделах мы имели дело, прежде всего, с киргизами (казаками), то здесь перед нами встает жизнь русского населения пограничных военных линий - Оренбургской (Гурьев, Уральск, Илецк), Уйской (между Троицком и Тоболом), Ишимской (от Тобола до Омска) и Иртышской (от Омска вверх до Усть-Каменогорска). Интересны сведения о горной промышленности в западном Казахстане и, особенно, в Алтайском предгорном районе. Некоторые сведения даны и о китайской пограничной линии.
Восьмая часть освещает важнейшие исторические события жизни казакского народа, причем в качестве хронологической границы взят 1780 год. Ибо события, наполняющие последние два десятилетия XVIII в. (более энергические вмешательства русских властей во внутренние дела орд, создание Ханского совета, восстание Сарым Датова) - более целесообразно соединить с материалами по XIX веку. Освещены в этом разделе борьба вокруг русского подданства и характер этого "добровольного подданства". Освещена до известной степени борьба казаков с джунгарскими владетелями, которые при Галдане (1677-1697) и Церен Рабдане (1697-1727) создали мощное государство и вытеснили казаков с их старых мест на северо-запад. Правда, после смерти Галдана Церена (1727-1745) китайцы использовали создавшуюся междуусобицу для обратного покорения Джунгарии. Освещена дипломатия ханов Средней орды, лавирующих между китайцами, которые в 1759 г. уничтожили власть джунгарцев, и Россией. Освещено бегство волжских калмыков (тургутов), притесняемых царской бюрократией, через Казакстан в Джунгарию. Освещено участие казахских масс вопреки своим ханам в башкирском и пугачевском восстаниях и использование племенной вражды русским царизмом; освещены грабительские походы казахских феодалов к своим соседям, наивно объясненные Н. Рычковым изобилием лиц у казаков и недостатком их у соседей.

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Рычков, Петр Иванович, История Оренбургская (1730-1750) Оренбург, 1896
(цит.: Рычков, Ист. Оренб.) и его же: Топография Оренбургская. Op. I887.
2. Паллас, П. С. Путешествие по разным провинциям Российской империи. СПБ. 1773. Тт. I и II, часть 1 (цит.: Паллас, I и II).
3. Pallas P. S. Reise durch verschiedene Provinzen des Russischen Reiches. St. Petersburg. 1773. Bd. II. T. 2, (цит. Паллас. 112).
4. Falk, Joh. Peter. Beitrage zur topographischen Kenntnis des Russischen Reiches, St. Petersburg. 1785-1786. Bd. I-Ш (цит. Фальк, I. III).
5 Полное собрание ученых путешествий по России, издаваемое Имп. Академий наук. Т. 7. СПБ. 1825. Содержит часть дневника Фалька и дневник Барданеса (цит.: Фальк, VII).
6. Рычков, П. И. Топография Оренбургской губернии. Оренбург. 1887 (цит.: Рычков, Топ. Оренб.).
7. Rytschkow, Nikolaus.- Tagebuch uber, seine Reise durch verschiedene Provinzen des Russischen Reiches. Ubersetzt von A. H. Hase Riga. 1771.
(цит. Рычков, Дневник).
8. Георги, Описание всех обитающих в Российском государстве народов. СПБ. 1799. Часть II (цит. Георги).
9. Jonas H a n w а у s nieuve en wetenswaerdige Reisen. Haarlem. 1755 г.
10. G m e 1 i n, Sam. Gottl. Reise durch Russland zur Untersuchung der drei Naturreiche. I. Teii. St. Petersburg. 1784. (цит. Гмелин).
11. Imbault-Huart, Camille.-Recueil des documents sur i'Asie Centrale. Publications de I'ecole des langues orientales virantes. Vol. XVI, Paris, 1881; В нем: Notices geographiques et historiques sur les peuples de I'Asie. Centrale de Si Tou Tche (цит. Эмбо).
12. Diderotet D'Alambert. Encyclopediе ou dictionnaire raisonne des sciences, des arts et des metiers... Berne et Lausanne. T. XXXII. 1780.
13. Си-юй-вань-уаян-лу (ботаник Западного края), изд. 1773 г. В книге Иакинфа: "Описание Чжунгарии и Восточного Туркестана. Часть I и И, СПБ, 1829 (цит.: Иакинф).
14. Пугачевщина. Т. I и II Центрархив. М.- Л. 1926 и 1929 г.
15. S t г a h 1 e n b e r g, Philipp Job. Der Nord-und Ostliche Teil von Europa und Asien. Stockholm, 1730 (цит. Страленберг).
16. Крафт И. И, Сборник узаконений о киргизах степных областей. Оренбург 1898 г. В нем хронологический перечень грамот (цит.: К.).
Необходимо оговорить одно обстоятельство, вытекающее из условий работы
Алма-Ата. В Гос. публ. б-ке КАССР, на основе книжных фондов которой по преимуществу составлен настоящий сборник, "Дневник" Н. П. Рычкова есть лишь на немецком языке. Часть работы Палласа и Фалька имеется в русском переводе XVIII века, остальные места переведены с немецкого языка для настоящего сборника. Отсюда разница стилей использованных отрывков

 Отправлено: 30.06.08 21:11. Заголовок: ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ О КАЗ..

ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ О КАЗАКСКИХ ОРДАХ
И РОДАХ И ИХ КОЧЕВЬЯХ
ЕВРОПЕЙСКИЕ ИСТОЧНИКИ

В Европе встречаются будзянские, крымские, кубанские (или скибанские), казанские и касиновские, а в малой Ногае - ногайские татары. В Азии и в Большой Ногае обитают астраханские, увинские и башкирские татары, к западу же от Каспийского моря - дагестанские и комуцкие, а также татары, живущие около сибирских городов Тюмени, Тобольска, Тары и Томска. Кроме того, родственные племена имеются в собственной Большой Татарии, как-то: кочующие узбеко-туркмено-уган-булучские и кергезские (не киргизские) или брутские татары, а также каракалпаки и казачья орда [Kosaci Hordae]. Все они - мусульмане, но татары, живущие в Сибири, как, например, якутские, киргизские, братские [бурятские], саянские или сойотские - еще язычники. Однако и эти татары, как и первые, имеют почти одинаковое наречие с турками. Все народы, указанные в этом параграфе, называются татарами.
(Страленберг, 34-35).
Всех киргизов имеется три орды (по кирг. Dshius): Большая, Средняя и Малая. Большая орда совершенно отдельна от двух других, за ней обычай закрепил наименование буруты...
Орды Малая и Средняя кочуют обе в пределах одной и той же степной территории, бок о бок друг с другом. Чтобы избежать всяких повторений, я буду описывать oбе эти орды одновременно, так как у них совершенно одни и те же установления, один и тот же уклад существования, и обе уже связаны с Россией рядом политических отношений...
Издавна киргизы разделились на три отдельных орды, т. е. скопища [Horden или Orden], а каждая орда - на десять центурий, или тысяч. "Кёргер", люди степи, - так называют киргизы Большую Орду [Koerger]. Обе других орды присвоили себе наименование "кирказак от слова "кир"- пустыня и "казак"- смельчак [в нем, тексте "казак" переводится Wagehals]... (Фальк, Ш. 540).
Сей народ называет сам себя Киргис-хазак, под которым менем он известен и своим соседям россиянам и калмыкам. Но киргизцы рассказывали мне следующее происхождение сего имени. Прежде, жили они купно с турками и распространялись до Ефрата; там управляли ими особливые владельцы, из числа коих Иазыд-хан был последний в сей стране. Сей хотел овладеть турецким престолом и для того умертвил двух Магометов внуков Хозан и Хусанн именуемых и родившихся от его дочери. Но как сие смертоубийство открылось, то турки, как его, так и всех киргизцев из их жилищ прогнали вооруженною рукою. Потом они были соседи нагайским татарам, но, наконец, и сами были завоеваны и прогнаны из той степи, которою они ныне владеют. После того их орда поддалась некоторому Кергис-хану коего подданные были соседи дзюнгорам и монгалам; и помянутый Кергис-хан употреблял их только в военную службу. Но они и ему, сделавшись неверными, переселились в нынешние свои жилища, и оттуда принесли с собою имя киргис-хазак, которое значит керги-ханского военнослужащего; да они и думают, что все российские казаки, как свое название, так и военнодействие от них приняли.
(Па л л ас, I. 567-568).
У киргизцев вид точно такой же милый и свободный, как у казанских татар. Глаза у них, которые поменее, может быть и от того единственно, что они более сжимают веки по причине желтеющих степей и ослепляющего снегу, веселы, а не грозны. Они одарены от природы изрядным разумом, любят пустоши, пышны, прокладны, ласковы, любострастны и, следовательно, не кровожаждущи. Грабительства их, также жестокость и несправедливости можно почесть паче следствиями сурового и необузданного их родa жизни, нелепого стремления к мщению и ложных понятий о чести и смелости, нежели природным к тому влечением, почему они совокупно с распространением торговли с Россиею нарочито и во нравах исправляются. Женщины их похваляются за домовитость, за добросердечие и за соболезнование о невольниках, которым облегчают они часто побеги и не без собственнои своей опасности.
(Георги, И, 123-124).
По своей наружности и по своему нраву киргизы, которых я описываю, совершенно похожи на татар, рослые, с хитрым взглядом. Глаза у них маленькие, но зато большие, оттопыренные уши, в высшей степени примечательные. Боевой отваги у них нет, но к грабежу склонность большая. При этом, однако, они не кровожадны и щадят своих пленных.
(Фальк, III, 540).
Молодые люди лицом нарочито пригожи, и то, может быть, происходит от смешения с калмыцкими и другими похищенными женщинами. Ибо старые отчасти имеют лицо страшное, жидовское, и по причине леностного жития телом очень толсты и нелепы.
(Па ллас, I, 572-573).
В протчем киргизцы люди боязливые и толь мало склонны к кровопролитию, что лучше стараются взять кого-нибудь в плен, нежели лишить жизни. С невольниками поступают милостиво, если они служат им верно. С чужестранцами обходятся ласково; однако, всегда употребляют хитрость и наблюдают свою корысть; ибо, когда они приезжают в российские жилища, то хозяевам дарят неважные вещи в том намерении, чтобы после выманить себе подарок поважнее. Они поздравляют по татарскому обыкновению, и правую руку другого, жмут обеими руками, но старых знакомых обыкновенно обнимают на крест. Язык их мало разнится от татарского, однако, имеют высокое произношение и обыкновенно употребляют замысловатые речи.
(Пал л ас, II, 580-581).
Хотя в обхождении с людьми они вообще мало и церемонятся, но в отношении всех, кого они не намереваются ограбить или взять в рабство, они очень гостеприимны. У них почти нет бранных слов. В гневе они говорят: "пусть тебя возьмет калмык". "Раб без ушей"- самое большое у них ругательство.
(Фальк Ш, 572).
Впрочем, хотя в "Примечаниях" 1734 года, под № 29 ["Примечание Импер. Академии наук"] и означено, якобы Абулхаир-хан больше ста тысяч человек в поле поставить мог, но по нынешнему сведению их людства из обоих орд, ежели 6 их можно было соединить, от сорока до пятидесяти тысяч легко и скоро может собраться, а ста тысяч не чаемо. Может быть, по тогдашнему рассуждению, включены тут были и Большой орды киргизцы и каракалпаки, о которых Абулхаир-хан, чтоб им в подданстве россиском быть, старание прилагал.
(Рычков, Топогр. Оренб. 111).
В каждой орде считается тысяч до тридцати кибиток, или семей; да они не меньше могут поставить и ратоборных людей, но сия смета полагается только, применяясь к известным частным аймакам в рассуждении числа находящихся в них душ.
(Георги, II, 122),
Определение сил каждого аймака, а также и каждой орды в целом выходит еще более шатким. Я попробовал все таки вывести среднюю, из различных выкладок. Сила каждой отдельной орды получилась у меня примерно по 100 000 стрелецких луков. Кроме этих орд, имеются еще китайские киргизы. Это, главным образом, остатки в долине Джунгарии от Средней орды после ее общего отхода на запад, не увлеченные этим отходом или прямо задержанные китайцами. Число всех этих киргизов должно представлять большую или меньшую, но, во всяком случае, не незаметную величину. Китайцы держат их для земледелия. Поэтому они живут оседло, в селениях. Их пища - главным образом, хлеб, а стада у них маленькие.
(Фальк, III, 542).
Никто не запомнит, с каких времен, и по каким причинам разделились киргизцы на три орды, из коих одна называется Большою, другая - Среднею, а третья - Малою.
Большая орда дружна с буруттами, да и почитается за один с ними народ и при том еще коренной, от коего произошла Средняя и Малая орда. Они кочевали наибольше на юге и поселились в Алтайских горах, кои суть склонившийся на север хребет Идийских гор и по которым они и называются алтайскими киргизами. Еще и ныне кочует орда сия по ту сторону Ташкента, при реке Верхнем Сырте, около Туркестана и пр.
Она может нарядить до 30 000 человек конницы, из коих, однако ж, разве только третья часть к произвождению войны способна. Она так же, как и другие орды, разбойничает и производит грабежи не только на землях спокойных своих соседей, но и над купеческими караванами, как то сделалось в 1738 году у Ташкента над российским караваном. Соонгарцы довольно старались подвергнуть ее своему игу, но храбрость ее и неприступные горы сохранили ее независимость, и она вступила с coонгарцами в союз единственно для отвращения от себя соонгарских набегов.
Киргизцы Большой орды, или бурутты, живут во всегдашних зимних деревнях, но летом обитают по большей части в тростниковых шалашах, однако ж, очень редко переменяют место своего жилища. Некоторые из них упражняются несколько в земледелии, а в прочем гораздо прилежнее, основательнее и мужественнее, нежели прочих киргизских орд народы, однако ж, напротив того, более их склоны к воровству и разбоям.
С Среднею и Малою ордою тоже самое было. В начале нынешнего столетия уступлены они соонгарцам, но должны были так же, как и соонгарцы, очистить Сибирь совершенно, после чего и заняли киргизцы те степи, которыми они ныне владеют. Каждая орда имеет особливого хана и свои разведенные места, которые разделены ими несколько по улусам. Степи их простираются: на западе до реки Урала (кирг. Диек); на севере - до Уя и новой Сибирской, или Ишимской, линии, от Тобола до Иртыша; на востоке - до реки Суразы, Хивы, Туркестана и проч.; на юге-востоке и юге до Сыр-Дарьи, так же Аральского озера и Каспийского моря. Обширные сии степи, которых западною и
юго-западною частию Малая, а больше на восток и на север простирающеюся страною Средняя орда владеет, состоят большею частью из открытых и сухих лощин с песчаными местами и солончаками; плодоносных же полей мало, а лесистых мест и того меньше. Они недостаточны также и хорошею водою. Премногие озера нарочито или несколько изобильны солью, а таких, в каких чистая вода - мало. Знатнейшие их реки, кроме так называемых порубежных рек, суть: верхний Тобол и Ишим, впадающие в Иртыш, так же Емба, Иргис и Тургай, из коих первая - в Каспийское море, а прочие в Аксакальское озеро впадают.
(Георги, П, 120-121).
Киргизы Большой орды. Сей народ располагается кочевьями своими позади прочих двух, то есть Меньшей и Средней киргиз-кайсацких же орд, состоящих в подданстве Российской империи, а именно около рек Чирчика (коя течет близ Ташкента), Арыша и Каляса, по ту и по сю сторону Туркестана, також и к Ташкенту, коего обывателей (ибо они военные люди) весьма часто раззоряют, а особливо на полях упражняющихся в земледельстве грабят. Да и на купеческие караваны, от них и к ним идущие, чинят частые нападения, как-то в 1738 году и на российский караван, отправленный из Орской крепости, при тайном советнике Татищеве, в Ташкент, не допустя оный до Ташкента дня за два, нападение учиня, весь разбили. Впрочем, оные киргизцы того ж отродия, как и прочие две орды. И хотя сия орда Большою именуется, но людством против Меньшей и Средней гораздо менее: ибо более десяти тысяч человек на войну никогда из них не собираются. Ныне состоит она, некоторым образом, в протекции, или паче в союзе, зюнгорского владельца; и хотя в ней свои ханы бывали и старшины знатные есть, но поступают они большей частию по воле зюнгорского владельца, чего ради и ташкентские обыватели оному же владельцу в протекцию отдались, боясь, чтоб им от сей Большой орды вовсе разоренным не быть.
(Рычков, Топогр. Оренб., 18).
Талас течет на юге параллельно с Цуи [Чу], она менее и впадает в озеро. По ней живут буруты или киргизцы Большой орды, а потому здесь часто встречаются орды, несмотря на то, что Средняя орда, с открытия ей Зюнгарской степи, редко бывает при Цуи...
(Фальк, VII, 43-44).
О кочевьях Малой и Средней орд... Вообще надлежит знать о жительствах обоих орд [Средней и Малой], что к России за предел оных почитается, с одной стороны, начав от Каспийского моря, река Яик до Верхояицкой крепости, а оттоль перешед на вершины реки Уя вниз до реки Тобола на Звериноголовную крепость, отсюда ж на реку Ишим и вверх по Иртышу, оставляя по течению сих рек левую сторону в их стороне. За внешние ж их пределы, начав от Каспийского ж моря, с устья реки Эмбы, может почтен быть по генеральной оренбургской ландкарте... весь 44 градус ширины с верхнею частию Аральского моря к реке Сыр-Дарье, где она означает градус пересекает, а оттоль на реку Сарасу, которая киргизцев от зюнгарцев отграничивает; отсюда ж паки [опять] на вершины Ишима реки, которую окружность обе оные орды кочевьями своими занимают, яко тут не только городов, но и никакого жила, кроме их, киргиз-каисацких кочевьев, не имеется. Однако ж по пространству степи так они располагаются, что иногда дня два или три, а иногда и больше, конною ездою до улусов их пустоты бывает. Сие, как выше означено в рассуждении обоих орд вообще, а о каждой порознь известно следующее.
Меньшая киргиз-кайсацкая орда кочует обыкновенно летом: 1) по двум рекам Бердам и по впадающим в них речкам, из которых первая Берда впала в Яик, выше Оренбурга верстах в пятнадцати, а другая верстах в семидесяти, немного ниже Красногорской крепости; 2) по реке Илеку (до которой от Оренбурга конной езды один день) и по впадающим в оную с обоих сторон многим речкам. Илек же впал в реку Яик немного пониже Илецкого городка, но и по самому Яику нередко они располагаются, хотя им то, а паче близ крепостей, непозволительно, для бережения лугов и сенных покосов; 3) по реке Кобде, коя течет за рекою Илеком в полуднях и впала в Илек близ устья оного, и по впадающим в Кобду речкам, коих есть там много; 4) по реке Ибеит и по текущим в нее речкам. Ибеит же впадает в реку Яик против Ильинской крепости, до которой от Оренбурга сто пятьдесят четыре версты; 5) по реке Ори, коя впала в Яик ниже Орской крепости верстах в четырех и по впадающим в оную многим речкам, а особливо с левой стороны по Минлибаю, коя в Орь реку впала от устья Орской крепости верстах в двадцати, да по Камышле, коя вошла в Орь с правой стороны, от устья конной езды полдня; 6) по реке Мурзабулаку, коя впала в Яик ниже Орска верстах в пятнадцати, и по другим в Мурзабулак впадающим речкам; 7) по река Ярлыке и Кумаке, кои сошлись в одно устье и впали в Яик выше Орска верстах в двадцати пяти, и по впадающим в них многим |речкам; 8) по реке Сундуке и по текущим в нее речкам, которая впала в реку Яик против Кизильской крепости, расстоянием от Оренбурга вверх по Яику четыреста пятьдесят четыре версты. Однако ж случается иногда и то, что по оным рекам и речкам, особливо ж по Ори, Минлибаю, Камышле, и по другим, в реку Орь впадающим, тако ж по Ярлыке, Кумаке и по Сундуке и Средней орды киргизцы по нескольку кочуют. Ибо у них между собою в том никакого раздела нет и споров не бывает.
Зимовья ж сей орды знатнейшие суть следующие, а имеенно: от Оренбурга к стороне Орской крепости: 1) по двум рекам, называемым Камышла-Иргиз и Таил-Иргиз, которые вышли от севера из-за Орских вершин и впали в реку улу-Иргиз, коя, также вышед с северной стороны, впала в озеро Аксакал. Вершины всех оных от Орской крепости скорою ездою дней около трех; 2) по озеру Аксакалу, до которого от Орской крепости в правую сторону конной езды дней с семь. Из оного ж озера вышли разные протоки и впали в реку Сыр-Дарью; 3) при урочище, называемом Кара-Кум, то есть черный песок, которое есть по сю сторону Сыр-Дарьи, а от Аксакала расстоянием один день, а от Орской крепости дней с восемь. Отсюда по самую Сыр-Дарью пошли пески и киргизцы, кочуя тут, довольствуются водою из выкопанных колодцев и из текучих ключей; 4) при урочище Турнаке; Турнак же называется большой камень, который лежит на самом устье Сыр-Дарьи на берегу. Сие урочище от Оренбурга расстоянием конной езды дней с пятнадцать. В другую ж, то есть в сторону Каспийского моря, сей же Меньшей орды киргизцы зимуют по Эмбе и по текущим в нее с обоих сторон речкам, почти до самого ее устья, где она в Каспийское море впала. Ближайшее к сей реке расстояние от Оренбурга дней восемь; 5) по ту сторону реки Эмбы, при урочищах Большом и Малом Бурсуках, то-естъ песках, от Эмбы реки конной езды дня четыре, от Оренбурга ж прямо в полдень дней двенадцать, где зимуя, довольствуются снежною водою, а пока снегу нет, то из колодцев; 6) при озере Каракуле, между Эмбы и Яика рек, расстоянием от яицкого Антонова форпоста три дня ); 7) двум рекам Уиле и Кииле, которые текут с западной стороны в озеро Каракуль, расстоянием от Оренбурга до тех мест дней шесть или семь; 8) по рекам Галдыгаиты и Бултурды, которые вышли с полуденной стороны и впали одним устьем в реку Яик. Казаки называют их Утвы. Расстоянием они от Илецкого городка вниз дня полтора. Кроме означенных урочищ нередко случается, что оная орда, за недостатком кормов по самому Яику зимует, а иногда табуны их лошадиные и на сю сторону Яика реки перепускаются. Но в таком случае для спокойства их киргиз-кайсацкого берутся от них аманаты. Тако ж и сие случалось, что многие улусы около Аральского моря, а иногда и в Каракалпацком владении, зимовали.
Впрочем, вся Меньшая орда разделяется на две части: одни называются алчинцы, а другие - семиродцы, по их именованию джатыр, из которых первые гораздо сильнее последних.
Роды ж, или аймаки, знатнейшие в сей орде: 1)Алчинский, в котором настоящие алчинцы; 2) Адажский; 3) Машкарский; 4) Таминский; 5) Табынский; 6) Китейский; 7) Кара-китейский; 8) Чумакайский; 9) Чиклинский; 10) Джигал-Байлинский. Понеже они к Хиве и к трухменцам смежно находятся, да и от волжских калмык, а паче когда они к Каспийскому морю и к реке Яику прикочевывают, весьма недалеко живут: то по особливой их склонности к войне и воровству бывают у них с теми народами частые сражения, особливо хивинских и других, через орду в Оренбург и из Оренбурга проезжающих, купцов обижают, и грабят и тем в распространении оренбургской коммерции великое помешательство причиняют. И хотя о пресечении того несколько уже лет старание прилагается, но по беспутству, и бессилию владельцев их и старшин и по ветреному состоянию сего народа, доныне почти никакого успеха в том нет. Что до бывших от них на Волжских калмык нападений принадлежит, то от сего удерживаются они ныне расположенными от Яицкого города вниз по реке Яику яицкими казаками, которых для того на тамошних форпостах всегда тысячу человек содержать велено и содержатся. Ибо им, идучи на калмык и оттуда возвращаясь, реку Яик необходимо переходить надлежит. И хотя они иногда по морю, да и сквозь форпосты прокрадывались к калмыкам, однако, не редко случалось, что они, возвращаясь от калмык с добычею, переловлены, а иногда и на смерть побиваемы были, отчего уже они ныне на воровство туда не так охотно отваживаются. Да и русских купцов, когда они в Хиву или в Бухары из Оренбурга едут и оттуда возвращаются, не грабят, а довольствуются грабежом одних тамошных народов. Людства в сей орде по смете уповательно быть до двадцати тысяч кибиток. Богатство их состоит, наипаче, в лошадях и в баранах, которыми они в Oренбурге и в Хиве торгуют, однако пред недавним временем некоторые из киргизцев, а особливо ж те, кои посмышленее и к воровству не склонны, покупая в Оренбурге разные товары, у себя в орде торговать стали, да и хлеб (которого они прежде не употребляли, а довольствовались одним мясом и молоком) выменивать и в пищу зимою употреблять начали, из чего можно надеяться, что они со временем также могут быть, как и башкирцы, которые сначала, не только хлебопашества и другой домашней экономии, но и домов себе не имели, да и поныне такие из них еще есть, а паче на сей стороне Урала, что для одной зимы, да и то самые худые хижины содержат, а летом, по старому обыкновению, со всем своим скотом, с места на место переходя, кочуют.
Средняя ж киргиз-кайсацкая орда знатные кочевья имеет в нижеписанных местах, а именно: 1) дальние улусы обыкновенно кочуют по реке Сарасу, которая вышла из Зюнгар и течет близ Туркестана, расстоянием от Орской крепости от пятнадцати до двадцати дней конной езды; 2) по вершинам реки Ишима, расстоянием от реки Жилана в левую сторону дней шесть, а от Орской крепости дней пятнадцать; 3) по реке Жилану, которая вышла от Зюнгарской стороны из горы, называемой Улу-Тау, то есть большая гора, и скрылась в землю от Орска в левую сторону расстоянием скорой езды девять дней, а от реки Большой Турт до оного Жилана - один день; 4) с вершин Тобола реки по оной и по впадающим в нее рекам и речкам до устья Уя, при котором построена Усть-Уйская крепость, от Оренбурга расстоянием девять сот шестнадцать верст; 5) по рекам Чертанлыку и Гилкувару, кои впали в реку Тобол недалеко от вершин оного, и по впадающим в те две реки мелким речкам, расстоянием от Верхояицкой крепости конной езды полтретья дня: Верхояицкая ж от Оренбурга пятьсот восемьдесят две версты; 6) по реке Каят, коя впала в Тобол пониже Чертанлыка и Гилкувара, и по текущим в Каят мелким речкам, от Усть-Уйской крепости расстоянием конною ездою дня два; 7) по озеру Чалкару, которое находится при горе Карачатау, куда надлежит ехать вверх по... Камышле до вершины онои. а с тех вершин до помянутого озера три дня, и так будет оно от Орска в левую сторону; 8) по трем рекам, называемым Ул-Куяки, которые вышли от вершин Тобола и впали в реку Тургай. До вершин их расстояния от предупомянутого озера два, а от Орска влево пять днеи; 9) по речке Текутурмас, коя вышла из гор от стороны Тобольских вершин, и впала в реку Сара-Тургай, расстоянием от Улкуяков день, а от Орска влево семь дней; 10) по реке Сара-Тургай, коя вышла с сибирской стороны от вершин Ишимских и впала в Большой Тургай, расстоянием от Текутурмаса полдня, от Орска ж влево семь дней с половиною; 11) по реке Большому Тургаю, которая вышла из гор неподалеку ж от Ишимских вершин и впала в озеро Аксакал, расстоянием от Сара-Тургая полдня, от Орска же влево восемь дней; 12) по озерам, именуемым Карсак-Баши, коих в Тобольских и Сара-Тургайских вершинах есть немало; 13) по Аксакалу озеру, от Орска с левой стороны, при котором по правую сторону обыкновенно Меньшая, а по левую Средняя орда кочуют, и тем озером обе орды разделяются; 14) по Усь-Узюке, то есть по трем истокам, которые вышли от полудня из Бухарской стороны и впали в Аксакал озеро, по ту сторону оного. Сверх сих еще разные речки и урочища есть, где оная орда кочевьями своими располагается; но они не все ведомы и не так знатны, для того сюда и не внесены.
В сей Средней орде генерально четыре рода состоят, яко то: Найманы, Аргинцы, Увак-Гирейцы и Кипчаки, из которых Найманский против всех прочих люднее и богатее.
...Аргинский же род разделяется на девять поколений: 1-е именуется у них Чакчат, 2) Чарджит, 3) Тюртюул, 4) Караул, 5) Каракисяк, 6) Канджагалы, 7) Атчай, 8) Тараклы, 9) Кулчан-Аргинское. Кипчаки ж разделяют себя на пять колен, а именно: 1) Кипчакское само собою, потом 2) Кунделен, 3) Узун, 4) Танабуга, 5) Карабалык-Кипчакское. Сия орда пред Меньшею люднее и богатее, а особливо лошадьми, которые у них больше и лучше, нежели в Меньшей орде находящиеся. Да и народ сей орды посостоятельнее; сего ради и купцы азиатские для торгу в Оренбурге и в Троицкую крепость чрез улусы Средней орды охотнее и безопаснее ездят, да и лесов, по сказкам посланных туда из Оренбурга людей всякого звания, находится там довольно, которых в Меньшей орде весьма недостаточно. Ежели кто похочет все вышеписанное с тем сличить, что в "Примечаниях" Императорской Академии Наук 1734 года, по №28, 29, 30 и 21 о Киргиз-кайсаках и башкирцах показано: то подлинное в описании обоих оных народов окажутся немалые разности, но мы в доказательство вышеписанного более ссылаемся на нынешнее обоих тех народов состояние, ибо писано то самое, о чем от самих тех народов, тако ж и от бывалых там людей, в разные времена уведомленность...
(Рычков, Топогр. Оренб., 9'6-104).
…Что касается орды Малой, я привожу следующие сведения об ее составе из отдельных аймаков, или илов [Шеп], очень неравных по удельному весу между собою.
1) Аймак Алача, или Алача-Ил, в Рычковской "Оренбургской Топографии"- по Алчинской волости; 2) Байбакте; 3) Машкар; 4) Касельгурт; 5) Тана, у Рычкова - Таминский ил; 6) Серкеш; 7) Тасдар; 8) Аслен; 9) Адай, у Рычкова - Адашский; 10) Берш; 11) Узенбемер; 12) Диагус; 13) Тукмер-Адай; 14) Бойбат; 15) Кашай; 16) Тассеке; 17) Кеншальбан; 18) Моат; 19) Табиш; 20) Картмалтак; 21) Балакша; 22) Дисменей-Караш.
Информировавшие меня киргизы отозвались полным незнанием относительно волостей, не вошедших в приведенное перечисление. Но в Рычковской "Оренбургской Топографии" упомянуты еще несколько волостей (Китейская и др.).
Средняя орда [по кирг. Orta Dshius] имеет аймаки, или "илы", следующего наименования:
1) аймак Атагни, владыкой этой волости является властвующий как хан салтан Аблай. В аймаке -9 улусов или "уру"; 2) Найман ил или аймак, заключает в себе 16 улусов,- самый многолюдный и богатый своими стадами аймак; 3) Кипчак - аймак из 12 улусов; 4) Аргин-аймак из 6 "уру"; 5) Увак-Гирей-ил -14 улусов.
Мой перечень расходится с перечнем Рычкова, и я думаю, что есть и еще аймакы, не названные ни у меня, ни у него.
(Фальк, Ш, 541-542).
Из статьи "Тартары" в энциклопедии Д и д р о. Тартары или татары,- народ, заселяющий почти весь север Азии. В настоящее время этот народ делится на три различные нации: 1) татары в собственном смысле; 2) калмыки; 3) монголы. Остальные языческие племена, рассеянные по всей Сибири и по берегам Ледовитого океана, являются, собственно говоря, племенами дикими, разъединенными, хотя и происходящими от древних татар.
Татары в собственном смысле исповедуют магометанство, хотя большинства из них в религии больше языческого, чем магометанского. Все татары подразделяются на множество народностей. Главные из них: 1) барабинские татары; 2) татары-башкиры и уфимские татары; 3) татары будзинские; 4) татары-калмыки; 5) татары Казачьей орды;
6) крымские татары; 7) татары черкесские; 8) татары дагестанские; 9) татары кубанские; 10) татары-монголы; 11) татары-ногаи; 12) татары-телангуты; 13) татары тунгусы; 14) татары великой Бухарин; 15) татары-узбеки.
5) Татары К а з а ч ь е й о р д ы - одна из ветвей татар-магометан, обитающих в восточной части Туркестана, между реками Эмбой и Сырт [Сыр-Дарьей]. Они-среднего роста, очень смуглые, с маленькими черными блестящими глазами и с густой бородой. Они стригут свои волосы, чрезвычайно густые и черные, на четыре пальца от головы и носят круглые шапки в четверть аршина высотой из грубого сукна или из черного войлока, с меховыми полями. Одежда их состоит из хлопчатобумажной рубашки, из брюк бараньей кожи и из хлопчатобумажного же стеганого халата, называемого русскими китайка. Зимой сверх этого халата они надевают длинную шубу из бараньей шкуры, служащую им летом в качестве тюфяка. Чрезвычайно тяжелые сапоги их из лошадиной кожи сделаны таким образом, что каждый из них может изготовить их сам. Оружие их состоит из сабли, лука и пики, так как огнестрельное оружие вплоть до настоящего времени у них весьма мало употребительно.
Они всегда на лошади, в пути или на охоте, представляя заботу о своих стадах их женщинам и нескольким рабам. Они живут по большей части в палатках или юртах, кочуя в направлении калмыцкой границы и реки Эмбы, чтобы быть всегда готовыми к набегам. Летом о весьма часто забираются высоко в горы и проникаю далеко в Сибирь к западу от реки Иртыша (Iris).
Кара-калпаки, заселяющие западную часть Туркестана около побережья Каспийского моря являются верными союзниками и родственным народом татар Казачьей орды, сопровождая, обычно, последних в их кочевках, если имеется в виду какое-либо большое дело.
По вероисповеданию татары Казачьей орды - магометане, но у них нет ни корана, ни мулл, ни мечетей, так что их религия выражается в немногих вещах. Они имеют хана, который живет, обычно, зимою в городе Ташкенте, а летом кочует по берегам Сыр-Дарьи и у калмыцкой границы. Однако, их особые мурзы, весьма могущественные, оставляют хану немного власти. Эти татары могут вооружить самое большее 30 тысяч, а совместное с кара-калпаками-50 тысяч конных воинов.

КИТАЙСКИЕ ИСТОЧНИКИ

Казак, по китайски Хасак, есть большое владение, лежащее от Или к северо-западу. Это есть древняя Давань.
В 21-е лето правления Цянь-лун (1756 г.), когда китайские войска вступили в земли Казачьи, хан их, Аблай, вышел навстречу им и вступил в подданство китайское, почему и получил от государя грамоту на княжеское достоинство и календарь. С сего времени все его владение причислено к Китаю. Здесь не знают постоянного пребывания по городам и селениям. Землепашеством не занимаются. Живут в войлочных кибитках, питаются от скотоводства. Живут разсеянно и не составляют поколений. Земли их состоят из разлогов и низменных гор, привольных травою. Владельца называют би, а друг друга называют по имени. Ныне государем у них Аблай-би. Владения его довольно обширны, многолюдны. Скотоводство здесь весьма значительно: богатые содержат до 10 000 рогатого скота и лошадей, а овцам счета не знают. Жены по порядку от брата к брату поступают. Сыновей на 16 году возраста отделяют и снабжают частию скота, чтоб могли жить сами по себе. На пиршествах употребляют верблюжину, коневину, говядину и баранину; вино делают з кумыза. Вообще употребляют деревянную посуду, а богатые имеют медную и оловянную. В количестве одеяния поставляют щегольство, так что летом, в сильные жары, ходят на пиршества, одевшись в восемь и девять рядов платья. Очень любят китайский фарфор и чай. Разные выбойки парчи и плис предпочитают всему, а гродетуры, атлас и тафты не очень уважают. Они не имеют законов, ни учреждений; мало слушают и приказаний своего государя. Ежели кто провинится, то преступника судят на общем сборе. За малые вины штрафуют скотом, а за большие - общим приговором, предают смерти и разделяют между собою имущество виновного, не относясь к государю. В военных делах владелец советуется с народом; нежелающего итти в поход не принуждают.
Ежегодно платят Китаю из рогатого скота и лошадей одну голову со ста, с овец - одну голову с тысячи.
Илийский главнокомандующий посылает в их владения, чиновников для сбора сей подати. При первоначальном требовании владелец и старшины встретили великие затруднения. Владелец всячески убеждал их, и, наконец, принужденно согласились внести сей ясак. После сего, опасаясь худых последствий, ежегодно сами отдают его
сполна и без замедления. Казаков две орды. Первая, принадлежащая Аблаю-би, граничит с Или и Тарбагатаем находится под покровительством Китая и ежегодно пригоняет скота на границу для промена на шелковые материи. Казаки, обитающие к северу от них, составляют другую орду, которая многочисленее сей и не зависит от Китайской державы. (Иакинф, 144-146).

 Отправлено: 30.06.08 21:11. Заголовок: ХОЗЯЙСТВО КАЗАКОВ С..

ХОЗЯЙСТВО КАЗАКОВ
СКОТОВОДСТВО

Богатство киргизцов собственно состоит в скотоводстве, а наипаче много у них лошадей и овец. Верблюдов имеют они гораздо меньше, а коров и того еще меньше, по той причине, что их зимою без обыкновенного корма не можно хорошо содержать в степи. Во время переезда с одного места на другое возят они свои вещи на быках и верблюдах.
(Паллас, I, 581).
Скотоводство у киргизов самый распространенный, почти единственный в сущности промысел. У них необыкновенно большие стада прекраснейшего скота.
(Фальк, III, 542-543).
Все вообще киргизцы кочуют, живут всегда в подвижных юртах и ради скотоводства, главного и почти единственного упражнения, странствуют в своих степях. Поелику они в рассуждении перекочевок сообразуются своим стадам, то летом пребывают наибольшие в лежащих ближе к северу, а зимою в склонившихся больше на юг степях. Звериный промысел и рыбная ловля могут почитаться побочными только их упражнениями; о землепашестве же, которое и без того в большей части сухих и солончаками изобильных их степей было бы не прибыльно, и не думают.
(Георги, II, 126).
Я не видал у них никаких других верблюдов, кроме двугорбых.
…У богатых киргизцов верблюдов доят, и сказывают, что их молоко синевато, густо и вкусом приятно. Киргизцы почитают верблюжье молоко за весьма здоровое, и заквашенное придает больше хмелю, нежели кобылье молоко; при том же из него выходит лучшее вино, но сметана на нем не садится. В зимнее время должно больше стараться о верблюдах, нежели о прочей скотине, а именно покрывать их войлоками или Камышевыми рядинками и во время жестокой стужи расставливать большие войлоки или камышевые рядинки между кибитками для их прикрытия.
(Паллас, I, 581-582).
Верблюды имеются почти у каждого киргиза, по большей части двугорбого типа (кирг. Aire Tyje). Их отличают от верблюдов одногорбых (Nar Tyje) и находят, что они и быстрее бегают, и больше поднимают, и могут обходиться без пойла, и без фуража более долгое время. В силу этого они лучше для длительных перегонов, и все бухарские и хивинские караваны пользуются верблюдами именно этого типа. С одногорбых зато сходит гораздо больше шерсти, и в обиходе в силу этого они полезнее, и, кроме того, они лучше переносят холода. Есть у них верблюды, говорят киргизы правда, одногорбые, но самый горб у них несколько раздвоен, какой-то промежуточный тип. Но лично я не имел случая видеть таких верблюдов и не знаю, насколько можно доверяться в этом вопросе словам азиатов, меня осведомлявших. Верблюдов обоих типов киргизы неизменно оставляют всегда под открытым небом. Зимою они их ушивают в войлок, который облегает их корпус как своего рода попона, и больше не прилагают по отношению к ним никаких предупредительных забот. Верблюды питаются грубыми травами, зимою подбирают ветки ив и разных кустарников, но, в общем, едят мало.
Они большие охотники до одного мелкого степного кустарника Cytifutus hirfutus [ракитник], а также до Hedifarum Alhagis, Robinia, Echinops fparroceph и до других грубых соленых растений.
Если в течение долгого времени им не попадается никаких просоленных растений и если им удается, наконец, напасть на последние и поесть их, то они страдают поносом. Если они наедятся соленых растений и затем пропотеют от бегания или других причин, то вся их шерсть по всему телу пропитывается соленым выпотом настолько, что ночами к ним стараются подлезть коровы, овцы, козы и лижут их. Они сами также вылизывают друг друга, вызывая тем у себя желудочные камни.
К концу зимы у этих животных бывает случный период. Верблюды-жеребцы в это время очень дичают, делаются злы, скрежещут зубами и вообще опасны. Верблюды обоих полов стремятся подлечь друг к другу, и так проходит около часа, прежде чем совершится самое соитие. Кобылам в эту пору подвязывают под хвост небольшой защитный кусок войлока, который потом, дней через 8, убирают. Если кобыла не приняла, она по-прежнему стремится подлечь к жеребцам, но если оплодотворение совершилось, кобыла отходит прочь сама. Непринявшим опять подвязывают войлок, и через три-четыре недели бывает вторичная попытка сделать оплодотворение. После нормального соития снимают войлок, и жеребцы к ней больше не пристают. Носит самка больше году, около года она кормит верблюжонка, а на третий год она годна к следующему оплодотворению.
Верблюдов уже сосунками приучают припадать на колени, что необходимо для накладки вьюков. Приучают посредством путов на ногах и при каждом снижении непременно приговаривают "тиок-тиок", чтобы верблюд признал слово и по этой команде немедленно становился на колени сам. На второе лето верблюду прокалывают нос острым стержнем толщиною с крепкое перо, в проке продевают тонкую веревку, и время от времени ее продергивают, чтобы расширить отверстие. Когда эта операция вся заканчивается, верблюда начинают приучать уже к делу. Их объезжают мальчики, держа в одной руке продетую сквозь нос верблюда веревку, а в другой расщепленный спереди стэк. Этот раструб стэка ездок, упирает в конец веревочки, недалеко от носа верблюда и двигает по ней раструб в ту или другую cторону, смотря по тому, куда направить верблюжонка. Последний по третьему году уже тащит пять-шесть пудов. Верблюдов-жеребцов кастрирует (если кастрируют) именно в этом возрасте. Зажимают мошонку, вырезают прочь семенной мешок, все место выклада прижигают, смазывают маслом и перевязывают. Перевязку стараются возобновлять почаще. Если обнаруживается опухоль, то верблюда заставляют встать на камни над пепелищем костра, еще горячим, чтобы согреть больное место. Иногда верблюды паршивеют. В этих случаях их обмазывают черным дегтем - кара-май (Karamai), который находится недалеко от Сакейса (Sakeis) и в др. местах степи.
Употребляют верблюдов для езды, во-первых, и для несения тяжестей, во-вторых. При перемещении становищ верблюд обыкновенно тащит кибитку с ее основою и верхом. В дороге недалекой взрослый верблюд потянет пудов сорок, но бухарцы в своих длинных переездах грузят на сильного верблюда всего только 15 - 16 пудов, а более слабым дают не больше десяти пудов. Из верблюжьей шерсти выделывают сученую ткань, а из лучших сортов готовят армяки, одежду особого покроя, вроде камзола. Шерсть не стригут, а вычесывают по мере того, как она вылинивает сама. Шерсти с верблюда должно сойти столько же, сколько ее берут с четырех овец. Что касается молока, то оно сливается вместе с конским, для употребления как кумыс, если не оставляют для жеребенка. Чистое верблюжье молоко дает масло и сыр. Самая отдача молока налаживается, как и у лошадей: сосунка на день привязывают тут же, а кобылу неоднократно поддаивают. Если сосунка или хоть чучела сосунка налицо нет, кобыла молока не дает. Мясо верблюда принадлежит к числу вкусных блюд. Из кожи взрослого верблюда выходят самые большие и самые прочные меха или бурдюки. Если верблюда не сдают на убой, то он обыкновенно дотягивает до сорока лет. Одного верблюда расценивают как шесть или даже десять коней, что равносильно денежному расценку от 40 до 60 рублей.
(Фальк, III, 543-545).
Киргизская лошадь, - вроде русской, но побойчее и полегче. В Средней Орде очень много тигровой масти (по-узбекски - Argali, по-казакски - Tsehari) . За такие экземпляры в Бухаре платят большие деньги...
(Фальк, III, 543).
Киргизские лощади мало разнятся от калмыцких, однако, обыкновенно бывают ростом несколько выше. Они равномерно дики и быстры, да и привыкли во всю зиму промышлять себе корм, разгребая снег копытами, и через то облегчается прочему скоту паства. Если же выпал большой снег, то киргизцы оной разгребают лопатами для мелкого скота. Лошадей своих разделяют на табуны, и при каждом оставляется только один жеребец, а излишних жеребцов они кладут. Табунный жеребец служит в табуне кобыл вместо пастуха и сгоняет их вместе. Но ежели, кобыла отделится и поймется с другим жеребцом, то он уже больше не припускает оной к своему стаду. Все кобылы обыкновенно случаются в одно и жеребятся в апреле и мае месяцах.
(Паллас, I, 582-583).
Скотоводство их вообще башкирскому подобно. Да и самый род лошадей и рогатого скота таков же. Только киргизские в рассуждении того, что, бродя в теплых степях, не столько холодом и голодом изнуряются, как башкирские, бодрее, дичее и пригожее. К упряжкам очень трудно их приваживать, и за одним овсом околели бы они с голоду, если вы вдруг перестали давать им и другой корм; почему и надобно так делать, чтобы они исподволь к тому привыкали.
(Георги, II, 126).
Рогатым скотом завелись они еще недавно. Они похищали себе на развод оный у калмыков стадами и не мешали его размножению. По примеру калмыков употребляют они его, кроме обыкновенного заимствования от него разных выгод, к верховой езде, и прокалывают ему на такой конец, как верблюдам, в носу хрящ.
(Георги, II, 127).
Что касается рогатого скота, то киргизы его не очень ценят и не имеют к нему ни малейшего пристрастия. Племенной скот, из которого образовались их стада, краденый у калмыков или у башкир. Они держат стада на воле круглый год, но с недавнего времени, однако, начали сенокошение. В 1770 году хан ходатайствовал npeд Оренбургским губернатором о том, чтобы разрешено было ханскому народу нанимать илецких казаков для обучения косьбе. Ходатайство было удовлетворено. Расплачивались с казаками, отдавая им овец за их труд. Работу киргизов казаки описывают очень смешно. Замах косы у них то срывается выше травы, то тыкается в землю; эти ленивцы то и дело дают себе передышку и, все таки, никак не могут передохнуть. Киргизы держат рогатый скот не исключительно ради молока, масла, кожи; все больше и больше входит у них, на подобие калмыков, передвижение и повозка тяжестей силами того же рогатого скота, ради чего быкам и коровам во множестве прокалывают часть носа. (Фальк, III, 545).
Они ко всякой работе так непривычны, что и от самого малого труда почти обливаются потом и тотчас устают. Примером тому служит и следующее. В 1770 г. хотел хан последуя российским сельским хозяйствам, чтобы накошено было несколько сена для хворого скота, и достал себе на такой конец небольшие, в один только аршин длиной, российские косы. Но киргизы его не только или заносили их выше тарвы, или задевали землю, но и после всякой замашки, при чем нередко и сами опрокидывались, долго отдыхали, а напоследок и вовсе бросили косы, так что хан принужден был для сего, нанять казаков [русских].
(Георги, II, 129).
Киргизские овцы очень велики и при том весьма безобразны. Они ростом выше родившегося теленка и так толсты, что старые, в хорошее время года, весом бывают по четыре и по пяти пудов. Они видом несколько подобные индейским овцам; у них кривые, горбатые носы, нижняя губа долее передней, больше повислые уши и на шее по одной и или по две мочки. Вместо хвоста носят они курдюк, который у больших баранов бывает весом от 30 до 40 фунтов, и от 20 до 30 фунтов вынимают сала из курдюка. И только сим они разнятся от индейских баранов. Впрочем шерсть на них нарочито долгая, склочившаяся; а особливо на задней части смешанная с жесткими волосами; цветом желтоватая и по большей части белая. Некладеные бараны все с рогами, да и кладеные по большей части бывают с рогами. У иных баранов на голоае по четыре пяти [?] и по шести рогов, так как у исляндских. Хотя некладеные бараны ходят в стаде во все лето, но с апреля до октября месяца подвязывают им войлок под брюхо, дабы они овец не оплаживали. В октябре дают им волю, и потому овцы всегда ягнятся весною. Тоже употребляют средство и у быков. Во всю зиму овцы сами ищут себе корму под снегом, и снег служит им вместо воды, отчего они бывают неско тощи, но весною скоро опять становятся тучны. К тому много способствует короткая зима и еще сие, что снег в степи скоро сходит на многих соленых местах, и овцы, питаясь солоноватою травою, тучнеют. Может быть, сие обстоятельство тому причиною, что восточные овцы у киргизцов и калмыков от излишнего жиру составили особливый род, и вместо хвостов сделались у них такие большие курдюки, делающие их безобразными, да и в других местах, в коих держат только сих баранов и овец, с другим родом не мешают. Киргизские овцы обыкновенно носят по два ягненка, и скотской падеж у них не известен, потому, что скот в степи совершенно препоручен натуре; и так как овцы у киргизцов чрезмерно размножаются, и стада их многочисленны. Обыкновенная, но не смертоносная болезнь киргизских овец в том состоит, что у них в последнем желудке делаются всякие из шерсти или из разжеванных травных частиц свившиеся катышки, которые бывают покрыты черным лаком, да и окаменелое корою. Если какая скотина больна, то киргизцы оную убивают.
(Паллас, I, 583-584).
В овечьих стадах держат они и коз для собирания молока и шкур. Козы так же, как и овцы имеют удивительный вид; ибо они по большей части без рог; члены у них обросли длинною пестрою шерстью и уши повислые.
(Паллас, I, 584-585).
У овец их хвосты широкие, головы большие, уши повислые. Для овечьих заводов степи их весьма привольны, и потому они не только, не взирая на то, что их мног бьют, не уменьшаются, но и самые овцы бывают чрезвычайно велики. У них есть овцы вышиной с осла, у которых облившиеся жиром хвосты бывают весом и по пуду. Шерсть на них белая, черная, серая, пестрая; да и рыжая всем киргизским и широкохвостым овцам общая. Баранина служит ежедневною и нередко через долгое время единственною пищею прожорливым киргизцам; но при всем том, поелику многие овцы ягнятся двойнями,
могут они не только сами есть великое множество ягненков, но и продавать овец в весьма знатном числе в Россию и Хиву. Мясо этих овец слаще, нежели обыкновенных; и имеющие чистый вкус люди примечают, что оно от благовонных полыни родов бальзамом отзывается. Ягненки так вкусны, что ежегодно посылается некоторое число оных из Оренбурга в Санкт-Петербург для придворного стола. Киргизские мерлушки всех прочих, кроме бухарских, славнее, дешевле, больше расходятся, и почитаются первым товаром в киргизских торгах. Они бывают всех вышеупомянутых цветов. От самых лучших такой же лоск, как и от бухарских, и они волнисты, простые же мелкокурчаты, а на худших волос прямее. Дабы иметь побольше волнистых мерлушек, то обшивают они ягненков, как только родятся, холстом, от чего волос остается волнист и мягок. Когда же ягненки подрастут уже так, что холст лопнет, то убивают они их, дабы скорее содрать с них шкуру. Но такое хозяйство ведется только при малых стадах или у богатых людей, имеющих у себя многих невольников. Овечья их шерсть жестка и к произвождению ею торгов не годится, но употребляется только ими на валяние войлоков и толстого сукна.
(Георги, 127-128).
Овцы у их тяжелого калмыцкого типа с коротким увесистым курдюком (Kujnik), с отвислыми ушами. Рогов у этой породы по большей части не бывает. Они ходят всегда по воле, фуража им не готовят, и держат их, поэтому дело совсем легкое. На тысячу овец они считают достаточным водить 30-50 баранов. Чтобы эти бараны, так сказать, не ошибались и могли знать только настоящую случную пору, а не делали бы овцам ягнят преждевременно, им подвешивают куда надо кусок войлока и снимают этот войлок только когда придет время.
Овца - столь же необходимое животное в обиходе, как и лошадь. Баранина - ежедневное блюдо киргиза, и подолгу бывает, что больше ему нечего даже и есть, и ему Никогда не претит есть ее голую, без хлеба, без соли, без сала. Мясо овцы очень деликатно, скорее всего по причине множества в степи трав типа подорожника.
Курдючное сало до того нежно, тонко на вкус, что в русских кухнях его употребляют как масло. Бывают овцы, курдюк которых, булто бы, дает целый пуд сала. Что касается шерсти, то она коротка, груба, густа. Поэтому ее гонят больше всего на войлока, столь необходимые киргизу. По всему существу шерсть киргизской овцы может быть и не так уже груба, как она становится от того, что овцы всегда, круглый год, на вольном воздухе. Стригут овец два раза в год. Ножницы - длиною в поларшина. За каждую стрижку с барана сходит по два фунта шерсти. Шерсть не сортируется. Из бараньих шкур они делают себе зимнюю одежду, а также доставляют их в готовом виде в Оренбург. Насколько видным является киргизское овцеводство, можно заключить хотя бы и размеров менового оборота с Оренбургом. В 1769 г. сдано было в обмен 140 000 живых овец; в 1770-138 000. Все это не считая ни ягнят, ни бесчисленного множества шкур как овечьих, так и ягнячьих. Приведенные цифры не максимальные, в иные годы отпуск бывает еще больше. Эти счастливые овцеводы не жалуются ни на какую заразу среди этих животных. У овец, коров, телят зачастую обнаруживают желудочные камни по килограмму. Это последствие того, что скот облизывает покрышку киргизских кибиток.
Коз держат сообща с бараньим стадом, а так как козловые шкуры лучше всех, то поэтому самих козлов кастрации не подвергают. В Оренбург их доставляют массами. Коз уберегают от преждевременного потомства таким же образом, как и овец.
(Фальк, III, 545-546).

ОХОТА

Киргизцы, препровождая умеренную пастушью жизнь, обыкновенно упражняются в звериной ловле; при чем они имеют ту выгоду, что уменьшают число опасных их стадам лисиц и волков... Для ловли зверей употребляют они ученых орлов. В пространной степи ездят на лошадях за охотою, и, конечно, не можно себе представить лучшего случая к звериной ловле. Мне рассказывали, как они убивают сайгаков, по их акик называемых. Сии звери зимою, по большей части, водятся в оброслых камышом местах, и как они телом очень нежны и легко бывают ранены, то киргизцы в некоторых местах срезывают вершины у камыша и оставляют только высокие стволы, на которые прыгающие сайгаки попадают брюхом: и так они, загнав сих зверей в такие места, легко ловить могут.
(Паллас, I.585).
Хотя большая половина сих богатых и праздных скотоводов упражняются в звериной ловле только для забавы, однакож промысел сей, доставляя им дичину и мягкую рухлядь, приносит великую пользу. В степях их водятся волки, простые и степные лисицы, язвецы [род барсука], ясная дичь, сайги, горностаи, сурки, и другие звери. В местах их, лежащих больше на восток и юг, водятся не в таком множестве, а отчасти редко, дикие овцы (аркал), так называемые калмыцкие коровы (по-кирг. сугунь, по-калм. сарлык), серны (каракуйрук), чекалки [земляной зайчик], барсы (юлбарс), дикие ослы (тарпан) и другие. Кроме разных ловушек, силков и прочего, гоняются они за зверями на лошадях верхом, при чем употребляют гончих своих собак и беркутов, коих они покупают наибольше в Оренбурге весьма дорогою ценою, и учат их так, что они преследуемому зверю уцепляются когтями своими в глаза и тем еще лучше, нежели собаки, побег его останавливают, после чего преследователь убивает его тяжелым своим кнутом.
(Георги, I, 128).
...Что касается охоты, то в этой области киргизы усердствуют больше ради утехи, нежели только, чтобы непременно что-нибудь добыть или заработать. Но часто добывают они мяса и меха для себя и для продажи. За волками, лисицами, корсаками охотятся всегда верхом и забивают зверя кнутами. В помощь себе часто берут на охоту собак. Киргизская собака представляет собой обыкновенную борзую (Canis grajus). Зверя на охоте бьют и из фитильных ружей, но очень редко,- скорее никогда. Пользуются для того луками и стрелами. В западни, расстанавливаемые охотниками (самые приборы, капканы, получают из Оренбурга), ловятся все названные звери, а сверх того еще бобры и выдры. Но всего больше утехи доставляют киргизу охота с беркутом. Так называется у киргизов разновидность благородной хищной птицы - Falko fulvus. Их покупают также в Оренбурге по цене 6-7 руб. за штуку. Беркута можно начать прилаживать к охоте только пока ему еще нет году, а тренировать его охотнику надо самому. Когда птицу кормят, то с головы то с головы у нее снимают шапочку, которую держат на охотничьем беркуте всегда, кроме охоты. Кормят беркута с рук и при этом его ласкают и приговаривают ласковые словечки. С течением времени беркута начинают пускать в полеты за мясом и с каждым разом все дальше и дальше. Кормят его, как общее правило, только через день. В конце концов, тащат на лошади лисье чучело, а киргиз с беркутом на руке, едет сзади, и тут сдергивает шапочку и спускает беркута. В награду за работу при этом беркуту дают немного мяса. Так делают изо дня в день в течении 4-5 недель, пока оба, учитель и ученик, не овладеют мастерством. Натасканный на дело беркут бьет по лисицам, по волкам, по зайцам, стремится вцепиться когтями в глаза и вообще задает зверю дела и задерживает его, покуда, не подоспеет сам охотник. Зимою на насест беркута льют воду, потому что лед под птицей мешает ей жиреть, и с этой же целью дают ей есть очень скупо. Разозленный беркут может убить своего господина. Примеры тому бывают. Вот почему с беркутами всегда обра-щаюся очень осторожно. Беркут остается годным к охоте лет 9-10. За одну хорошую, задавшуюся в охоте птицу, без колебаний дают пару верблюдов.
Кроме беркута рассказывают также про белого ястреба [Tuigun] как про птицу, очень способную усвоять охотничью выдержку. Киргизы держатся совсем в стороне от таких занятий, как поимка птиц или рыбная ловля.
(Фальк, III, 546-547).

РАЗДЕЛЕНИЕ ТРУДА
МЕЖДУ МУЖЧИНАМИ И ЖЕНЩИНАМИ.
ПРОМЫСЛЫ

Отнюдь нельзя сказать, чтобы у взрослого киргиза - мужчины было очень много дел: присмотр за стадами (табунами), меновая торговля скотом и другими продуктами на русской границе, с бухарцами и др. coceдями, да охота и другие ей подобные занятия. Тем сильне загружена работою женская половина населения. Кроме обычной возни с детьми, с готовкою пищи, стирки и т.д., они же должны собирать дерево и грубый кустарник для топки и сушить для той же цели скотский навоз. Прядут верблюжью и овечью шерсть; шьют, сидят за домотканными материями; красят, занимаются дублением кожи и овчины; приготовляют войлочные платы из грубой овечьей шерсти, доят большое количество лошадей, верблюдов, коров, делают масло, сыр, кислое молоко, приготовляют
кумыс; расщепляют жилы для пошивной дратвы; приготовляют бурдюки (бурдючок небольшого называется турзук, большой размер употребляется для молока); при передвижении с места на место только одни женщины несут труд разобрать кибитку и собрать ее снова на новом месте; женщины варят мыло (по кирг. сабан), используя всякиё жиры и пепел без примеси извести, и делают множество других дел. (Фальк, III, 547).
Киргизские женщины упражняются, как и башкирки в доении скота, выделывании кож, тканье, валяньи войлоков и других, сим подобных делах. Они ткут не холст, крапивный или пеньковый, но толстое токмо, сукно и камлот, и употребляют к валянию сукна мыло собственного своего варения.
(Георги, II, 130).
Почти все то, что им потребно из тканых материй и других мелочных иностранных вещей, должны они покупать у россиян или асиатских караванов или доставать себе грабежом; но ныне отвыкают от грабительства, и начинают производить торг на промен товаров. У них не делают потребных к одеянию вещей, а приготовляют калмыцкие мехи на тулупы и выделывают кожи, также ткут толстые камлоты или армяки, валяют войлоки из овечьей шерсти и умеют хорошо расцвечать крашеною шерстью; сверх того, делают всякую посуду из кожи и другие нечистой работы мелочные вещи. Звериные шкуры выделывают они также, как калмыки, кислым молоком; мужское одеяние по большой части состоит из оных.
(Паллас, I, 569).
Киргизцы выделывают их [козьи шкуры ] следующим образом: сперва стригут шерсть с козьих кож, спрыскивают водою и, свернув в трубку, дают лежать в теплом месте до тех пор, пока начнут они вонять и волосеные корни вылезать; потом скоблят тупыми ножами, и оскобленную кожу просушивают; после того кладут в пресное, а ежели кожа толста, то в кислое молоко, и квасят четверы сутки, но по всякой день скоблят, чтобы кожа тем чище была. Напоследок сушат в тенистом месте, мнут руками и топчут ногами до тех пор, пока сделается мяхкою. Потом окуривают, опять мнут и напоследок красят темножелтою краскою, которую киргизцы сами притовляют, а именно коренья или черенкового ревеня ростущего по всей соленой степи каменного чая, у калмыков тушуть, а у казаков желтый корень называется, варят с квасцами в воде. Некоторые варят краску с бараньим салом, дабы она прочнее была. Простуженная краска так густа, как каша размазня, и оною намазывают кожу несколько раз по обоим сторонам и каждый раз просушивают кожу несколько раз по обоим сторонам и каждый раз просушивают, а напоследок мнут и делают мяхкою. Такие кожи можно часто мыть, и они не теряют своего темножелтого цвета. Те же коренья употребляют киргизцы для крашения шерсти, но для красного цвета употребляется настоящая мариона, которая трава растет на низких местах при Яике и в степи, и по их кызил буяв называется. У них есть свои кузнецы, которые делают только самые простые мелочные вещи, и тоже самое должно разуметь и о их серебрениках. Сии люди не могут понять, как европейцы до такого искусства дошли, что умеют делать иглы и наперстки. Все такие мелочные вещи и многие другие товары покупают они в Оренбурге и в других пограничных местах. Но как они никаких монет у себя не имеют, то все ценят по лошадям и баранам, а вместо мелких денег служат у них волчьи и карсаковы мехи и напоследок мерлушки.
(Пал л а с, I, 570-571).

 Отправлено: 30.06.08 21:13. Заголовок: ТОРГОВЛЯ, ТОРГОВЫЕ П..

ТОРГОВЛЯ, ТОРГОВЫЕ ПУТИ,
ТОРГОВЫЕ ЦЕНТРЫ
(ОРЕНБУРГ, ТРОИЦК, ПЕТРОПАВЛОВСК,
СЕМИПАЛАТИНСК)

Прежде киргиз умел обходиться тем, что давало ему его степное животноводство и сама степь. Постепенно, однако, киргиз делался все суетнее и становится т таким все более. Они познают вкус разных новинок и приохачиваются к ним. Не к чему либо, по части выпивок или лакомства, а главным образом в области нарядов, украшений, домашних удобств, где они запасаются все новыми и новыми потребностями. (Фальк, Ш. 547). Все надобное киргизцам для удовлетворения суетности и для житейских выгод получают они через торги с Россией, Бухарою, Хивою и другими соседственными областями. Всякая торговля производится обменом, причем овцы служат как будто бы размером. Торг с Россиею может почесться наизнатнейшим, потому что они посредством оного приобретают удобно и недорого всякие надобности, и поелику российское купечество из природных русских и татарских народов, верно, покупает все то, чтобы они не привезли. А как купцам в степях их крайне опасно, то киргизцы принуждены сами приезжать в российские торговые места. Самые большие торги производятся в Оренбурге, где на киргизской стороне Урала, верстах в трех от города, есть знатный гостиный двор, называемый азиатским и состоящий из нескольких сот лавок, построенных четвероугольником, на подобие крепостцы. Сей гостиный двор, по средине которого есть еще и другой, меньший пространством, для бухарцев, принадлежит казне. Для безопасности не только построены все лавки лицом в нутро, но и находится в нем наряд солдат, с огнестрельными орудиями. Тут производятся почти все торги Малой орды; ибо торговля их в Уральске и других городах Оренбургской линии не велика. Средняя орда торгует наибольше в Троицке при Уе, вышедшей из Тобола реки, также Петропавловской крепости при Ишиме, и в Омске, и Усть-Каменогорске; оба сии города лежат при Иртыше. Киргизцы торгуют беспошлинно. Российские же купцы платят пошлины по 10 со ста; но торговля сия при всем том крайне для них прибыточна, и в рассуждении того, что киргизцы от времени до времени становятся прихотливее, наравне с суетностью их возрастает. Киргизцы торгуют лошадьми, рогатым скотом, овцами, мерлушками, невыделанными кожами, верблюжей шерстью, волчьими и лисьими мехами, войлоками и мелочью. В одном Оренбурге продают они в год около 150 000 овец, а иногда и больше: ибо они бывают всегда главным товаром. По времени, однако ж, в малом только количестве, привозят на продажу и невольников, а особливо из кызылбаш и трухменцев. Берут же, напротив того, сукна, а особливо красные, шелковые и шерстяные материи, шелковые платки, готовые киргизские сапоги, кушаки, ленты, золотые бахромы, нитки, котлы, чугунники, таганы, ведры; верховую сбрую, готовое киргизское женское убрантство, бисер, иголки, наперстки, серьги, перстни и кольца, огнивы и всякий другой щепетильный товар, также беркутов, муку, пшено и другую крупу.
Бухарцы, хивинцы, ташкенцы и прочие соседственные народы, упражняющиеся в землепашестве и рукоделиях, берут у киргизцев убойную скотину и верблюдов для купеческих караванов; напротив чего снабдевают их оружием, которое продавать им российским купцам запрещено, латами, бумажными материями, платьем и прочим.
(Георги, II, 136-137).

ПЕТР I В БОРЬБЕ ЗА ТОРГОВЫЕ ПУТИ
ЧЕРЕЗ КАЗАКСТАН

"...Буде оная орда [киргиз-кайсаков] в точное подданство не пожелает, то стараться, несмотря на великие издержки, хотя бы до мелиона держать, но токмо чтоб только одним листом под протекциею Российской империи быть обязались".
(Из бумаг Тевкелева; цит. по книге В. Н. Витевского:
"И. И. Неплюев и Оренб: Край" Казань, 1897, т. I, 136).
"...[Петр] через многих изволил уведомиться об оной орде, хотя де оная
киргиз-кайсацкая орда степной и легкомысленный народ, токмо де всем азиатским странам и землям оная де орда ключ и врата; и той ради причины оная де орда потребна под Российской протекцией быть, чтобы только через их во всех странах комониканцею [связь] иметь и к Российской стороне полезные способные меры взять..."
(Из бумаг Тевкелева; цит. по книге В. Н. Витевского:
"И. И. Неплюев и Оренб. Край..." Казань, 1897, т. I, 136).
...Покойный статский советник Кирилов, быв при его императорском величестве [Петре I] секретарем, а потом и обер-секретарем Правительствующего сената и имея довольный случай ведать о всех его императорского величества вечной славы достойные памяти высочайших намерениях к восстановлению и распространению aзиатской коммерции, во время государствования императрицы Анны Иоанновны, не новую, но прежнюю материю по тогдашнему времени и по возможности сил своих представлял…
(Р ы ч к о в, Топогр. Оренб. 230).

СОЗДАНИЕ ОРЕНБУРГА
(грамота Анны Иоанновны от 1-го мая 1734 г.).
"Объявляем во всенародное известие".
Какое мы попечение имеем о пользе и благополучии и расширении нашей империи, о том довольно видно из наших новых учреждений сухопутных и морских войск, такожде распорядков государственных; к тому же отправленные в разные места экспедиции явно сами показывают, что оные, несмотря ни на какие из нашей казны расходы, к пользе и славе нашей империи чинятся. Между теми, начатыми делами, уже самым действом, с божьей помощью, исполняется, что в Азии, в Великой Татарии, в 1731 г.,
киргиз-кайсацкий воинский народ, между которыми первейший Абулхаир-хан, владеющией Меньшею ордою, а потом прочие двух орд ханы, и знатные старшины, и все войско, во многом числе обретающееся, и особливый киргиз-кайсацкий народ с их ханом, без всякого движения наших войск, но из своей воли, в наше вечное подданство вновь пришли, а аральский хан и с народом такого же подданства нашего желают. И тако мы в рассуждении о сих новых наших подданных народах, кои с старыми нашими ж подданными башкирцами и калмыцкими ордами в близости живут и прежде всегда имели друг на друга нападения и тем сами себя разоряли, наипаче же отправляющейся полезной коммерции в Великую Татарию, в Хиву и в другие места, многая в пути разорения наносили: запотребно изобрели вновь построить город при устье Орь реки, впадающей в Яик, дабы через то в покое как оные орды в подданстве содержать, так и коммерцию безопасную в пользу нашего интереса и наших подданных иметь, и для строения того города особливую нарочную кспедицию в немалом числе штатских и воинских чинов отправили, понеже всякая не точию от новых, но и от чего старых городов желаемая польза интереса нашего не от чего иного зависит, как от порядочного учреждения и расположения в гражданстве и от умножения жителей.
Того ради сей новый город сею первою нашею привиллегией всемилостивейше жалуем и в предбудущие времена утверждаем. 1) Сему городу, с богом, вновь строиться назначенному, именоваться Оренбург, и во всяких случаях называть его и писать сим от нас данным именем, в котором городе жалуем и даем соизволение всем и всякого
народа российского (кроме беглых из службы нашей людей и крестьян, в подушный оклад положенных), купечеству, мастеровым и разночинцам, также иностранных европейских государств иноземным купцам и художникам тутошним башкирскому народу и живущим с ними и новоподданным нашим киргиз-кайсацким... народам, и из азиатских стран приезжим грекам, армянам, индейцам, персам, бухарцам; хивинцам, ташкенцам, калмыкам и иным, всякого звания и веры, приходить, селиться, жить, торговать и всяким ремеслом промышлять и паки [опять] на свои прежние жилища отходить свободно и невозбранно, без всякой опасности и удержания. 2) Такожде в первые три года, то есть с 1735 по 1738 год, для новости сего места ни с каких товаров в казну пошлин, опричь [кроме] определенной городской части, не имать; а кто похочет селиться и жить, тем не точию безденежно места под дворы, кладовые, амбары и лавки отводить, но и сколько возможно к строению как лесными, так и каменными припасами из казны нашей помогать; за которые истинные деньги выплачивать в нашу казну без процентов, по расположению, в десять лет".
(Рычков, Ист. Оренб., 10, 11).
1738, февраля 14.
Повелено тайному советнику Татищеву наведаться от киргизцев или от прочих тамошних народов, каким бы образом можно шерсть оттуда доставать, и на первый случай хотя малый торг учредить из казенного кошта.
(К. 5).

1738, февраля 15.
...О торге же в Яицком городке у казаков с киргизами и о взятии посылок повелено поступать по их казацким привилегиям, по которым велено только им в казацких своих юртах беспошлинно торговать, также повелено выдать присланному от Татищева капитану Лакосолову 3000 руб. для вымена у киргизцев лошадей на сукно.
(К. 5).

1766, июня 13.
В виду того, что киргиз-кайсаки что далее, то более к покупку хлеба охотятся разрешено продолжить беспошлинный отпуск хлеба впредь до указа, дабы через то киргиз-кайсаки кмелл более к России обязанности. Из ведомости видно, что с 16 октября 1763 г., по 22 июня 1766 г продано киргизам: пшеницы 19620 пудов 14 ф., муки пшеничной 499 пуд. 30 ф., ржаной 4230 пуд. 28 ф., круп пшеничных 21 838 п. 2 ф., полбенных 1458 п. 22 ф., ячных 703 п. 30 ф.
(К. 111).

РАЗВИТИЕ ОРЕНБУРГСКОЙ ТОРГОВЛИ

До учреждения оной экспедиции по самое то время азиатские купцы; как-то хивинцы, бухарцы, ташкенцы и им подобные, к Российской стороне далее киргиз-кайсацких орд никогда не приближались, а торговали токмо в улусах обоих оных орд, которые в летние времена часто по самому Яику, и по впадающим в оный речкам располагались, да и торг их весь состоял токмо в мене бумажных их холстов и в сделанном из того по их обыкновению платье, на которые вещи выменивали они от киргизцев лошадей и баранов и, отгоняя их в Хиву и в другие места, где их не довольно, продавали с прибылью.
Из тех азиатских купцов несколько ташкентских capтов, будучи в Меньшей орде у Абулхаир-хана и уведомясь, что хан со всей своей ордою в российское подданство вступил и сына своего ко двору послал с прошением, дабы для произведения российской коммерции в Азию, а азиатской в Россию при устье реки Ори построен был российский город, и что по тому его ханскому прошению оный город строить повелено, и для того отправлен помянутый Кирилов с сыном его ханским на Уфу, сообщили о том городским своим старшинам, и с их позволения тогда ж некоторые из них с имевшимися у них товарами поехали в Уфу, с позволения Абулхаирханова и за его ханскими провожатыми, куда они через башкирь в начале 1735 года и прибыли, и, увидевшись тут с Кириловым,
объявляя ему всенародное свое желание, чтобы в новом городе, для произведения с ними и с другими тамошними народами учреждена была знатная ярмарка, обещаясь впредь повсегодно в тот новый город немалыми караванами и с довольным числом товаров на ярмарку приезжать. При том и сего требовали, чтоб российские купцы с российскими европейскими товарами к ним в Ташкент ездили. За неимением в Уфе достойных и капитальных купцов, как выше упомянуто, все они для продажи имевшихся у них товаров отпущены были по их прошению в Казань с рекомендацией, чтобы им там для первого случая показано было всякое приласкание и увольнение от пошлин; где они быв и расторговався, еще в том же 1735 году в отечество их чрез Новый Оренбург (кой заложен уже был упомянутым Кириловым того года 25 августа) и отпущены.
В 1736 и в 1737 годах за бывшим башкирским бунтом проезд в новый Оренбург был не только затруднителен, но и весьма опасен; чего ради из российских купцов с товарами почти никто туда не ездил. Однако ж азиатские купцы и киргиз-кайсаки, приезжая туда, имевшиеся у них товары, тако ж лошадей и скот бывшим тогда в Оренбурге людям меняли, иная от оных надобные им вещи, у кого что было; но за небытием российского купечества вся та мена состояла в небольшом, и никаких пошлин не сбирано.
В 1738 году, со вступлением в Оренбург тайного советника Василия Никитича Татищева, вне крепости для мены с киргиз-кайсаками и с прибывшими тогда хивинцами и ташкенцами, построен был меновой двор с потребным числом лавок, и о бытии тут торгу, о пошлинном и о прочих сборах учинены надлежащие учреждения. Тогда и в город Ташкент с данными от Абулхаир-хана провожатыми отправлен был первый российский караван; но оный киргиз-кайсаки Большой орды по ту сторону Туркестана, не допустив до Ташкента дня за два, разграбили, и тем первое сие отправление учинилось бесплодно.
Что до сбора пошлин надлежит, то, по силе пожалованной городу Оренбургу привилегии, в первые три года, то есть с 1736 по 1738 год, никаких пошлин брать было не повелено, кроме одной градской части по два процента с рубля. А в 1736 году, февраля 11 числа, по состоявшемуся, именному указу, велено было ту градскую часть для новости места продолжать от того времени еще шесть лет, что следовало по 1742 год. Потом именным же указом, присланным к генерал-лейтенанту князю Урусову, от 20 августа 1739 года повелено торгу быть в новом Оренбурге (сие разумелось тогда о Красногорске) и кои купцы торговать будут в нем, с тех для приохочивания их повелено брать пошлину от того времени десять лет (и тако по 20 число августа 1749 г.) против торгующих в Астрахани иноземцев с уменьшением, а именно по три копейки с рубля, а по прошествии десяти лет велено оную брать по торговому уставу, по пяти копеек с рубля, что исполнялось.
Каким же образом с того 1738 года весь оный торг, сперва в прежде заложенном при реке Ори, а потом в настоящем Оренбурге, також и на Уйской линии в Троицкой крепости, умножился, сие отчасти можно узнавать по казенным доходам, коих для сокращения выписано и следует при сем одни годовые перечни по справке с подлинными делами, а именно:


Всяких сборов. В том числе одних таможенных.

год
1738 - 1375 руб 64 коп 546 руб 98 коп
1739 - 2543 ,, 13 ,, 687 ,, 63 ,,
1740 - 4313 ,, 19 ,, 3083 ,, 23 ,,
1741 - 4524 ,, 73 ,, 3872 ,, 39 ,,
1742 - 4799 ,, 51 ,, 3384 ,, 50 ,,
1743 - 6411 ,, 3 ,, 4182 ,, 83 ,,
1744 - 6835 ,, 94 ,, 4806 ,, 19 ,,
1745 - 10719 ,, 13 ,, 6893 ,, 25 ,,
1746 - 13645 ,, 63 ,, 8027 ,, 95 ,,
1747 - 21458 ,, 33 ,, 12627 ,, 95 ,,
1748 - 33000 ,, 15 ,, 19683 ,, 34 ,,
1749 - 60267 ,, 98 ,, 44188 ,, 61 ,,
1750 - 72404 ,, 98 ,, 52506 ,, 84 ,,
1751 - 106569 ,, 2 ,, 85123 ,, 84 ,,
1752 - 90839 ,, 16 ,, 73233 ,, 49 ,,
1753 - 53301 ,, 69 ,, 33884 ,, 48 ,,
1754 - 65912 ,, 54 ,, 50362 ,, 64 ,,


В вышеписанных новых оренбургских доходах собираeмые c тептярей и бобылей, хотя и новые ж доходы, изобретенные по Оренбургской экспедиции, яко ясачные и до комерции не принадлежащие, не включены, которых от1747 года повсегодно собирается двадцать три тысячи сто шестьдесят шесть рублей восемь копеек с половиною.
Означенных с 1748 года доходов могло бы быть еще гораздо больше, ежели б азиатскими купцами вместо золота и серебра, чему вывоз с того года начался, привозимы были другие товары, с коих пошлина берется; яко с золота, cepeбрa и других каменьев, по силе указов и поособливому оренбургскому тарифу, никаких пошлин не брано и не берется; а по запискам и документам канцелярским, с того 1748 года и по 1755 год имелось в вывозе золота около пятидесяти, а серебра около четырех тысяч шестисот пудов, не упоминая того, что из оного и из каменьев в мену не вошло, и русскими купцам внутрь государства без всякой явки вывезено, чего за ними усматривать невозможно.
(Рычков, Топогр. Оренб., 225-229).
Нет моего намерения описывать город Оренбург потому что в "Оренбургской Топографии" содержится столь обстоятельное известие о местоположении, учреждении и о всех зрения достойных публичных строениях сего изрядного города, что мне надлежало бы оное выписать, и невозможно бы было ничего прибавить для дополнения. Вообще сказать можно, что основание оного совершенно соответствует важному азиатскому торгу, посредством которого стараются сей город сделать главным пристанищем, и что надлежало бы оной населить зажиточными купцами, и заведенными фабриками таких товаров, которые больше покупают азиатские народы, привесть в цветущее состояние; ибо Оренбург бесспорно должен быть самым важнейшим, провинциальным городом в Российском государстве. Тамошний, прибыточный торг производят ныне по большей части пришельцы из отдаленных городов Российской империи, который по окончании состоящего в промене торга отчасти разъезжаются по домам с новыми товарами и прибылью, отчасти стараются продать товары в Оренбурге на наличные деньги. Такие торговые люди по всякую весну приходят в Оренбург караванами и привозят из дальних мест и отчасти чужестранные товары, которые можно бы в самом городе или по близости оного делать на заведенных фабриках и заводах.
Самые важные азиатскими народами покупаемые товары суть всякие шерстяные материи, красной и малиновой бархат, пестреть, полотно, юфть, медные и чугунные котлы и посуда, которые вещи по большой части привозят с дальних сибирских заводов; так же всякие жестяные и железные вещицы, иглы, наперстки, стекла, пронизки и всякая к их одеянию и к конскому убору потребная мелочь, которую больше покупают киргизцы. Сверх того еще всякие красильные материи, а особливо брускавая краска [краска из корня растения бруски], крутик [иранский корень], червец [красная краска], квасцы и купорос; также сахар и некоторые меха, а наипаче бобры и куницы выменивают бухарцы на свой товар. Киргизцы еще берут у российских купцов много худой выбойки [грубый ситец] и другой материи из хлопчатой бумаги, которую россияне выменивают у бухарцов; почему на делаемые, на своих фабриках товары из хлопчатой бумаги неотменно был бы большой расход, и государству проистекала бы из того великая прибыль, если бы невыделанную материю брали у самих бухарцов и хивинцов, которые уже ныне охотнее привозят неупотребленную в дело хлопчатую бумагу. Я заподлинно знаю, что в полуденной части Российского государства довольно находится таких мест, в которых может расти хлопчатое дерево, и потому можно бы там приуготовлять хлопчатую бумагу. Конечно, в Оренбургской стране и при реке Сакмаре, где прежде сего каргалинские татары пытались, было развести хлопчатое дерево, нет никакой надежды к хорошему успеху. Сии страны отчасти подвержены переменам теплоты и стужи по причине близ находящихся гор, а отчасти земля худа, глиниста и камениста, да и летом бывает чрезмерная засуха. Потому не удивительно, что ни в прежнем оренбургском саду, ниже в заведенных между Самарским городком и Пречистенскою крепостью огородах плоды не могли созревать. Если бы такие опыты были сделаны при реках Самаре, Моче, Иргисе, и в нижних странах Волги, то бы конечно можно было надеяться хорошего успеха.
Главнейшие товары, которые променивают приходящие караванами азиатские купцы на вышеписанные российские вещи, суть следующие: золото, серебро, по большой части в персицких монетах и в индейских рупиях состоящее, да и самое песошное золото, также лазоревой камень, сердолик и другие драгоценные камни; множество простой и пяденной хлопчатой бумаги разной доброты, при том же довольно тканых бумажных материй и китаек; тонкие индейские и посредственные ситцы и полушелковые материи: готовые халаты разной доброты, серые и черные курчавые бухарские мерлушки, которые дорого покупают; меха диких кошек двоякого рода, манул и пулан называемых, также тигровые кожи и проч. Иногда бухарцы привозили самородную, но несколько с землею смешанную селитру, которая родится в ямах и при том в таких местах их земли, где были старинные города или кладбища. Шелк по сие время привозят только в небольшом количестве, также очень мало хороших индейских товаров, и, может быть, для того, что российские купцы мало покупают, что бухарцы, как то они сами сказывают, не имеют прибыли от оных товаров, и по причине двойной продажи, и дальнаго, отчасти, опасного провоза не могут оных ставить по сносной цене. При том же в рассуждении индейского торга должно подумать, что в северной части Индии, может быть, нет таких фабрик, на которых делают драгоценные товары, а находятся они в полуденной и к Индийскому морю ближайшей стране, из которой идут наилучшие товары; и так хотя бы бухарские купцы ревностно старались, скупая оные, привозить в Оренбург для продажи; однако не будет надежды, чтобы европейский морской торг в цене и в доброте вывозимых из Индии товаров превзойти, или токмо с оным сравняться можно было.
Еще должно упомянуть о бухарских мелочных, особливо до натуральной истории касающихся товарах, а именно: бухарцы привозят иногда разные свои плоды, как-то, например: сушеные априкосы, персики и мелкий, весьма приятный изюм, кишмиш называемый, в котором либо совсем нет зерен, или есть уже самые большие косточки. Орехи, чинар называемые, которые собирают они с букового дерева особливого рода. Порядочное червяное семя, дармика называемое, которое они получают из Индии и бросают в вырытые канавы в садах для истребления червей, и напоследок привозят иногда семена тамошних арбузов, дынь и бухарского пшена, джугари называемого.
...Никакая ветвь бухарского торгу не может быть важнее и прибыточнее Российскому государству, как привоз неделанных материй. Торг шелком поныне еще не приведен в совершенство. Другая неделанная материя, которую бы можно не токмо употреблять в дело с великою пользою в государстве, но и отпускать в иностранные земли есть верблюжья шерсть, которую иные покупают у киргизцев и калмыков в немалом количестве, и при том еще изрядную по дешевой цене, а именно дают за пуд от 80 коп. до двух рублей с четвертью. Да и можно бы легко развести верблюдов внутри государства, потому что они не токмо во многих местах Башкирской страны, а особливо в Исецкой провинции очень хороши бывают и при худом содержании; но и вся степь между Яиком и Волгою составляет тучную паству для верблюдов.
Кроме оной, конечно немаловажной ветви есть еще особливый торг с киргизами, то есть промен скота. Почти ежегодно выменивают в Оренбурге у оного степного народа
от 40 до 60 тысяч баранов на десять тысяч лошадей и гоняют в Россию. Но ныне по большей части бьют баранов в Оренбурге и в других городах на Волге и только
топленое сало с немалою прибылью развозят в гавани всего государства, откуда оно отпускается в чужестранные земли под именем российского сала; летом в Оренбурге почти даром можно достать баранины, ибо купцы уже довольно имеют прибыли от сала, потому что у киргизского барана курдюк часто бывает весом больше пуда, а топленого сала выходит из оного больше 30 фунтов,
Опричь множества крупного и мелкого скота привозят киргизцы и простые мехи для промену, как-то, например: степных волков, кои шерстью худы, но легки; степных лисиц, караган называемых, коих шерсть цветом походит на волчью; такие же лисицы водятся в Калмыцкой степи; особливого рода малые лисицы, корсаки называемые, которые водятся в гористых степных местах; дикие кошки и множество мерлушек, которые бывают еще лучше калмыцких и почитаются за главный товар в меховом торгу. Еще выменивают у киргизцев всякие войлоки и шерстяные ковры, кошмы называемые, которые они делают сами разной доброты, и при том еще нарочито пестрые и красивые. Как киргизцы не очень искусны в торгу и берут при промене много худых товаров и всякой мелочи, то российским купцам приходит от них великая прибыль; но ныне они (может быть, российские купцы сами тому причиною) становятся день ото дня не токмо умнее, но и хитрее.
На Оренбургский гостиный двор, в котором происходит промен товаров, приносят для продажи орлов особливого рода, по-татарски бюркут называемых, до которых киргизцы великие охотники, потому что их пускают на волков, лисиц и сайгаков и к сей охоте приучают. По некоторым движениям оных орлов узнают они их свойство и способность к учению; ибо не все бывают способны к ловле птиц и зверей; почему иной киргизец дает иногда за одного орла хорошую лошадь, напротив того за другого не токмо не хочет дать барана, ниже корсаковой мерлушки, которая у них почитается за самую малую монету. Потому охотники долго сидят пред орлом и примечают его способности. Еще должен я упомянуть, что башкирцы и калмыки держат не мало верблюдов, а в Оренбурге продают бухарцам, которые отъезжают в свою землю обыкновенно с тяжелым обозом, нежели приходят в Оренбург с легкими товарами. Напротив того, они променивают охотно малых своих ослов, которые им в пути служили, но мало находится к тому охотников по той причине, что в России еще нет ослиных заводов, да и не начинали разводить лошаков, которые особливо пригодны в походах.
(Паллас, I, 346-353).

ОРЕНБУРГСКИЙ АЗИАТСКИЙ МЕНОВОЙ ДВОР

Меновой двор, на котором с азиатскими народами через все лето до самой осени торг и мена производятся, построен на степной стороне реки Яика в виду из города, расстоянием от берега версты с две, ибо ближе строить его было невозможно, потому что прилегло все место низменное и водопоемное. Для въезда и выезда сделаны двое ворот со сводами, из которых над теми, кои к реке Яику и к городу, для таможенного директора изрядные и довольно просторные покои, а над другими, кои на степь и бывает в них въезд и выезд азиатских народов,- пограничная таможня. Лавок вокруг всего двора 246, да анбаров 140, кои все внутрь двора и со сводами. Внутри ж того менового двора построен особливы двор для азиатских купцов и называется Азиатским, имеет также двое ворот, из коих над теми, что к таможне, построена изрядной архитектуры церковь во имя Захария и Елисаветы. На сем Азиатском дворе таких же лавок 98, да по углам по два, итого восемь анбаров. Всего-на-все сто сорок восемь анбаров и 344 лавки. С них полавочных денег положено в год 4854 рубля. Большая часть того менового двора покрыта уже листовым железом, а остальные лавки покрывают. По углам, кои на степь, сделаны две батарей, и поставлены на них пушки. В рассуждении npocтранства и хорошества сего строения можно объявить, что внутри государства для купечества толь великое здание едва где имеется ль. Записного в Оренбургское гражданство купечества в подушном окладе состоит только еще 29 душ, а при том и оренбургским казакам, из коих много людей пожиточных, торги иметь дозволено, и торгуют они немало.
(Рычков, Топогр. Оренб., 248).
На меновом дворе имеется команда солдат и несколько пушек, а в степи в летнее время, пока происходит обмен, стоит поблизости полк из нескольких сотен казаков. Зимою киргизы, появляющиеся в небольшом количестве, проводятся для торговли отрядами под военным конвоем в Гостиный двор, в город, и вечером их опять выводят в степь.
(Фальк, I, 184-185).
1777 г. 18 октября
...Тариф для пограничных Оренбургской и Троицкой таможен...
...Взималось с лошадей по пять копеек с рубля по оценке, с баранов крупных 10 коп., мелких 3, козлов больших 3 к., средних 2 к., и мелких 1 к., с беркутов или орлов, для ловли зверей у киргизов употребляемых, от 1 до 5 руб, со штуки, отпускаемой из России. Запрещен вывоз в Азию: пистолетов, стали, пряжи пеньковой и льняной и свинцовой дроби.
(К. 131).

ОТКРЫТИЕ ТРОИЦКОЙ ЯРМАРКИ (1750 г.)

По общему тайного советника [Неплюева] с бригадиром Тевкелевым определению, в марте месяце учиненному для Средней киргизской орды, началась сего лета на Уйской линии, в Троицкой крепости, ярманка, и учреждена была во всем на таком же основании, как и Оренбургская; ибо хотя бригадир Тевкелев и представил, как то в 1748 году упомянуто, чтобы для той орды ярманке быть в Орской крепости и для того б тут построить гостиный двор и протчая, но от бывшего в прошлом 1749 году великого наводнения неудобность там явно сказалась, что не только близ оной крепости лежащие места вокруг расстояние все понимало, но и, в самую ту крепость ворвавшись, вода причинила многое повреждение и не мало убытку казенного и партикулярного
[частного].
(Рычков, Истор, Оренб. 92).

ТРОИЦКИЙ ТОРГ

Крепость (Троицкая), в которой находится главное начальство всей Уйской и верхней Яицкой линии, довольно пространна. Она четыреугольна, укреплена деревянною
стеною, по углам имеет разкаты [легкая насыпь для пушек] и развалины, а по фланкам четыре башни; сверх же того снабжена довольно артиллерией, рвом и рогатками. Публичные в оной здания суть: изрядная каменная соборная церковь положением на южной стороне, другая церковь, деревянная; дом для главнокомандующего; палата канцелярская и несколько изрядных офицерских домов. В прочем, кроме сих и дома таможенного директора и нескольких нововыстроенных купеческих домов, нет больше хороших жильев; все ж сии домы и прочие выстроены правильными улицами, коих названия по углам на черных досках означены. Через Уй сделан мост, и по ту сторону оного на киргизской стороне лежит меновой двор, где торгуют азиатскими товарами, состоит оный из деревянного пространного четыреуголышка, разделяющегося на сени; влево биржа для бухарцев, вправо для внутренних купцов, и из большого, кругом мелочными лавками обстроенного места для киргизской торговли. Укреплено оно несколькими... башнями и рогатками; сверх же всего того обнесено еще рвом и надолбами [преградами]. Около Уя построено еще для купцов и торгачей несколько въездных дворов и харчевен.
...Сколько мог я изведать, то торгуют здесь большею частию приходящие из Ташкента, а бухарцев и хивинцев мало. Товары, караванами привозимые, суть: сырая и пряденая бумага, шерсть, толстый и тонкий бумажный холст или чалдар, различной доброты и ширины выбойки, между коих превосходнее ташкентские, а индиянские редки; полушелковые полосатые и травчатые материи, и из оных сшитые халаты, бумажные и полушелковые поясы, бумажные набитые завесы, убрусы и рубашки, худого разбору бархаты, кудрявые и пламистые мерлушки, цитварное семя и несколько из сушеных плодов. Попадается иногда китайское серебро, также бухарские я персидские золотые деньги. Отпускаемые отсель товары суть: paзличной доброты красные и малиновые сукна, иностранный бархат, яицкие камлоты, или тонкий армяк, среднего разбору пушной товар, как-то: бельи брюшковые и хребтовые мехи, лисьи, Корсаковы, заячьи и выхухольи, а на опушку выдрьи и бобровые, российские красные и черные юфти, из мелочи: железные замки, иглы, булавки, всякие бисеры, болоболки, зеркала, сученый разного цвету шелк, сахар, бумага, красильные составы, а именно: квасцы, купорос, кошениль, бразильское дерево, брусковая краска; белилы, простая бумага и проч.
Сравнивая вообще, то здешняя с азиатскими купцами торговля маловажнее оренбургской, и привозимые ими товары большею частью худого разбора; напротив того, здесь гораздо важнее и прибыточнее мена с киргиз-кайсаками Средней орды, ибо они в торговле еще не столь проворны, как приезжающие в Оренбург для обмену
киргизцы Меньшой орды, лошади же и протчий скот их лучше, почему внутренние купцы и имеют в сей торговле выигрыш, а киргизский скот в Троицкой дешевле, чем в Оренбурге. Здешняя орда богата рогатым скотом, и между приводимым в обмен оного множеством, попадаются быки превосходной величины и доброты, да и лошади здешние больше и крепче, хотя они дики и необузданнее получаемых из Малой орды, а овцы и козы почти равны величиной и свойством. Сверх того, сии киргизцы на продажу привозят мехи волчьи, красные лисьи, караганские и корсачьи, так же мехи мерлушечьи, овечьи и яловичьи, верблюжьи войлоки и одежду, большие войлоки и бурки или епанчи, шубы из жеребьих кож, шерстяные и волосяные канаты и прочие сего рода вещи.
Для виду, сколь далеко простираются прихоти и роскоши сих кочевых народов и в чем они имеют нужду, сообщаю я здесь росписание тех товаров и мелочей внутренними купцами им весьма дорого промениваемых, и за кои они, кроме скота и пушного товару, выменивают иногда и китайское серебро. Ордою сею за скот получаемые товары суть: красные и малиновые от самого лучшего до наихудшего разбора сукна, яицкие камлоты лучшей доброты от киргизских, каламенки, белый и синий холст, на салфетки и на полотенца полотно, китайка, китайский и иностранный бархат, старые и новые шелковыми и полушелковыми материями покрытые меха, беличьи, лапковые, лисьи, выдровые и бобровые мехи на опушку шапок, тонкие и шелковые платки, пестрый холст для платков, бумажные и шелковые астраханские пояса, юфти и сафьяны, различные женские приборы, косы, кисти, нагрудники, битые жестянки, стеклянные пронизки, бисеры, жемчуг, улитки, змеиными головками называемые, зеркала, гребешки, бритвы, иглы, булавки, шелк для шитья, белилы и румяна также различная литая и кованая железная рухлядь, котлы, треножники, таганы, цепи, конские уборы, замки, капканы, топоры, ножи, ножницы, огнива, пряжки медные, железные и оловянные пуговицы, ливеры, игольники, табакирки, трубки, табачные роги, медь в кусках и досках и олово, железные проволоки, нечто из оловянной посуды, деревянные крашеные и простые стаканы, блюда, маленькие обитые сундуки, материалы, к крашению надобны, квасцы, купорос, сера, красный воск, сургуч, смола, крупы, ржаной и пшеничный хлеб, простой чай, сено и пр. Все товары, большею частью внутри государства производимые, кои продавая дорогою ценою, делают сию киргизскую торговлю немаловажною.
(Паллас, II, 1, 379-384).

 Отправлено: 30.06.08 21:13. Заголовок: СЕМИПАЛАТИНСК У пос..

СЕМИПАЛАТИНСК

У последней речки [Каменки], там, где песчаные холмы снова тесно подходят к Иртышу, лежит крепость Семипалатная, на берегу бокового рукава, которых здесь много у реки, которая хотя здесь и очень широка из-за многих островов, но довольно мелка. По причине ширины реки и наличия многих островов у крепости не могли установить перевоза. По этой же причине обычная здесь меновая торговля с киргизами и азиатскими караванами производится на 15 верст выше по течению реки, где имеется пикет и меновой двор. Согласно новому плану туда же должна быть перенесена и крепость. Некоторые предварительные приготовления к этому уже ведутся. Старая крепость представляет четыреугольник, обнесенный рвом и деревянными стенами с 2 башнями. Внутри этих стен выстроены казармы. Там также находятся: деревянная церковь, 2 квартиры для комендантов, здание канцелярии, склад для провианта и пороховой склад. Выше и ниже крепости расположены два предместья, в них обоих около 200 домов. И крепость, и предместья окружены рвом и частоколом. Верхнее предместье меньше и отдела от крепости речкой, здесь же находится деревянная таможня.
Жители частью купцы, частью казаки и отставные драгуны, которые и составляют большинство.
(Паллас, II, 2,498-499).
В 2 верстах от маяка находится Меновая площадь на Иртыше, где производится торговля с азиатскими купцами и киргизами. Чтобы попасть сюда, надо переехать безымянную речку с крутыми берегами и дном, усыпанным камнями. На Меновой площади много деревянных домиков или лавок, разделенных на улицы: они окружены рогатками и рвом. Они назначены для жилья и складов товаров, частью для здешних русских и татарских купцов, частью для бухарцев, приезжающих сюда с караванами.
Здесь находится перевоз через Иртыш, а на той стороне несколько изб, где останавливаются киргизские купцы.
...Из Малой Бухары караваны идут по большей части из Ташкента, и в настоящее время здесь находится несколько караванов, которые торгуют плохими хлопчатобумажными товарами.
Эти люди много грубее и упрямее вежливых бухарцев из Большой Бухары. Собственно, в прежнее время здесь самой выгодной была меновая торговля между киргизами и здешними купцами, так как люди из Средней орды, живущие по Иртышу, еще очень доверчивы и по дорогой цене покупают всякие здешние домашние вещи, так что купцы, которые не любят далеких путешествий, а ведут торговлю здесь, все же имеют значительный барыш при торговле скотом. К тому же лошади и быки, пригоняемые из Средней орды, обыкновенно больше и сильнее.
Киргизские овцы здесь частью крупной породы, частью мелкой, калмыцкого отродья. Больше всего их пригоняют из южных улусов. Лошади стоят здесь от 4 до 15 - 20 рублей, крупный рогатый скот от 2 до 4 рублей, овцы от 30 до 70 копеек за голову.
(Паллас, II, 2, 502-503).
Семипалатинск стоит с деревянным укреплением между двумя форштатами [предместьями]; в нем находится 120 человек драгун, 80 козаков и инвалидов и, сверх того, свободных людей 183 души мужского и 166 душ женского пола ; они наиболее питаются скотоводством, имеют небольшие огороды и частию производят торг. Земледелие в бесплодной степи не удобно.
Не левом берегу Иртыша находится небольшой меновой двор в виде шанцев [укрепления], в котором так, как в Петропавловске, производится с киргизцами меновой торг.
(Фальк, Борданес, VII, 21-22).
Похищения людей, скота и товаров, коими обижают киргизцы наибольше каракалпаков, бухарцев, персиян, туркменцев и других соседей, охотнее же, но с вящшею опасностию, калмыков, а россиян изредка, хотя между ими и запрещены, однако ж они не токмо не стыдятся грабить, но и хвастая еще между собой такими удальствами, которые нередко походят на сумазбродства не иначе, как будто храбрыми подвигами и воинственными упражнениями. Кроме случайных грабительств, перебираются они поодиночке на удачу за границу, больше же соединяются в шайки, кои нередко имеют и знатных предводителей. Когда они вздумают разграбить караван внутри или вне своих степей, то вступают о том и целые улусы в заговор. Многие киргизцы попадают во время грабительств своих в неволю или лишаются жизни и пропадают, таким образом, без всякого взыскания. По случаю небольших грабежей, остается всяк при том, что кому захватить удастся; после большого же похищения бывает дележ по усмотрению. Скотину всяк про себя оставляет, и поелику уведенные жены служат мужьям в честь, то и их по большой части из рук своих не упускают, невольниками же и товарами поступаются своим богачам за скот, или продают первых и бухарцам. Сие делают они особливо с русскими людьми, отчасти для того, чтобы не было никакой привязки, а отчасти и потому, что бухарцы большие дают за них деньги, почитая их искусными и к земледелию способными.
Российское средство к отвращению киргизских грабительств за границею состоит в линии, или стоящих рядом укреплениях. Где реки не составляют предела или рубежа, там от одного укрепления до другого натыканы в землю и загнуты прутья, дабы объезды могли по полостям оных приметить, были ли там киргизцы, которые обыкновенно приезжают верхом, и когда о том удостоверяются, то стараются их переловить. Российский скот пасут также вооруженные и верховых лошадей при себе имеющие пастухи. Если же при всем том учинят киргизцы грабежи или разобьют в степях своих торгующие с Россиею караваны, то российские начальники требуют у хана всему тому возвращения, а когда ни хан, ни знатнейшие их люди не возмогут сделать того, чтобы все похищенное отдано было обратно, то посылается несколько войска,
состоящего наибольше из башкирцев, в орду где первый улус, какой бы ни попался, принужден бывает в отвращение от себя беды, указать тому войску то, от коего разграбление сделалось; после чего приводит войско некоторое число киргизцев и скота для рассчету в Оренбург. При сем рассчете все киргизцы, как скоро возвратятся те люди, кои пропадали, отпускаются немедленно в их аймаки. Емлемые по одиночке хищники наказываются и отсылаются в находящиеся по крепостям остроги.
(Георги, II, 129).
Если они хотят куда итти сильными партиями, или действительно предстоит война,- то бывают у них большие собрания для совета, и выбирают одного из старшин или начальников себе предводителем. Малые грабежи чинят они малыми партиями, не требуя совета от всеобщего собрания, и если они с российской границы отгоняют табуны лошадей или хватают людей, то делают наипаче в то время когда они со своими стадами удалились из оной страны. Ибо пока они кочуют в близости, то сами наблюдают, чтобы никакой наглости учинено не было для того, дабы в противном тому случае невинные и неимеющие времени так скоро удалиться со своим скотом не могли пострадать за виноватых. Вообще избирают они такое время для чинения набегов, когда грабителей поймать не можно. Примечено, что сии соседы опасны, а особливо в тех местах, где на российской стороне ровная голая степь, а на киргизской горы, в коих они укрываться и удобного случая ожидать могут.
(Паллас, I, 579-580).
У всех на глазах, всенародно, снаряжаются киргизы на разбой, затем возвращаются с награбленным имуществом назад. Киргизы нисколько не стыдятся таких насильнических деяний, они не кладут пятна на человека, напротив,- у них такие дела выставляются на показ, как признак выдающейся храбрости, как дело ловкости. Самые знатные киргизы даже собирают вокруг себя шайки для грабежа в соседних странах. Каракалпаки, аральцы, ташкентцы являются всегдашними жертвами насильничества этого народа.
(Р ы ч к о в, Дневник, 346).
А киргиз-кайсаки время от времени сибирской стороны верст на 300 жительства опустошали, где ныне одна степь; равно же и в Казанской губернии от них чинено, особливо же в 1717 г.: один киргизский владетель, тысячах в 10, под закамский пригород Новошешминск подступал и, взяв оный, многое число людей в полон побрал, но оные добрым поступком полковника Суяза отбиты, и те киргиз-кайсаки с немалым уроном ретироваться [отступить] были принуждены.
(Рычков, Ист. Оренб., 3).
Что принадлежит до производимого здесь [в Троицке] торгу, который купцы предпочитают оренбургскому, тоя я об оном немного пересказать могу, ибо возгоревшееся с год тому назад [1769] с киргизцами несогласие удалило все, для торговли сюда приезжавшие, по границе живущие, киргизские орды и причинили опасность и всем азиатским купцам шествовать сюда караванами. А как с месяц тому отряженный регулярных и легких войск деташемент ходил по степи даже до Ишима, не видев ни одного киргизца, то и не остается надежды к примирению сего года с ними. Хотя ж во время моего здесь пребывания и присланы были от сильнейшего Средней орды начальника, Аблай-султана, посланные; но статьи и требования их столь показались высокомерны, что оных никак удовлетворить было не можно. Под крепостью расположена и теперь в лагере довольное число казаков и башкирцев, слава о здешних расположениях устрашила толико киргизских воинов, что по достоверному известию, кроме нескольких ватаг, не показывается никто из них по всей степи даже до гор Улутау, Каречестау, Каратау и пр., в кои они с семьями удалились; о сем же самом уверяли и приехавшие в сем годе из Ташкента купцы, коим удалось сие путешествие кончить, не видев ни одного киргизца. Напротив того, другой караван, за первым еле довавший, не был столь счастлив и задержан киргизцами до самой поздней осени.
(Пал л ас, II, 1, 380-381).

ПЕРВЫЙ РУССКИЙ КАРАВАН
ЧЕРЕЗ КАЗАКСКИЕ СТЕПИ

Тогда же [в 1738 г.] по договору с ханом отправлен был в Ташкент торговый караван, в котором разных товаров, годных для тамошних мест, отпущено было по цене близ 20000 рублев, в том казенных тысячи на три. В ооном караване командиром над всеми купцами отправлен был поручик Карл Миллер, да для описания тракту и географических примечаний послан был геодезии подпоручик Кошелев. Который караван Меньшую и Среднюю орду, хотя благополучно прошел, но будучи в Большой
киргиз-кайсацкой орде, прошед уже город Туркестан, а до Ташкенту дни за два не дошед. Большой орды старшина Конгильда с товарищами при урочище Балакам-Пир 2 числа ноября незапно напал, весь оный караван разграбили, а людей, бывших при том, в плен побрали, кроме вышеупомянутого поручика Миллера, которого томошний же верный старшина Кунай-мурза в Ташкент под своим охранением привез, и из отбитых верблюдов, у воров отняв одного, товарами навьюченного, ему, Миллеру, на тамошнее содержание отдал. И едва он, и Миллер по многим затруднениям мог пленных от него людей собрать и с ними из Ташкента ни с чем выехать, причем киргиз-кайсацкой Средней орды
Джанбек-тархан довольную службу показал, ибо, уведомясь о том грабительстве, сам нарочно в ту Большую орду посланцев своих о свободе его, Миллера, и бывших с ним людей к тамошнему Табарсхану и к помянутому Конгильды отправил.
(Рычков, Ист. Оренб., 39).
1767, декабря 31.
Высочайший указ на имя оренбургского губернатора за № 928.
Для развития торговли с Средней Азией и распространения торговых сношений до Индии признавалось необходимым обеспечить безопасность проезда купеческих караванов через Киргизскую степь. Но пока киргизы в поведении своем и нравах не смягчатся и больше "людскости" возымеют, в чем не следует отчаиваться, остается воспользоваться их корыстолюбием как средством к безопасному сопровождению караванов. Признано возможным выдавать киргизам в награду за безопасное сопровождение караванов по 1% со стоимости товаров и по этому предмету вйти в соглашение с ханом Нурали, старшинами и народом.
(К. ИЗ).
1771, июня 20.
Высочайший указ Оренбургскому губернатору.
Во время следования из Бухары в Оренбург караванов с товарами, принадлежащими армянам Петрову, Григорьевым и др., киргизы разграбили товаров на сумму 28 512 р.
70 к., кроме каменьев, лошадей и верблюдов, которым цена неизвестна.
Предписано оренбургскому губернатору, удовлетворить потерпевших, соображаясь с состоянием киргизского народа тем способом, какой окажется возможным, склонением ли хана или захватом киргиз из тех родов, которые участвовали в грабеже.
(К. 119).

ГОСТЕПРИИМСТВО КАЗАКОВ

В обхождении между собою и с иностранцами, которые у них не в полону, поступают правда они не вежливо, но при всем том их угощают и дружески принимают. Здороваются они между собой по татарскому обычаю, и ставят перед гостей своих самое лучшее, что у кого случится, и при том для чести убивают обыкновенно овцу и готовят пятипалую еству (бишбармак), которую они, как сказано выше сего и в рассуждении башкирцев, втискивают гостям в рот пальцами. Сие делается и над знатными у них людьми, когда они едят не одни: но они и сами наблюдают сию учтивость, когда едят у них низшего состояния люди. И сам хан оказывает таковое снисхождение своим гостям. Ежели кто ни есть из иностранцев подружится со знатным или по одному только богатству почитаемым киргизцем, то он, сообщаясь с ним пользуется в ордах гораздо большею безопасностию, нежели когда бы имел при себе и военную стражу, коя никак противу больших шаек устоять бы не могла. Грабители тотчас отстают от своего намерения, как скоро киргизец уверит их, что иностранец его приятель, и ежели, кто-нибудь из киргизцев обещается такое покровительство оказывать, то нарочито можно на слово его надеяться. Приняв сию предосторожность, многие poссийские купцы, а особливо из татарских народов, предприемлют с великою выгодою путешествие в Бухару, Хиву и другие области.
(Георги, П. 134).
В вечеру [17 августа 1769 г., у Калмыковской крепости на р. Урале] приехали мы к киргизцам, которые тогда кочевали в больших войлочных кибитках в приятной долине. Степные народы обыкновенно умеют выбирать себе место для кочевания и наилучшим образом наслаждаться выгодами, переходя с одного места на другое. Казалось, что киргизцы боялись нас больше, нежели мы их. Кроме старых баб и нагих ребят, бегающих около малого раскладенного огня, не видно было никого в кибитках, потому что молодые женщины спрятались, а мужчины собирали находившиеся в разброде стада. Как скоро они уверились о безопасности, то господа и слуги к нам собрались, показывали веселое лицо и подчивали нас приятным кисловатым из кобыльего молока приготовленным кумысом, которого не можно выпить одну чашку, чтобы не почувствовать в голове хмелю, как то я имел случай приметить в моих провожатых. Хотя киргизцы весьма ласково нас приняли, однако мы не отважились у них ночевать: и так, осмотрев их домоводство и с ними простясь, поехали мы в сумерках назад в крепость; и тогда я в первый раз увидел появившуюся в сем году комету, которую имеющие острое зрение казаки, видели уже за две ночи наперед, то есть 15 числа августа.
(Палла с, I, 566-567).
Азиатские караваны, в российские торговые города приходящие по опасной, киргизцами обитаемой степи, полагаются на защищение начальников тех аймаков, через кочеванье коих лежит их дорога. Караваны называют их караван-пашами, и за надежное прикрытие или провожание платят им по договору товарами, так что по объявлению бухарцев, у коих я спрашивал, дают по 10 и по 12 рублей с каждого навьюченного товарами верблюда.
(Паллас, I, 580).

ПУТЕШЕСТВИЕ ТОМПСОНА
И ГОГГА ЧЕРЕЗ КАЗАКСТАН

11-го июня [1740 г.] мы отправились оттуда [из г. Самары] в сопровождении военного конвоя в юго-восточном направлении по проторенной дороге через пустыню протяжением в 300 верст. 17-го мы прибыли в город Яик, принадлежащий казакам, подданным России. Там мы обняли свою европейскую одежду на татарскую и, обеспечив себя верблюдами, лошадьми и другими необходимыми вещами, отпустили своих русских защитников.
Только с большим трудом мы могли найти несколько калмыков и татар для нашей службы. Яицкие казаки отказались от этого. Они много рассказывали нам о бедствиях, испытанных ими самими, о том, сколько народу грабили и убивали на пути в Хиву. Но это не отпугнуло нас, ибо мы решили мириться со всеми трудностями. Тем более, что один бек или глава киргизских татар (1 Вероятно, бек Ян, прозывавшийся батыром, или героем, упоминаемый ниже. Примечание голландского издателя (который, очевидно, смешивал казакское имя Жаныбек с европ. Именем Ян, Иоанн, Иван). прислал нам 2 человек в качестве проводников, и мы надеялись на большой авторитет этого главы и его готовность защищать нас.
Между тем нам очень посчастливилось, так как мы встретились еще с несколькими киргизскими татарами, бывшими в Яике по торговым делам и направлявшимися домой. Мы присоединились к ним, и таким образом нас составилась группа в 20 всадников. 26-го июня мы выехали из Яика в восточном направлении по бездорожной пустыне, делая каждый день по 60 верст или по 15 часов езды. Татары находили дорогу по горам, долинам и рекам, которые они знали. Днем и ночью мы должны были быть на страже и караулить, ибо мы знали, что в пути могут встретиться разные группы и что, если они из одной и той же орды, то по меньшей мере, нужно ожидать столкновений, если же они принадлежали к разным ордам, то более сильная часть убивает побежденных пожилых людей, а молодых делает рабами.
7-го июля мы увидели пред собой группу всадников. Наши спутники преследовали их и взяли 3 калмыков с 7 лошадьми. Они считали это богатой добычей. Самое лучшее было то, что от этих калмыков мы узнали о местонахождении орды, к которой мы ехали. 11-го июля мы приехали к одной группе киргизов, у которых осталось большинство наших попутчиков, так что мы были вынуждены продолжать путешествие только с двумя нашими проводниками.
До 16-го мы ехали в северо-восточном направлении и прибыли к орде нашего друга Яна Бека Батыра. Он оказал нам любезность, послав нам навстречу своего сына и нескольких друзей. В их сопровождении на другой день мы приехали к его кибитке. Мы проделали от реки Яика дорогу в 200 часов (800 верст).
Упомянутый глава татар сидел на ковре в своей палатке. Когда мы вошли, он встал и приветствовал нас. Он усадил нас с собою, взял большую чашку кумыса, сделанного из кобыльего молока, выпил и дал нам. Мы преподнесли ему небольшие подарки, которые он тотчас же распределил среди своих товарищей. Спустя несколько дней, мы преподнесли ему более ценный подарок и заявили о нашем намерении ехать в Хиву и там открыть торговлю, указав, что если бы это удалось нам, мы направили бы туда большие грузы и тогда были бы в состоянии вознаградить его более за все оказанные нам услуги. В своем ответе бек уверил нас, что окажет нам все услуги, которые в состоянии оказать, чтобы помочь нам в этом предприятии. Он настаивал, чтобы мы переждали, пока уменьшится сильная жара и пока достаточно отдохнуть наши вьючные животные и лошади, бывшие от напряженного путешествия в очень слабом состоянии.
Киргизские татары, одним из владетелей которых он является, занимают очень обширную территорию, граничащую с башкирскими татарами на севере, с черными калмыками и гор. Ташкентом - на востоке, с кара-калпакскими татарами и Аральским морем на юге и с рекой Яик на западе. Они делятся на три орды, или племени, находящиеся под верховной властью одного хана. Та часть или племя, которая граничит с русской территорией, находилась под властью Яна Бека, имя которого при всех случаях сопровождается титулом батыр, т. е. герой.
Киргизские татары живут в палатках, состоящих из деревянного остова, покрытого верблюжьим войлоком. Они умеют очень ловко ставить эти палатки и транспортировать
их при перемене места. Они не остаются на одном месте более 2-3 дней. Их пища состоит из конского и бараньего мяса и того, что они добывают на охоте. Питье
их - кислое, перебродившее кобылье молоко. Они пьют его ежедневно и часто пьянеют от него. У них нет ни злаков, ни какого бы то ни было хлеба. Отправляясь в дорогу, они берут с собой маленький запас сыра, который они называют крутом. Размоченный в воде, он является их главным питанием во время пути. Деньги среди них почти не известны. Их богатство состоит из скота и лисьих и волчьих шкур. Частично они обменивают их у своих соседей на одежду и другие необходимые товары.
Их религия - магометанство, но они не очень религиозны. Язык их очень похож на турецкий. Они - сильный и храбрый народ, но дикий, невежественный и предательский. С чужестранцами, пока те находятся под их защитой, они очень любезны, ибо считают самым большим позором обесчестить или обидеть гостя. Но как только последний уехал, иногда его друг и защитник бывает первым, который ограбит его.
... Киргизские татары обращают также мало внимания на многие большие преступления, в особенности почти " понимают позорности грабежа. Обычное наказание в этом случае - только вернуть владельцу отнятое у него. Что касается убийства, то оно карается отобранием у убийцы его имущества. Иногда наказание за это преступление тяжелее, и убийца со всем своим семейством отдается в рабство ближайшим родственникам убитого.
Мы оставались у Бека Яна и совершали путешествие вместе с ним до 8-го августа, оказавшись к этому времени на 51 ? широты, в пяти днях пути к востоке -юго -востоку от Оренбурга. Этот город недавно был построен русскими как пограничная крепость против киргизских и кара-калпакских татар, (1 Г-н Томпсон дает к этому следующее примечание: "в 1748-1749 гг. эти татары привезли на 440 000 гульденов серебра и вели большую торговлю с русскими. Наибольшая часть этого серебра взята при ограблении персидского лагеря в 1747 г., сопряженного убийством Шаха Надира". Примечание голландского издателя). а также как место торговли с этими татарами мехами, текстильными товарами и ревенем.
Получив от Бека Яна указания о дальнейшем пути и взяв в качестве проводника одного из его друзей, мы присоеднились 8-го августа к одному каравану киргизских и туркменских татар, состоящему, примерно, из 60 человек. С ними мы ехали на юг 8 дней, ежедневно по 50 верст или 12 ? часов. Мы встретились с несколькими группами, не сделавшими нам ничего плохого. К нам присоединились лишь несколько туркмен, подвергшихся ограблению и только бегством спасших свою жизнь.
16-го августа мы достигли Аральского моря, находящегося в 22 днях пути от Оренбурга и 12- от реки Яика. Мы ехали на юг вдоль очень высокого и крутого берега, где испытывали затруднения, чтобы один раз в два дня получить немного воды, которая к тому же была такая горькая и соленая, что лишь крайняя нужда заставляла нас пить ее. Кара-калпакские татары живут на восточном берегу этого моря, при впадении в него реки Сыр, а аральские татары - к югу, при впадении реки Амо. Последние, занимаясь для своего пропитания рыболовством, употребляют лишь очень маленькие лодки и не могут отплывать далеко от берега. Говорят, что это море нельзя переплыть меньше чем в 35 дней, поэтому его окружность считают больше 1000 англ, миль [1500 км]. В этом крае
водится очень много диких лошадей, ослов, антилоп или козлов, и волков. Здесь есть также дикое и злое животное, называемое жолбарсом и приблизительно такое же, как
тигр. Татары говорят о нем, что оно настолько сильно, что может унести лошадь.
3-го сентября мы покинули Аральское море и прибыли в низменную местность, заросшую камышом и до колен покрытую стоячей водой. Нам рассказали, что это русло Оксуса, который протекал между Аральским морем и Каспийским озером и устье, которого, много лет тому назад было закрыто татарами.
5-го мы приехали в город Юрганц, который, повидимому, был большим и очень населенным местом, а теперь представляет из себя лишь кучу развалин, ибо осталась лишь одна мечеть. Здесь наши попутчики были очень религиозны: они молили небо о хорошем пути...
(Ганвай, I, 392-396).

 Отправлено: 30.06.08 21:14. Заголовок: КЛАССЫ, ГОСУДАРСТВО ..

КЛАССЫ, ГОСУДАРСТВО И СОСЛОВИЯ

Среди всех видов скота коней киргиз ставит выше. Лошадь киргизу, как и башкиру, дает почти все, что ему нужно. Киргизское семейство может прекрасно существовать, если у него есть полсотни коней и прочего скота в соответствующей тому пропорции. Такой полсотни не насчитывает у себя только ничтожное меньшинство; обыкновенно у киргиза лошадей гораздо больше; даже у рядового киргиза "черной кости" свободно может оказаться во владении и тысяча и даже две тысячи голов коней. Я уже упомянул, что у богатых киргизов считают во владении по 5 и даже 10 тысяч голов коней. Такие богачи не могут даже знать с точностью численность своих стад,
(Фальк, III, 543).
Табуны их состоят из лошадей, верблюдов, рогатого скота, овец и коз. От них они заимствуют свое пропитание и одеяние, так же как и самое благосостояние, и сия их слава купно с соучаствованием в советах доставляет им преимущественные места и пр. У самого простого, но доброго скотовода, редко бывает меньше 50 или 30 лошадей, в половину против того рогатого скота, 100 овец, нескольких верблюдов и от 20 до 50 коз. В Средней же, особливо, орде есть, как слышно и такие люди, у которых табуны содержат в себе до 10000 лошадей, до 300 верблюдов, от трех до четырех тысяч рогатого скота, около 20 000 овец, и больше 1000 коз. Имеющие тысяч по пяти лошадей и по соответствующему числу рогатого скота люди есть и в Малой орде.
(Георги, II, 126).
В сравнении с другими кочевыми народами наших стран живут киргизы очень хорошо. При необузданной своей вольности, и видя совершенную удобность нажить себе нужное для достаточного пропитания множество скота, не хочет никто из них быть у другого рабом или слугою, но желает, чтобы всяк поступал с ним так, как с своим братом, почему богатые люди никак не могут обойтись без невольников (язюрен), и чем больше у кого рабов, тем больше придают они великолепия, и тем лучше для его табунов. Знатным служат одни только невольники, да и у самого хана есть оных больше пятидесяти. Для людей препровождавших и прежде жизнь свою по примеру киргизцев невольничество ни мало не тягостно, потому что господа обходятся с невольниками своими как будто бы с родственниками, для привыкших же к иной жизни людей довольно оно тягостно. Покушение спасти от неволи побегом и согласие с женами подвергают пленников, да и самих жен, строгостям, от которых иные и умирают.
Поелику не всяк может иметь довольное для табунов своих число невольников, то богатые наделяют скудных скотом, а сии в знак благодарности приглядывают за скотиною своих благодетелей. Ежели табуны чьи-нибудь скоро размножатся, то он почитает сие благодатию и разделяет по бедным людям знатное число скота. Ежели сей податель пребудет в благосостоянии, то наделенные им люди не бывают ему за то ни чем обязаны, если же он по причине скотского падежа, расхищения, по иным каким несчастиям лишится своих стад, то наделенные им прежде приятели дают ему такое же число или еще и с приплодом скота, хотя бы у самих их и весьма мало затем оставалось. И потому богатый человек делает посредством таковых благотворении табуны свои как будто
вечными.
(Георги, П, 130-131).
Правительство в тех ордах по большей части походит на демократическое, ибо кто в каком роде старее и богаче, того и почитают. Но власти надлежащей не только старшины, но и сами владельцы над народом почти не имеют, разве тогда, когда для добычи ездят или защищаются от неприятелей своих, ханам и старшинам своим повинуются, и по их приказам собираются и поступают.
(Рычков, Ист. Оренб., 72).
Многочисленный киргизский народ живет в неограниченной вольности в сравнении калмыков, которые так много малых властителей над собой имеют. Каждый киргизец живет так, как вольный господин, и потому киргизцы не так страшны, как другие неприятели. Однако каждое поколение или аймак имеет над собою главного, которому все происшедшие от одного колена оказывают добровольное послушание. Имеющие у себя в ведомстве больше число подчиненных называются ханами и султанами. Также есть еще и другие чины оным подсудные, а именно: дворяне, бии именуемые; почтенные люди старинного поколения, ходжа, и еще другие, мурзы называемые. От Российской империи определенный и жалование получающий хан пограничной Малой киргизской орды невеликую имеет власть над своими вольными людьми, и столько ему повинуются, сколько он может приобресть себе подчиненных своим богатством и подарками. Он так же имеет права их судить; но по всякий год бывает три собрания старшин и главных из каждой фамилии или поколения, которое тогда решает случающиеся ссоры.
(Паллас, I, 578-579).
Дворянство их многолюдно: нижний род оного называют они ходжами, а средний бии, высший же состоит из салтанов. Ходжи их не отрасли Мугаметовы, как то, у туркестанцев и других народов, но единственно честной природы люди. Бии должны иметь богатырей, а салтаны или князьки, начальников народа своими предками.
Поелику женщин они покупают, то и в родословии совсем их не числят. Не только колена, но и самые роды или аймаки, рачительно наблюдают взаимный союз и избирают себе старшин из знатнейших и самых богатых дворян. Начальникам их нет ни малейшего жалования; да и повиновения малым, чем больше оказывается против того, какое бы и без начальства изъявляемо им было по богатству их и прилеплению к ним как простого народа, так и других богачей. И самому хану оказывается честь повиновение больше по старшинам, которые бывают отчасти его братья, салтаны, дядья или их друзья. Да и такие определения, которые сделаны с общего согласия всех аймакских, начальников, исполняются народом токмо по толику, по-колику они ему угодны; и всяким частным человеком, когда только предвидит он себе из того пользу, нарушаются.
(Георги, II, 124).
Знатные их и богатые люди живут точно так, как и простолюдины; и потому станы их по большему только числу юрт для жен, детей и невольников, а самих их, когда едут верхом, по множеству провожатых узнавать можно. С народом обходятся они
по-братски; и поелику все-равно вольные люди, и всяк, как скоро разбогатеет, становится так же знатен, то простые люди почитают знатных не за велико: в юртах их садятся они возле их непрошенные, едят вместе, говорят, что на ум взбредет, и исполняют такие только их приказания, которые покажутся им полезными. Хану оказывают они, правда, не строгое повиновение, однако ж отменное почтение, как будто бы священной особе. Прежний, Россиею утвержденный, хан Малой орды Нур-Галий, разумный, справедливый, и России весьма преданный, имел у себя стада, и 1 000 лошадей, 400 рогатого скота, 200 верблюдов, около 4000 овец и нескольких сот коз состоящие, почему он в рассуждении богатства был человек средний; да и по причине множества князьков, которым долженствовал способствовать в разведении табунов и тем самым доставлять им знатность, так, как и ради большого расхода на овец при великом его семействе, невольниках и частых посещений посторонних людей, не мог никак, не имея никаких доходов, великого нажить себе богатства; однако ж жил в орде всех прочих великолепнее, в чем способствовали ему наипаче получаемые из России дары. В стану его было великое множество юрт, из коих преимущественнейшие изрядно украшены. Он и семейство его носили платье из дорогих материй и бархату. Около его бывает иногда много, а иногда и мало старшин, и так далее. Народ величает самого хана тахсир-ханымом и тахсир-падшеймом, супруг его просто ханымами, князьков
тахсир-салтанами, а княжон ханымкаями, т. е. ханскими дочерьми. У сего хана было четыре супруги и восемь наложниц, из коих первые были дочери знатных, наложницы же простых киргизцев, отчасти и невольницы, а особливо похищенные калмычки. Со всеми ими прижил он 25 детей. Из князьков его Бег Галий - ханом у айраклианских, а салтан Пир Галий - у прочих трухменцев. Все его князьки или сыновья, кроме двух самых младших, женаты на дочерях знатнейших киргизцев и сами - уже старшины волостей в обоих ордах, и по ним то и сам хан был силен. Поелику хан, последуя предписанию алкорана, дочерей своих за родственников выдавать не может, а уступить их простого состояния людям за надлежащий выкуп по пышности своей не соглашается, то многие из них оставалися незамужни, и иные уже в летах. И самим киргизцам удается видеть ханских женщин только при перемене стана, ибо они в таком случае едут верхом в наилучшем своем убранстве на хороших лошадях или верблюдах.
Если киргизец попадется хану своему навстречу в степи, то сходит с лошади и, подошед к хану, говорит: дай тебе бог счастия (алла арбау). После чего треплет его хан легонько рукою или только плетью по плечу, и сие почитается у них как будто благословением.
(Георги, II, 135-136).
Каждая орда подразделялась на несколько волостей (по-кирг. аймак), а волость в свою очередь распадалась на более мелкие подразделения - улусы, или колена. Все они имеют свою знать, родовитые семейства "белой кости". Из рядовой знати выделялись фамилии особо знатные и, наконец, князья, которых по-киргизски называли салтанами. Из обоих первых классов этой знати выбирались старшины улусов; предводители аймаков были все из князей. Что касается деревень и вообще незначительных становищ, то в старосты таковых можно было выбирать и "черную кость", т. е. киргизов из простого народа. Эти маленькие поселки как общее правило скопляли в себе юрты родичей потомков одного и того же семейства, дедовского или же более дальнего. Таких дедов киргизы называли аксакал, что значит седая борода. Предводители улусов, уже не говоря про волости или аймаков, народом не выбирались, а только знатью и при этом самое избрание нуждалось в утверждении его ханом. В этих должностях сыновья как общее правило заступали места отцов, но предводителю не полагалось каких-либо поступлений от населения, и у него не было над ним сколько-нибудь значительных прав. Предводитель - это только самый богатый, самый уважаемый человек в аймаке, его оракул. Вот почему влияние предводителей на местах было огромное, не взирая на всю формальную незначительность их власти, и потому они становились сильным орудием управления в руках хана, который через них мог сделать очень много.
...У ханов все доходы - от их собственных стад, и больше у них нет никаких иных поступлений, У Нур-али до 100 верблюдов, до 3000 коней, до 1000 голов рогатого скота, до 5000 овец и до тысячи коз и сверх всего до 100 ослов. Еще богаче салтан Аблай, но хан берет тем, что ему доходят русские подарки, до 600 руб. наличных денег, не говоря о прочем. К князьям никто из киргизов в услужение не идет, потому что князья в их глазах (так мыслит даже "черная кость") - это их братья. Поэтому знатный киргиз держит в услужении иноземных рабов и рабынь, иногда человек до 50. В дополнение к этому в окружении хана находится непременно несколько старшин. Таким образом, вся обстановка ханской жизни, помимо роскоши его гарт, его выездов и его одеяния, отличается особенным блеском, какого не может быть даже у аймацких князей.
(Фальк, Ш, 541-542).
Ни у кого из киргизов нет такой власти, чтоби покарать по усмотрению хотя бы самого тяжелого преступника, ни у кого, даже у самих владык-правителей, уже не говоря о военных начальниках. Чем сильнее род, к которому кто-нибудь принадлежит, тем больше его влияние и авторитет, ибо в случае надобности он может пользоваться силою своего рода для своей защиты, помимо всякого правосудия. Двинуть киргизов на какое-нибудь дело можно лишь с одобрения многочисленных родовых глав; веление самого хана имеет сравнительно мало значения.
(Рычков, Дневник, 344).

СУД И ОБЫЧНОЕ ПРАВО

Яко студии имеют старшины в улусах, а хан в вершении тяжебных дел больше, нежели в правлении, властен, поелику всяк вступается за употребление у них законы и требует, чтобы оные были наблюдаемы. Законы их утверждаются частию на алкоране, а частию на старинном обыкновении, в особых же случаях на естественной справедливости.
Кто убьет мужа, тот подвергается гонению его родственников на два года, в течение которых могут они его убить, не навлекая на себя через то наказания. Если же он жизнь свою между тем сбережет, то должен дать родственникам убиенного сто лошадей, одного невольника и двух верблюдов. Пять баранов или овец берутся взамену одной лошади. За убиение жены, ребенка или невольника, так же, как и за осквернение женщины, за которым последуют безвременно роды, полагается наказание в половину противу вышеписанного. Но во всех случаях мирят тяжущихся друзья и приятели, причем обиженные больше или меньше уступают.
Изуродование человека почитается в половину противу лишения жизни. Большой палец стоит 100, малый 20, а прочие от 30 до 60 овец. Лишение ушей считается у них толико ужасным пороком, что человек претерпевший сей урон, хотя и безвинно, отнюдь им несносен. Кто в гневе соперника своего хватит за бороду или за детородный уд обоего пола, тот по произволению судей истязуется крайне строго. За похищение какой ни есть вещи взыскивают в девять крат больше, и так далее. Никому не дозволяется за самого себя присягать; и ежели брат или приятель сделать того не пожелает, или не может, то тот на кого вступила жалоба, обвиняется.
(Георги, II, 125-126).
У киргизов нет ни каких-либо правовых норм, ни судов для решения правовых споров. Только в отношении убийства и воровства имеется у них странный порядок, заведенный их предками. Кары за то и за другое преступление установлены следующие.
Убийца, ни в каком случае не отвечает за свое преступление головой. Возмещением являются карательные платежи; совершивший убийство вносит: сотню коней, одного пленного раба, двух верблюдов, суконный кафтан высшего качества, [мех] чернобурой лисицы, ястреба или беркута, один панцирь и другие предметы военного обихода. Все это следует ближайшему наследнику убитого. В случае если личного имущества не хватает, то остаток взыскивают с родственников убийцы, и родственники не могут в этих случаях возражать против этого обычного права, и все подчиняются этому ненарушимому порядку. Это установление называетя у киргизов куном.
Причинение увечья или лишение трудоспособности приравнивается к убийству наполовину, и сообразно тому в пользу потерпевшего идет половина куна, положенного за убийство. Несколько лет тому назад сам правящий хан Hyp-Али, был принужден подчиниться этому обычному праву и заплатить положенное за увечье, нанесенное киргизу. Это произошло следующим образом. Одна калмычка, рабыня киргиза, жившего неподалеку от ханского двора, не могла снести буйного нрава и побоев своего господина, убежала от него и укрылась в кибитке самой любимой из ханских жен. Разгневанный господин ее, однако, преследовал ее со всею поспешностью не отставая ни на шаг, ворвался в самую кибитку, где беглянка искала себе спасения и отнюдь не задержался тем, что в кибитке в ту минуту находилась сама ханская жена. Ханским женам вообще от киргизов бывает не слишком то много почета, особенно, если киргизы чем-либо взбешены. Не стесняясь присутствием хозяйки, киргиз тут же принялся ругать и бить рабыню,- и поднял на ноги весь ханский улус. На крики сбежались узбары,- так называлась служилая дворня хана,- и выволокли вон дерзкого нахала, нанесши ему при этом определенные повреждения. Последовал осмотр избитого собравшимися киргизами, и было признано, что потерпевший не способен более к произведению потомства. Хан тщетно пытался защитить себя ссылкою на наглый образ действий потерпевшего в присутствии его жены. Народное собрание принудило его заплатить половину того куна, какой полагается за убийство.
Совокупность законоположений, направленных против воровства, носит у киргизов название айбана. По силе этих законов задержанный с лошадью или с овцою похититель, приведенный к старшине улуса, повинен уплатить 27 лошадей или овец.
Дело редко доходит до того, чтобы какой-нибудь киргиз попал под этот суд против воровства: среди своих киргиз, в общем, не дает прорываться своим воровским склонностям, раз он досыта удовлетворяет эти склонности в соседних странах.
(Р ы ч к о в, Дневник, 344-346).

ВОЕННОЕ ДЕЛО

Оружием нашего вспомогательного киргизского отряда были копья, сабли, стрелы и кремневые ружья. Стрельба из ружей производилась с помощью фитилей из тополевой коры. Они делали это таким образом: когда нужно было изготовиться к стрельбе, брали отрезок фитиля, натирали порохом, затем высекали огонь на этот трут, который тут же принимался тлеть. Не было ни фитильной полки, ни какого-либо курка, а вместо всего этого в начале ствола была прорезана сквозная ложбинка, куда перед самым моментом выстрела и загоняли тлеющий трут, производивший разряд. Стрельба была очень меткая. Точную наводку облегчала штативная рогатка, приделанная к середине ружья (рогатка употреблялась и у русских казаков). С лошади так стрелять нельзя. Поэтому перед тем, как пустить в ход ружья, всегда старались спешиваться и устанавливать опорные рогатки, и тогда, говорят, выстрелы становятся, действительно опасны для противника. При дождливой погоде их ружья были непригодны, так же, как и при стрельбе с лошади. Не только сырел фитиль и принимался тлеть очень туго, но терял силу и самый заряд от сырости, проникавшей в порох через отверстие и дуло. Так снаряжались киргизы для борьбы со своими противниками. Оружие покупалось, главным образом, в Ташкенте. Жители этого города - лучшие ремесленники всех этих мест. Что же касается пороха, то киргизы вырабатывают его сами в своих улусах. Сколько мне известно, они умеют приготовлять два вида пороха, а именно: черный и белый. Но они держат в секрете это изобретение, почти неизвестное у других народов. Я надеялся прознать что-нибудь о деле, но никак не был в силах удовлетворить свое любопытство. В данном случае не помогли ни мои дружественные связи, ни ласковые слова, ни угощения, на которые я не скупился. Ответ их был один: "Порох мы делаем так же, как его и в вашей стране делают. Искусство нашей выработки не заключает в ceбе ничего особенного. Все, необходимое для изготовления пороха, добывается в наших же местах". Отправляясь в бой, киргиз берет с собою трех и даже четырех коней; самого лучшего коня он приберегает для самого дела и до того ничем его не обременяет, на остальных он гоняет впеременку сам и везет захваченные им в дорогу запасы. Смена лошадей дает им полную возможность делать за день без всякого напряжения 60 и даже 80 верст.
Одеяние, в котором отправляются в поход, отличается от обыкновенного тем, что в спину верхней одежды непременно вшиваются два мешочка из сукна или из кожи со вложенными в них написанными ва особых листках молитвами. Так заведено у всех киргизов в походе, не только у знатных, но и у рядовых бойцов. Молитвенный текст, зашитый в один из мешочков, предназначен охранять носителя от недугов и от вражеского оружия. В другом мешочке - тоже писаная молитва, но о другом - быть храбрым и неустрашимым в схватке.
(Р ы ч к о в, Дневник, 342-343).
Во время войны навешивают они [киргизы Большой орды] на себя великое множество колокольчиков и побрякушек, которые производят страшный шум и пугают неприятельских лошадей.
(Георги, П, 120).
Набор оружия у киргизов в общем таков: лук (кирг. dia) и стрелы (ок), копья (naisa), простые сабли и, наконец, ружья. Некотороые из воинов (batyr) выходят в строй в панцирных рубахах. В походе это - обыкновенно - предводители отрядов, их отличает наличие ocoбого крылышка на шапке.
(Фальк, Ш, 542).
Во время положенной обще на мере [сообща намеченной] и народом подтвержденной войны собираются все, к ратованию способные люди в определенное место, всяк, по примеру башкирцев, с двумя или больше лошадьми и вооружен. Толпы сии соединяются и вступают в поход под предводительством избранных военачальников. Поелику всяк сам себя содержит, то войско их не имеет надобности ни в казне, ни в житницах. Множество их все опустошает. Чего они из попадающихся им стад не съедят и которых, неприятелей мужеского пола не перерубят, тех так, как жен и детей, уводят в неволю. Когда воинственное странствование им наскучит, то они сами собою
мало-помалу возвращаются на прежние свои места, почему войско ежедневно тогда убывает. Когда они встречаются с неробеющими неприятелями, то ни мало в деле своем не успевают. Из луков стреляют они очень худо. Огнестрельные их оружия без курков, почему и палят они из них еще и ныне по старинному обыкновению, поджигая порох фитилем. Они не могут и прямо из рук палить, но сходят с лошади, ложатся на землю и ставят ружейный ствол на приделанные к нему рожны, что все выжидать неприятелям иногда становится и скучно. Ежели они в предприятии своем не успевают, или к тому еще и поражение претерпят, то всяк спешит ближайшею дорогою в свой улус. При всем том одерживают они обыкновенно победу над такими неприятелями, которые не мудренее их в военных действиях.
(Георги, II, 124-125).

 Отправлено: 30.06.08 21:14. Заголовок: БЫТ КАЗАКОВ ЖИЛИЩА..

БЫТ КАЗАКОВ

ЖИЛИЩА

Жилища их суть подвижные юрты, совсем подобные башкирским, только огромнее и чище. Знатные и зажиточные люди покрывают их белыми войлоками и при том имеют особые юрты для жен, детей, стряпни и съестных припасов, а иногда и для хворого скота. Место для разводу огня сделано посередине юрты под полою вершиною крыши. Около оного лежат войлока или персидские ковры, а иногда и тюфяки. Внутренность юрты или шалаша, украшена бывает у богатых пестрыми, нередко шелковыми материями. Кругом стоят молочные мешки и сундучки, на стене висит оружие, верховая конская сбруя, наилучшее одеяние и сему подобное.
Домашний скарб сходен также с башкирским. Крушцовых [металлических ] сосудов не ставят они ни во что; напротив того, превеликие из березового суку выделанные миски так им милы, что за нарочито великую чашку дают иногда и лошадь.
Станы их, поелику аймаки охотно пребывают в союзе, довольно заключают в себе юрт, но очень обширны. Около ханского собственного стану наберется юрт около тысячи; напротив того, иногда на 50, да и на 100 верстах не попадается ни одна юрта. Ради пастьбы переменяют они как зимою, так и летом станы, о чем аймаки в отвращение всякого притеснения вступают между собою в условия. Поелику они жгут почти один только скотский кал, то юрты их в зимнюю пору холодны.
(Георги, И, 131).
Жилище киргиза - это передвижная разборная палатка, совершенно одинаковая с теми, какие употребляются у башкир. Это остов из обручей, окрашиваемых иногда в красный цвет (употребляют для этого глину, кровяную сыворотку или кислое молоко). Весь остов увешивается серыми, а у знатных киргизов белыми войлоками и крепится арканами...
(Фальк, III, 548).
Киргизцы, по обыкновению других степных азиатских народов, живут в войлочных кибитках, которые от калмыцких разнятся только тем, что обыкновенно бывают гораздо больше и чище, так что в их кибитке больше 20 человек сидеть могут. Вообще киргизцы наблюдают во всем чистоту гораздо больше, нежели калмыки.
(Паллас, II, 568-9).

ОДЕЖДА

...В молодых летах оставляют только усы, а старые имеют косички, бороды на подбородке и около зевов рта, или целые бороды; однако, притом не бывает у них волос на нижней губе и на подбородке.
...Летом носят они короткое кожаное платье троякого вида. Простая одежда слуг и бедных людей делается из летних шкур сайгачов, выворотя шерстью наверх, и такое платье называется ииргак; несколько познатнее и более употребительное одеяние называется дака, которое посреди спины и на обоих плечах принаравливают гривы в шов для украшения. Также некоторые носят летнее платье из выделанных козьих кож без шерсти. Такое одеяние называют они кожанами, которые употребляют и яицкие казаки для того, что они мягки и не портятся от дождя...
Мужское платье у киргизцов, кроме верхнего одеяния, обыкновенно состоит в бумажном полукафтанье и в китайчатой или пестрядинной рубахе, которая делается распашная и вместе с полукафтаньем накладывается пола на полу, а потом опоясываются крепко. Но верхнее платье подпоясывают ремнем, на котором обыкновенно висит пороховница с порохом и мошня с пулями, потому что зажиточные киргизцы обыкновенно имеют огнестрельное оружие. Летние у них шапки войлочные, обложены материею, вышиты пестрыми узорами и опушены бархатом, кверху острые, с двумя широкими повислыми полями и одно обыкновенно заворачивают. Зимние шапки подложены мерлушками или овчинами спереди и сзади, с круглыми, а по сторонам острыми повислыми полями. Впрочем, они еще носят, по татарскому обыкновению, черную пестровышитую скуфью [тюбетейку], которою прикрывают обритую догола голову. Богатые носят бухарские сапоги и покупают по дорогой цене. Такие сапоги шьют из шероховатой ослиной кожи по особливому образцу с длинными носками; подошвы подбиты гвоздями с острыми шляпками или под них подложены железные скобки, и вообще так не способны, что никакой европеец не может в них ходить без того, чтобы не покачиваться на сторону. Но киргизцы редко стоят на ногах и почти всегда сидят на лошадях, потому у всех ноги кривые, и нет из них ни одного, который бы хорошо ходил...
Простое платье киргизских жен состоит в синей нераспашной рубахе, и сверх оной дома ничего не надевают, также в длинных штанах, в портянках, которыми обвертывают себе ноги, а потом надевают туфли. Голову обвивают белыми и пестрыми платами, составляющими всегдашний головной убор, по их, джаулок называемый. Сперва кладут на голову аршина в три длиною полотенце, около которого обвивают свои заплетенные в две косы волосы. Концы полотенца, обернув под шею, завязывают на голове, и так шея спереди оными, а сзади висящим концом плата покрывается. Потом, взяв еще аршин в пять длиною и на две ладони шириною сложенное борами такое же полотенце, обвивают верхушку головы так, что почти цилиндрическая чалма из того выходит. Когда они лучше наряжаются, то помятуты джаулок бывает из тонкой полосатой материи. Сверх синей рубахи надевают тогда другую, шелковую, с хорошими или просто вышитыми цветами из бухарской материи, подпоясываются кушаком из такой же материи, из какой джаулок и, сверх всего, надевают еще широкий бухарский халат. Для прикрытия титек завешивают оные под верхнюю рубаху пестрым вышитым платом, всю грудь и верхнюю половину брюха покрывающим.
Но у них есть еще другое украшение, джажбау называемое и состоящее в лопасти, которая пришпиливается на затылке под джаулоком. Сперва висит длиною до трех аршин узкая лопасть из пестро вышитой материи, и такие лопасти привозят бухарцы совсем готовые. Лопасть затыкают за пояс, от которого висят до подколенок две, в палец толщиною, обшитые бархатом косы с большими кистями из черного шелку. Женщины закидывают оные наперед через плечо, а девки носят назади, связав кисти вместе. У такой косы привешены еще простирающиеся до подколенок снурки с пестрыми кисточками, бисером, наперстками и с другими гремящими вещицами. Под джаулок подкладывают еще очелок [передняя часть головного убора], унизанный серебряными блестками или малыми монетами.
(П а л л а с, I, 569-574).
Одеваются они по восточному обычаю, но обыкновенно лучше, нежели другие татары. Мужчины голову бреют и оставляют только усы да хохол. Штаны у них широкие. У полусапогов их каблуки долгие, острые, носки острые же, и они под подошвами усыпаны гвоздями. Шов нередко строчат и золотом. Рубахи редко кто носит, а вместо оных служит долгий, тонкий нательник. Подобное сему нижнее платье, из какой ни есть или и из шелковой материи делаемое, называется у них талан, а верхнее платье, коего рукава делаются широкие, книзу суженные - талков. Пояс заменяет у многих сабельная портупея, и у иного привешен к оной табачный прибор, огниво и нож. Нижняя шапочка, или скуфейка, вышита и востра. Верхняя шапка подобна так, как и у башкирцев, кеглю, но не спускается, а делается с ушками, которые загибаются и придают ей вид корабля. Вершина шапки украшается по большей части кистью. Платье шьют они себе из китайки, сукна, а особливо карсного, или из шелковых, также из пестрых и дорогих материй, штофов и проч, и опушают верхнее одеяние, по большей части выдрами. Мужчины всегда накутывают на себя много одежи, почему и в таком случае, когда спотыкнется под ним лошадь, редко приключается беда.
Лошадьми своими хвастают они почти столько же, как и самими собою. Они украшают наилучших лошадей великолепными седлами, покрышками и уздами и садятся на них обыкновенно вооруженные, имея всегда при себе короткую... плеть. Когда собираются на звериную ловлю, то надевают большие, до самых рук достающие долгие штаны (шаровары), в которые забирают верхнее и нижнее платье, почему и сами кажутся странствующими штанами.
Одеяние киргизских женщин совсем сходно с одеянием казанских татар. К волосам прицепляются они обыкновенно широкое, корольками покрытое и кисточками
распещренное украшение (куйрук), совершенно подобное тому, какое в употреблении у черемисянок. По будням покрывают они голову фатою, в праздничные же дни надевают чепцы, башкирским подобные и покрытые монетами и прочими. Многие, а особливо знатные, обвертывают голову разными материями, похоже на турецкую, высокую чалму. Девки заплетают волосы во многие маленькие косы. Дочери знатных людей и салтанши отличаются от прочих торчащими в волосах, наподобие рогов, пригожими цаплиными шеями. Богатые и знатные женщины носят платье шелковое, отчасти из дорогих материй и штофов, суконное очень часто бархатное; да при том складывают они платье свое нередко снурками и золотыми позументами или опушают выдрою.
(Георги, II, 132-133).
Киргизы подстригают себе бороду так, что остается только небольшая бородка с характерным отдельным пучком на подбородке. На голове они носят шапочку, сплетенную из волос (takia), под шапку конусной, но отнюдь не остроконечной формы, с двумя отдельно подшитыми к шапке кладными боковинками-наушниками. Весь этот головной убор называется tebetei. В летнее время киргизы носят кожаные сапоги из красного сафьяна с очень острыми, загнутыми вверх носками и очень высокими и узкими каблуками. Зимою они укутывают ноги обертками и носят белые вяленые сапоги с особыми чулкообразнъш башмаками. Нижнее платье носит наименование иегда (liegda), делается оно из шелковой или вообще из какой-нибудь легкой материи и надевается прямо на тело безо всякой рубашки. Платье верхнее состоит из шаровар (киргизское слово - Schalwar) и суконного сюртука. Этот сюртук (чекбер) имеет свой определенный фасон, его всегда стараются безукоризненно выдержать. На кожаный пояс подцепляют огниво, табакерку, нож, пороховницу и обыкновенно еще мешочек для всякой всячины.
Таков полный убор киргиза из Средней орды.
Что касается киргизок, то можно сказать, что нижнее платье у них такое же, как у мужчин: белья, собственно, нет никакого, и такие же панталоны; сапоги тоже одинаковые. Платье верхнее также по образцу мужского. Шелк, бархат, вообще дорогие материи употребляются в одеянии знатных киргизок еще чаще, чем у мужчин. Не принадлежащие к знати киргизки повязываются татарским таш-таром, покрывалом, таким образом, что голова покрыта им как чепцом, а по спине свисает длинный спуск. Все разукрашено бахрамою, галунами, часто даже побрякушками. Весь спуск, кроме того, расшивают шнурами, кистями, лентами и тоже побрякушками.
Богатая, знатная киргизская женщина, кроме того, носит длинное ожерелье, которое облегает и грудь, и плечи сзади. Оно состоит из кораллов и небольших монет, серебряных или даже золотых, главным образом, бухарских. Также разукрашена у нее и высокая шапка с широким и длинным спуском.
(Фальк, III, 548-549).

ПИЩА

В разсуждении пищи и питья наблюдают предписания магометан. Самая общая их зимняя ества - баранина, а летом питаются почти одним только кумызом. Все прочие
ествы, мяса, дикие коренья, которые у них такие же, как и у барабинцев, молочные и мучные кушанья и проч, употребляются у них частию в торжественные только дни, а частию и для перемены. Все их ествы приготовляются весьма просто, не всегда с надлежащею чистотою и приправляются иногда одною только солью. Поели муку и крупу могут они получить только из России, Бухарии и Хивы, то иному едва удастся и на всем его веку хлеб и кашу видеть. По причине изобилия в молоке перегоняют они кумыз и получают чрез то молочное вино (арак). Не имея недостатка в мясе, могут они в зимнюю пору утолять жажду свою мясною жижицею. До жиру такие они охотники, что часто сало и масло голое из горсти едят. Они вообще добрые и ненасытные едоки; четверо их, возвратясь с звериной ловли, уберут за один прием иногда и целую овцу или барана.
(Георги, II, 133).
Баранина - ежедневная и главная пища, как у нас хлеб. Едят ее всегда в одном виде - вареную, без соли. Из баранины, реже из какого-либо другого мяса, киргизы приготовляют свое любимое блюдо бишбармак, кушанье, забираемое в рот всей пятерней.
Козу [казы] - это жирные копченые колбасы из конины. Мясо кладут еще парным в соленую воду, потом наполняют им кишки, коптят их и провяливают под потолком юрт на провесе - блюдо, которое, в общем подается только знатным. Джа-джа - копченая конская ветчина. Диат - любое копченое мясо. Корта - колбаса из рубленых потрохов: любой жир, нетопленый, рубят на мелкие части, крепко солят, зашивают в кишки и коптят - кушание, имеющееся всегда под рукой. Май - масло, приготовляемое из молока (коровьего, верблюжьего или овечьего), путем работы мутовкой. Им приправляется пища, а иногда оно и одно употребляется для питания.
Курт - сыр из вареной сыворотки; его приготовляют в виде маленьких комков. Иремшик - особое кушанье, приготовляемое из сладкого овечьего молока, которое варят вместе с желудком или сычугом ягненка, имеет красноватый оттенок.
Кудье - особый вид супа, которые варят с сыром или с куртом и с мукой (муку киргизы могут получать путем меновой торговли с русскими: вместе с крупой мука входит у киргизов все в большее употребление).
Борто - крупа, которую варят в воде, добавляя молоко и масло.
Карабалама - густая молочная каша из муки с курдючным жиром. Дин - тесто из курмача, мелко размолотой поджаренной пшеницы и масла.
Челпе - печение из муки и масла. Нан - такое же печение, но только испеченное не на огне, а в горячей золе.
Птицу киргизы едят, но рыбы они чуждаются. Только отсутствие под рукою другой пищи или же нужда заставит киргиза есть рыбу.
Пьют киргизы, кроме воды - кумыз, айран, арак всевозможные виды мясных наваров (сорпа).
(Фальк, III, 549-550).
Они так, как все татары, страстные охотники до табаку. Все вообще обоего пола курят его и нюхают; носят же нюхальный табак за поясом в маленьких рожках. Поелику им, кроме кумызу и араку упиваться нечем, то служит им средством же к тому и курительный табак, которого дым они в таком намерении глотают, и предпочитают простой крепкий или черкасский табак слабому... Они употребляют как маленькие китайские, так и из сучьев вырезанные трубки; но как те и другие надобно им получать от своих соседей, то большая половина киргизцев курит табак из пустых овечьих или бараньих костей. Отрезав с одной стороны у берца шишку, вынимают мозг и провертывают неподалеку от другой шишки в боку дыру. Когда хотят курить, то кладут с открытого конца к сию трубку шерстяную затычку, которую вжимают почти до самой поперечной дыры, дабы таба, которым они потом наполняют свю трубку или кость, оной на засыпал. При курении кладут они с открытого конца горящий трут и тянут сквозь поперечную дыру дым так крепко, что и глотают и сквозь нос излишний выпускают. Всяк довольствуется обыкновенно несколькими только добрыми глотками и подает после того трубку своему товарищу. Но и сего еще страннее общественное их курение, употребительное в таком случае, когда недостаток в трубах или курительных костях. Дабы землю скрепить и ко вжиманию сделать способною, то испускает кто-нибудь на удобное к лежанию место мочу и делает потом рукояткою своей плети в промоченной земле курительную ямку желаемой величины; после чего набивают оную табаком.
Когда хотят курить, то кладут на табак горящие трут, и все охотники протыкают сквозь землю наискось пустые травяные сухие стебельки так, чтобы коснулись внизу табаку, и чтобы можно было, не мешая другим, лежа на брюхе, дым всасывать. При сем способе курения объята бывает вся табачная братия приятным ей табачным дымом, и не только скорее, но и вдруг становятся все вообще соучастники курения пьяны.
(Георги, II, 133-134).
Киргизы обоих полов, даже и дети, курят табак (по-киргизски тамак) из особой трубки, которая у них носит название чалем. Трубка делается из овечьей ноги.
...Они почти всегда затягиваются нарочно, чтобы опьянеть.
...Растирая сухие табачные листья, приготовляют табак нюхательный. Нюхательницей служит маленький рожок. Его прикрепляют на поясе.
(Фальк, III, 550).

 Отправлено: 30.06.08 21:15. Заголовок: РЕЛИГИЯ, ОБРЯДЫ, ШКО..

РЕЛИГИЯ, ОБРЯДЫ, ШКОЛА.

РЕЛИГИЯ И ШКОЛА

В начале столетия обратились киргизцы по прельщению туркестанских священнослужителей от шаманского язычества к магометанскому закону. Веру свою они почитают; но как у них нет школ, да при том и целые улусы не имеют мулл, то они не только превеликие невежды, но и крайне суеверны. Малое число находящихся у них мулл, состоит из полоненных ими российских или других каких татар, умеющих читать и писать и потому люди сии бывают счастливы, отчасти как священнослужители, а отчасти как писцы и советники знатных киргизцев. В 1774 г. был у хана Нур-Галия один только тайный секретарь, да и тот полоненный казанский простой татарин, который едва умел вразумительно и четко писать, но разумел татарский и российский язык. Такие люди очень малое в законе своем оказывают сведение и редко имеют у себя алкоран или иные какие писания, хотя бы они и по-арабски знали. В ордах беспрестанно разъезжают несколько абдалов или обрезывателей, которые, по елику получают за каждое клеймо правоверия по одной овце, имеют всегда у себя знатные овечьи заводы.
(Георги, II, 140).
...Они в своем законе тверды, но при том весьма темное имеют понятие потому, что у них очень мало магометанских духовных. Ныне в их орде находится ахун или главный поп, который обыкновенно с ханом кочуют. В своем житии весьма наблюдают они магометанский закон и потому не едят нечистого, увеченного, хромого или другого поврежденного скота, а из диких в пищу употребляют только сайгачей, степных лошадей и оленей
(Паллас, I, 575).
Магометане киргизы очень плохие, невежественные и суеверные. Ни мечетей, ни школ у них нет совсем и мало служителей культа, мулл. Муллы все тоже очень невежественны. В силу всего этого киргизы не умеют ни читать ни писать. По киргизским степям разъезжает несколько операторов обрезания. За совершение этой необходимой правоверному магометанину операции, взимается хорошая плата - овца и эти люди очень богаты. Но их тоже не хватает. У киргизов можно встретить даже подростков, мальчиков лет 14, еще не обрезанных.
(Фальк, III, 551).
Школ у них нет и хотя потому редко кто на своем языке писать умеет, однакож язык у них, по утверждению знающих людей, нарочито изрядное татарское наречие, конечно, потому, что они татарами окружены и ни с какими иными народами обращения не имеют.
(Георги, II, 124).
Среди татарских казаков нашелся Орфей, который сыграл нам на киргизской флейте, но камни не были растроганы его игрой. Этот инструмент принадлежит к типу монохордов с 2 неравными струнами, на манер лютни, выпуклая часть которой суживается книзу и только до половины закрыта декой. Когда по струнам из лошадиных волос проводят смычком, сделанным из этого же материала, то раздается звук, подобный клику лебедя, да и самый инструмент походил на лебедя по внешнему виду.
(Паллас, II, 494).


КАЛЫМ И СВАДЬБА

Жен они себе, по восточному обыкновению, покупают и имеют их, как магометане, до четырех, а иные держат еще сверх того и наложниц, коих они содержат почти не хуже,
как и самих жен, да и приживаемых с ними детей почитают законными. Почти все мелкие люди имеют только по одной жене, да и той бы негде было им взять, если бы они урывками не похищали женщин у своих соседей. Они наиболыпе подстерегают калмычек потому, что они по их сказкам, к удовлетворению похоти наилучшее имеют телосложение и долее всяких других женщин равняются с молодками, почему и знатные киргизцы на них женятся, когда согласятся принять магометанский закон. Напротив того, как персианки, так и персиане (кызылбаши) настолько им ненавистны, что выдают их и за своих невольников. Когда кто впервые жениться хочет, то дает за природную киргизскую девку, около 50 лошадей, 25 коров, до 100 овец, несколько верблюдов или невольника и латы. Я положил здесь среднюю цену. Скудные женихи дают и гораздо меньше, богатые же и в несколько крат больше. Другая жена покупается гораздо дороже первой, а за третью платят и того еще больше, и так далее.
Свадьбу... играют у невесты в новой юрте. Перед сочетанием, посадя невесту на ковер, носят девку прощаться; причем следуют за нею девки же и поют песни. Когда известно станет, что невеста вышла нечестным порядком, то гости убивают на другой день верховую женихову лошадь, разрывают свадебное его платье и ругаются над молодою. Но тесть должен наградить молодому весь сей убыток. Буде же все благополучно, то веселятся несколько дней пированием, пляскою, песнями, рассказами, борьбою, ездою взапуски, стрелянием в цель и проч., при чем молодые определяют удальцами в награждение праздничное платье, убранство, а иногда и лошадей, но на прощание одаряют и их гости скотом и прочим.
Кто имеет не одну, но несколько жен, тот отводит каждой особую юрту, в коей воспитывает она своих детей, как ей заблагоразсудится. Многими детьми они хвастают и бесплодные должны быть у плодородных почти служанками. Знатные дают детям своим пышные имена, как например: Нур-Галий - великое светило; Ир-Галий или, как многие выговаривают, Ерали - высокий муж; Дост-Галий-высокий приятель; Батыр - богатырь, храбрый муж; Темир-Ир-железный человек; Бет-Галий - высокий князь и так далее.
(Георги, II, 137-138).
Свадебные обычаи киргизов мало чем отличаются от башкирских и татарских. Богатый киргиз берет за себя двух, трех, даже четырех жен. За первую жену он дает в качестве калыма приблизительно полсотни лошадей, сотню овец, несколько рабов или вместо них верблюдов и ко всему этому прилагает еще панцирную рубаху. Родители невесты неохотно отдают дочь во вторые жены, ибо только первая жена является настоящей хозяйкой. Бедный киргиз берет себе только единственную жену и калым обычно состоит из десятка лошадей и двух десятков овец, бывает даже дешевле. Свадебные празднества и увеселения составляют, как и у башкир, обеденное пиршество, музыка, танцы, борьба и конские бега. Киргизы любят иметь много детей и пируют при появлении ребенка. Их мужские имена: Мамбет, Мерген, Даланту, Джумагул, Хадир, Бектемир, Байтемир и др. Имена женские: Чабдора, Макполь, Ойслу, Мирвут и мн. др.
(Фальк, III, 550-551).
У киргизов калым оплачивается сообразно имущественному состоянию жениха,
во-первых, и с достоинствами сговоренной невесты, во-вторых. Наименьший платеж за невесту состоит из одного раба, 30 или 40 лошадей и некоторого военного снаряжения. В день свадьбы отец невесты разбивает у своего жилища, но несколько поодаль, белую кибитку. Здесь, обыкновенно и надлежит совершаться всем свадебным обрядам.
(Рычков, Дневник, 349).

БОЛЕЗНИ, ПОХОРОНЫ, ПОМИНКИ

Киргизцы часто доживают до великой старости, да и престарелые бывают бодры и здоровы. Обыкновенные у них болезни: лихорадка, кашель и удушье, да и распространилась между ими нечистая болезнь, по их курузаслан называемая. Я не слыхал, чтобы они были подвержены жестокой горячке, которая у калмыков весьма опасна бывает. Иногда заражаются они оспою, которую они чичак называют, и то случается от обхождения с европейцами. Но они оспы так боятся, что тех больных, на которых она появится, оставляют и по нужде ставят им пищу только издали, а если такой больной приблизится к их жилищу, то они не стыдятся пускать в него из луков стрелы.
(Паллас, I, 585-586).
При беспечной и простой жизни, в чистом воздухе открытых своих степей, редко претерпевают они болезни и многие бывают и на старости еще крепки. Приключающиеся же им наибольше хворости суть: короста, лихорадка, кашель, да сверх того страждут иные любовною заразою (курузаслан). Бывала между ими несколько раз и оспа (чичак), но не опустошительная. Продолжительные болезни почитают они действиями диавола и противополагают им суеверие. Лечатся же они наибольше рожечным кровопусканием, при чем употребляют малые рожки [банки], прижиганием больного места чернобыльными клубками и серою, которую растерши, принимают в мясе.
(Георги, II, 138-139).
Для погребения мертвых копают они могилы или вколачивают в землю колья, переплетают хворостом, кладут мертвого поверх земли в платье, покрывают ветвями и
засыпают землею. Но подле головы, обыкновенно лежащей к северу, вколачивают толстый кол и не вынимают оного до тех пор, пока совсем сделают могильный бугор, а как оный кол вынут, то остается дыра в могилу. В каменистых местах складывают они кучку камней над мертвым телом. Потому не удивительно, что во всех степях находится множество таких могильных бугров, коих число и впредь умножаться будет. Однако, по большей части, хоронят они мертвых около могил тех усопших, коих за святых почитают и при том подле старых мечетей, а особливо в таких местах, где уже много старых могил находится.
(П а л л а с, I, стр. 586).
С покойниками своими поступают так же, как и прочие магометане. Могилы роют неглубокие: напротив того, многие набрасывают на них груды каменьев. Когда мужчина умрет, то самое лучшее его платье изрезывают в ласкутки и разделяют для памяти по его приятелям. Иные замечают также его юрту небольшим значком и втыкают в могилу копье. Дабы не иметь повода к печальному воспоминанию умершего, некоторые сваливают на могилу его и всякую домашнюю рухлядь, детские колыбели и сему подобное. Богатые и знатные люди желают быть преданы погребению у гробов своих святых или преждних ханов, либо родственников, куда отвозят их верхом. А когда в летнюю пору за отдалением кочевья от таковых мест, сделать того не можно, то обрезывают они покойника мясо и хоронят оное вместе с внутренностью вблизи, а кости отвозят в желанное место и погребают их возле святых или, как они говорят, белых костей, то есть возле знатных покойников.
По знатным покойникам правят они в том году, в котором помер, трое поминок. Вдовы и дети при том сетуют, приятели собираются с наивеличайшею пышностью и смотрят, превознося похвалами покойниковых верховых лошадей, оружие и добрые качества, при чем все вообще угощаются. Вдовы, оплакивая покойников, говорят при том им в похвалу, что они были в любви верны, щедры и благоразумны, походили, сидя на лошадях, в латах, на богатырей, глядели за табунами и похитили посредством храбрости своей стольких то невольников, брали в добычу скот и так далее. Жены калмыкской природы, хвастают при том отменною покойников к себе ласкою, поелику мужья нажили их не как других выкупом, в скоте состоящим, но с опасностию собственной своей жизни и по богатырской любви, и проч. На последних поминках определяют вдовы удальцам в верховой езде в награждение некоторых лошадей, платье и оружие покойных своих мужей. Всякий улус правит сверх того ежегодно общие поминки на кладбищах; и при сем случае, по языческому обряду, убивают там лошадей, предлагают мясо их покойникам, а напоследок между разговорами, убирают оное и сами. Ежели кто приблизится к могиле своего приятеля, то начинает с ним говорить и кладет на гроб клочек вырезанных из гривы верховой его лошади волос. Подобные сим обряды, только попростее, наблюдают они и в разсуждении умирающих жен и детей.
(Георги, П, 139-140).
Через несколько дней после похорон, наследник умершего, вступивший в обладание его имуществом, устраивает публичное, поминальное пиршество. При этом выполняются следующие обряды: наследник ко дню торжества должен пожертвовать некоторую часть своего имущества, как-то: одного или двух paбов, столько же верблюдов, панцирь, десяток или дюжину коней, некоторое количество овец и т. п. Назначение этого пожертвования такое. Должен состояться большой состязательный пробег и все добро, выделяемое из имущества при этом пожертвовании, идет на призы наездникам, признаваемым искуснейшими определением многолюдного сборища, котороe следит за ходом состязания. Поэтому каждый наездник, не исключая самого наследника, старается держать в готовности и в порядке свою лучшую лошадь. Чтобы все обошлось без путаницы, наездники выбирают из среды старшин - двух нарочитых посредников, чтобы тем лучше засвидетельствована была умелость и ловкость всех этих лихих наездников. Из этих руководителей один остается там, где состязание начинается, а другой находится в указанном месте, где все участники состязания должны съехаться. Никто не может определенно сказать, сколько верст в той дороге, покрыть которую полным ходом должны наездники. Но из разных рассказов об этих состязаниях надобно заключить так, что весь пробег имеет никак не менее 40 верст. Ибо когда все участники, совместно с указанными старшинами, отправляются на бега, то по началу они едут потихоньку, и так продолжается с вечера до следующего полудня, а вечером, когда свалит жар - уже начинают гоньбу в обратном направлении до самого того места, где их ожидают призы, угощения, увеселения, приготовленные для них, согласно установившемуся обычаю. Получает раба, а также лучшие вещи, выставленные для раздачи на призы, тот наездник среди всех состязавшихся, который приезжает раньше всех, следующему за ним достается панцирь, третьему - верблюд. Наезднику, признанному четвертым, достается кармазиновый кафтан и красивый головной убор. Пятый получает коня в полном снаряжении, с седлом и сбруей. Остальных состязавшихся удовлетворяют дачей коней или овец. После раздачи призов, обязанностью наследника является показать народу принадлежавшие покойному ценнейшие вещи. Тут же должен при этом стоять на показе любимый конь покойного в самом полном, лучшем своем уборе, покрытый черной попоной. На других лошадях раскладываются лучшие платья умершего, его военное снаряжение, богатые ковры и кибитки. Все эти вещи по порядку одна за другой привязываются к натянутой веревке, а рядом стоят жены умершего, утопающие в слезах, равно и его рабы и его рабыни. Замысел всей этой церемонии заключается в том, чтоба показать собравшемуся люду, как много имущества сумел приобрести за свой век умерший, и этим вселить в уме народа высокое о нем мнение. На той кибитке, где лично проживал умерший, водружают небольшой черный значек, обозначая тем траур, в который повергнута оставшася после умершего семья.
(Рычков, Дневник, 347-349).


КОЛДУНЫ

Чем меньше у киргизцев находится духовных особ, тем больше у них различных чародеев. Мне сказывали, что их считается шесть чинов. Первые называются фалча, которые предсказывают из книг и по звездам, и сие искусство почитается за науку. Потом следуют предсказатели, яурунчи называемые, которые по бараньей лопатке предсказывают о будущих делах и на всякий вопрос ответ дать умеют. Сказывают, что такую лопатку должно оскоблить ножем, а не прикасаться к ней зубами; ибо в противном тому случае она не годится к чародейству. Если прорицателю предложат вопрос или он сам что задумает, то кладет оную лопатку на огонь и ждет, пока на плоской стороне появятся седины и трещины, по коим он и предвещает. Сии люди по их объявлению, так искусны, что могут угадывать, как далеко находится отправившийся в путь человек. Сказывают, что некогда партия калмыков, имевших при себе такого предсказателя, учинила великое похищение у киргизцев. После чего партия сих также со своим прорицателем погналась за неприятелями, но калмыцкий чародей, разумел свое ремесло столь хорошо, что своих земляков заблаговременно уведомил о погоне и чем ближе сии приближались, тем больше он советовал удаляться. Но как киргизский чародей сие приметил, что их предприятие неудачно будет, то употребил следующую хитрость. Он велел киргизцам оседлать лошадей передом на зад и самим сесть также назад лицом. Через что калмыцкий гадатель пришел в замешательство: он видел на своей кости, что киргизцы назад воротились и советовал калмыкам остановиться, и так киргизцы их нагнав, взяли в плен со всею добычею. Сие приключение рассказывали сами киргизцы, но было ли оное в самом деле, того сказать не могу.
Третий род чародеев называется бакша и киргизцы сим больше всех других верят. Если просят у них совета, то они веля сперва привести хорошую лошадь, барана или козла для употребления в жертву. Потом бакша начинает петь чародейные стихи, бить в обвешанный кольцами чародейный барабан, кобиц называемый и напоследок скакать и ломаться. Все сие делав с полчаса, убивают приведенный скот на жертву и кровь испущают в особливый сосуд. Кожу берет себе, а мясо едят при том находящиеся, и собрав кости пестрит красною, синею краскою, и бросает от себя к западу, куда выливает и испущенную кровь из скота. Напоследок еще несколько времени чародействует заклинаниями и ответствует на вопрос.
Еще есть чародеи, рамча называемые, которые льют коровье масло или сало в огонь и по цвету пламени предсказывают; причем также приносят в жертву и употребляют заклинания. Но сих чародеев мало почитают.
Сверх того есть еще колдуны, а по большей части колдуньи, джа-адугар называемые, которые околдовывают невольников и других пленников, так что они на своем побеге заблуждаются и опять попадаются в руки своему господину или хотя они и уйдут, однако опять скоро попадут киргизцам в неволю. На такой конец вырывают они у пленника несколько волос из головы, спрашивают его имя и ставят посреди кибитки, на расчищенном и солью посыпанном месте, на котором они обыкновенно раскладывают огонь. Потом колдунья чинит заговоры и в то время приказывает пленнику трижды отступать назад, на свои ступени плевать и каждый раз выскакивать из кибитки. Напоследок сыплет пленнику на язык несколько золы, на которой он стоял и тем колдовство кончится. Яицкие казаки верят, что если пленник объявит настоящее свое имя, то сие колдоство бывает действительно.
(Паллас, I, 575-578).
В среде киргизов живут ворожеи, при том с различными специальностями. Баксы могут изгонять дьявола, знать минувшее и будущее, выявлять грабителей, играть с людьми злые шутки и т. д.
Диакса - по части дождя, грозы и ветра. Он их может наслать или, наоборот, предотвратить. Эти дела диакса делает при помощи особого крапчатого камня, величиной с куриное яйцо.
Такие камни теперь расцениваются в Бухаре, где их отыскивают, уже наравне с десятком, даже с дюжиною коней. Когда нужен дождь, диакса лезет со своим камнем в воду и привязывает его к камышу. И вот, на расстоянии не более, как одного дня пути, уже набираются облака и конечно, разрешаются грозой, дождем, ветром. Когда осадков становится достаточно, диакса лезет опять в воду и забирает свой камень. Во время военных столкновений он присоединяет к камню еще бурдюк с водой и вот устраивает во вражеском лагере злейшее ненастье в то время, как у своих в лагере погода самая чудесная. И так далее, и так далее - по этой дорожке выдумок, на которую увлекает киргиза его вера по отношению к этим обманщикам.
(Фальк, III, 551).
Между ими есть великое множество волшебников, которых главнейшие названия суть следующие: фалши - суть звездочетцы, которые по небесным знакам предсказывают и самые безделицы, благополучные и несчастные дни распознают и так далее. Диагзы или месяцесловоделатели суть такие люди, которые не только наперед знают, когда будет погода, но и сами могут располагать дождем, ветром, жаром и проч. и при том в состоянии удерживать и насылать гадину. При дворе каждого знатного киргизца бывает обыкновенно один диагза. Бакзы походят на языческих шаманов или камов. Они хвастают, что имеют знакомство со злыми духами, призывают их при разных шалостях, при чем иные употребляют и барабан, повелевают им такое то дело исполнить, выгоняют их вон, делают жен и стада плодородными, лечат больных, предсказывают будущее и сему подобное. И для того все обиженные диаволом должны искать у них помощи. Многие из сих волшебников живут весьма достаточно.
(Георги, Н, 140-141).
Вечерами на военной квартире хана Нурали занимались черной магией, которую представлял один из самых видных яурунчей, т. е. ворожеев. Цель ворожбы была - узнать настигнем ли мы калмыков или нет, и вернемся ли благополучно, разделавшись с ними; кроме того, узнать еще, что сейчас делается у калмыков. Ворожей делал свое дело при помощи овечьего курдюка, а именно курдюк сжигался на огне, покуда от мяса не остался только пепел да кончик костей. По взгляду ворожея, извилины, некоторых линий на пепле курдюка предуказывали все будущее. Ворожей разглядывал остаток кости с глубоким вниманием и, в конце концов, поведал собравшимся кругом него следующее: вчера вечером с калмыками соединился некий невидимый дух, по имени аврах. Под его воздействием народ оробел, стал собираться в сходбище, взволнованный угрозой появления русских войск. Но сегодня, и тоже все в полдень, к ним явился другой аврах и навел еще больше страху, чем первый. Он выявил зловещие предзнаменования, которые нужно понимать не иначе, как предвестие предстоящей гибели. В конце концов, судьба калмыков определится в связи еще с третьим аврахом. Если он прибудет к калмыкам через день после второго авраха, то он снимет с них тот неприязненный рок, который ввергает в ужас весь народ. Так гласили прорицания ворожея. Киргизы все, не исключая самого хана, верили в искренность и правоту этого прорицания. Легко видеть, что такими прорицаниями, допускающими двоякое истолкование, ворожей обезопашивал себя, свой кредит и уважение к себе у народа, что бы там ни случилось. В самом деле, если калмыкам предстояло натолкнуться на какую-нибудь катастрофу, то на развитие событий в этом направлении указывали слова прорицания первого. Если же предстояло произойти совсем обратному, то скажется, что ворожей в своих предсказаниях упомянул о том, что аврах третий может спасти калмыков от беды. Так занимаются киргизы ворожбой с целью приоткрыть грядущее. Весь этот случай, коему я был очевидцем, проливает полнейший свет на обманные уловки хитрого предсказателя.
(Рычков, Дневник, 392-394).

 Отправлено: 30.06.08 21:17. Заголовок: ВСТРЕЧА ЕВРОПЕЙСКИХ ..

ВСТРЕЧА ЕВРОПЕЙСКИХ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ С КАЗАКСКИМИ
ХАНАМИ И СУЛТАНАМИ ФАЛЬК У СУЛТАНА АЛИ (1770)

Киргизский хан Нурали прибыл со своей ставкой и остановился на Илеке, всего в 50 верстах от Илецкой защиты, при впадении Илека в Урал, с левой стороны Урала. Близость мне показалась выгодной, чтобы увидеть этого правителя кочевников и его лагерь, поэтому я в сообществе с Георги и при достаточном конвое отправился из Оренбурга вниз по линии через укрепления - Чернояр, Татищево, Озерное и Рассыпное - в Илецкую крепость. Между укреплениями имели стоянки казаки и башкиры в небольших лагерях из камышевых палаток. Они пасли своих лошадей, также как и население укреплений пасет весь свой скот, под защитой вооруженных пастухов, что выглядело необычайно.
29 сентября [1770 г.] я направил двух знатных татар к хану, чтобы запросить его, согласен ли он на мое посещение и смогу ли я совершенно безопасно к нему приехать.
Татары по всему Илеку вверх, встречали небольшие киргизские лагери и при впадении Камчатки в Илек, 70 верст выше устья, вступили в ставку хана, состоящую, приблизительно, из 20 кибиток.
Хан их очень вежливо принял и ответил им, что я в полной безопасности могу к нему приехать, а также вернуться обратно,- ставка его простоит еще несколько дней, сам же он должен на следующий день уехать в отдаленные улусы, чтобы уладить раздоры. Короче говоря, он мне отказал в приеме.
Посланные татары ничем не были обижены киргизами, напротив, куда они не приезжали - их всюду угощали мясом и кумысом.
За это время нам удалось увидеть торжественное открытие осеннего рыбного лова илецких казаков, которые явились для этого в полном вооружении.
Тем же путем мы вернулись обратно в Оренбург.
Наследник хана Али султан, лучше удовлетворил мое любопытство. Он остановился в киргизской степи всего в нескольких верстах от Оренбурга, чтобы по возможности добиться у губернатора распоряжения приостановить продвижение русских карательных отрядов, сам же в Оренбург не явился.
Для моего приема он назначил 5 ноября [1770 г.], время после обеда. Я явился с Георги, Барданесом и егерем в сопровождении хорошо одетых казаков. Лагерь султана состоял, приблизительно, из 320 кибиток, между которыми его кибитка была самая большая и покрыта белым войлоком. Вокруг паслись верблюды и лошади. Пол кибитки был устлан коврами, на которых лежали подушки. У его постели висели шелковые занавеси, а кругом были развешены красивые луки, кувшины, ружья, сабли и седла.
18-летний султан сидел, поджавши ноги, на подушке в богатом одеянии, опоясанный серебрянной саблей; вокруг него сидело несколько старшин, одетых в ярко-красное. Мы должны были с покрытыми головами сидеть на маленьких сундучках. Он вежливо принял мои подарки, состоявшие из головы сахара и обыкновенной табакерки, вполне прилично задавал вопросы и отвечал сам. На прощание он мне подарил лошадь, которую я не принял.
(Фальк, I, 20-21).

РЫЧКОВ У ХАНА НУРАЛИ (1771 г.)

Здесь [близ Тургая] мы сразу очутились в виду становища хана и окружающих его киргизов. Мы направили путь на ханские кибитки; хан был здесь, в кругу своих
старейших. Все они собрались, чтобы встретить нас и приветствовать. Со стороны старшин нам было дано понять, что мы отнюдь не должны подъезжать к хану вплотную, но спешились бы за несколько сажен, и только таким образом приблизились бы к самому тому месту, где он находился. Мы подчинились этому требованию и вошли в среду окружающих хана лиц. При нашем появлении они встали со своих мест все. Хан восседал на ковре с обоими своими сыновьями, которые рассаживались около него непременно в порядке старшинства. Направо сидел султан Ишим. Место султана Пирали было по левую руку отца, несмотря на то, что он носил титул хана туркоманов.
...С самого первого момента нашего свидания, хан засвидетельствовал те чувства радости и удовлетворения, которые испытывал он при получении известия о приближении русских войск,- войск, прибытия которых он давно ждет с нетерпением. Все речи хана выказывали усердие, самое ревностное, выполнять высочайшую, ее императорского величества волю. Особенно заслуживают внимания его соображения относительно бегства калмыков.
Он всегда сожалел, что с самого того момента, как он подчинился скипетру русскому, все же не было у него случая выказать на деле свое верноподданическое рвение и свою верность всемилостивейшей государыне. Бегство волжских калмыков даст ему теперь этот желанный случай. И он сочтет за честь отдать все силы свои на пользу предприятия и доказать свое рвение. С тех пор, как он стал под защиту русского государства,- продолжал хан - русским пришлось вести две войны с иноземными царствами. Одна война - с пруссаками [1756-1763 г.], другая в настоящее время - с турками
[1768-1774 г.]. Но ни в той, ни в другой войне он еще не имел счастья быть использованным. Между тем, это его каждодневное желание, равно как и желание его подданных. Во всякое время, в каждый час, готовы мы выступить в поход против врагов России. Когда хан высказал все, что хотел, наш подполковник выявил перед ним всю совокупность тех затруднений, в силу которых мы не могли сомкнуть с ним свои силы ранее, и, в конце концов, уговорил его остановиться на таком решении: на этом месте ждать прибытия русских войск. При этом уговорились, что после соединения обоих войск оставить на месте весь тяжелый обоз и преследовать убегающих изменников облегченными, ускоренными маршами. Чтобы оставленный обоз обезопасить от покушений со стороны степного населения, хан обязан приставить к обозу особых хранителей по одному человеку от каждого киргизского рода. Эти люди не должны уходить от обоза, дабы отвратить все возможные опасности. На все ему высказанное хан, во всенародном присутствии, изъявил свое полное согласие. В конце беседы хан сказал: если мы задержимся хотя бы в малейшей мере и не поспешим вперед с крайней быстротой, то калмыки уже 13 дней тому назад проследовавшие через здешние места могут успеть дойти до гор Алтая, а тогда с ними ничего не поделать и не только в силу одних лишь [природных] условий той местности, а еще и потому, что они смогут, прежде чем мы попадем к горам, вступить в Джунгарские пределы. Там, в тех землях, если им удастся осесть и устроиться, им можно будет обеспечить себе в борьбе с нами ряд преимуществ и выгод, каких они в настоящее время, изнеможенные зимнею дорогою, без надежной опорной базы лишены совершенно. От этих разумных рассуждений ханских могла быть польза несколько раньше. Но теперь у нас оставалась только самая слабая надежда догнать этих калмыков, бежавших с такою поспешностью и ушедших так далеко.
(Рынков, Дневник, 369-371).

БАРДАНЕС У СУЛТАНА МАМЕТА (1771)

[24-го июля 1771 г.]. Сегодня посетили наш лагерь 3 сына стоявшего от нас в 7 верстах султана Мамета со свитою. Майор Зубов их угостил и потом послал в мою ставку. Старший сын Ахмет, 20 лет от роду, был одет в черные атласные шаровары, кафтан тонкого красного сукна с шелковым кушаком, на голове шитая золотом скуфейка и хорошая киргизская шапка, а на бедре сабля. Другие, один 16-ти, а младший 14-ти лет были одеты как обыкновенные киргизы, но немного почище. Все они имели веселый и мужественный вид. Они сидели у меня на войлоке, отвечали на мои вопросы сколько умели, отведывали мои сухари… При прощании приглашали они меня
поутру на другой день к своему отцу. Я согласился.
26-го июля. Сего числа пополудни поехал я в стан султана или князя Мамета, старшины малого улуса. Средней киргизкой орды и удостоен был благосклонным приемом. Его стан или Деревня (аул) состоял из 8 войлочных юрт, или кибиток, из коих 3 для его фамилии белые войлочные и чище, прочие же были простые для его служителей и пастухов. До приема султаном сыновья разговаривали со мною. Кибитка его была большая, разделенная завесою; посреди висел большой железный котел с говядиною и крупами на огне, кругом стояли малые и худые ящики, на которых лежали кожаные мешки с платьями и проч. Против входа позади котла разостлан был персидский ковер с подушкою, на котором сидел султан с супругою, сложа ноги накрест. Я должен был сесть в стороне поодаль. Султан имел от роду 60 лет, был сухощав с небольшою черною бородою; на нем было шелковое платье и шитый золотом колпак. Он имел вид проницательный. Супруга его лет сорока была весьма сановита и сидела в полушелковом бухарском платье и в шелковом платке на голове, как носят обыкновенно татарки и армянки; с головной повязки по обоим щекам висели корольки.
Сделав им низкий поклон, поднес я князю в дар фунт мыла, зеркало, купленное мною в Омске за 7 копеек, кольцо, за которое я заплатил 3 копейки, несколько игол, извиняясь, что я так мало взял с собою. Он уверял, что ему от русского приятеля все приятно, а она сказала, что в степи такие вещи очень полезны.
Она потом спросила, пью ли я кумыс или квашеное спиртовое кобылье молоко. Я сказал, что пью и тогда поднесли мне кумыс, а потом хороший чай без сахару и меду, вареный только с молоком в фарфоровых чашах.
Если бы султан при ответах и рассказах менее занимался строганием лучины большим ножом, то беседа наша была бы довольно приятная. Он расспрашивал о здравии монархини, изъявлял свою приверженность к Российской империи. Он сам преследовал калмыков и несколько человек взял в плен и велел, действительно, позвать 6 или 7 калмыцких мужей и жен, кои были его рабы, но в хорошем содержании. О калмыках предполагал он, якобы они перешли через горы в Зюнгорию, что нам их воротить не можно, что напротив того, киргизские орды получают от нашего преследовании великую пользу, поелику калмыки уходят далее и избавляют их от таких лукавых и гордых соседей и т. д. Наконец, дружески отпустил он меня с мехом хорошего кумыса и овцою, дав для провожания несколько киргизцев.
(Фальк-Барданес, VП, 15-18).

 Отправлено: 30.06.08 21:21. Заголовок: ВЗАИМООТНОШЕНИЯ КАЗА..

ВЗАИМООТНОШЕНИЯ КАЗАХСКИХ ОРД
С СОСЕДНИМИ ГОСУДАРСТВАМИ
РУССКОЕ "ПОДДАНСТВО" МАЛОЙ ОРДЫ

Киргиз-кайсакской Меньшей орды Абул-хаир хан претерпевал великие разорения и обиды, с одной стороны от зюнгорских калмык, которые время от времени разными киргиз-кайсацким ханам в великой Татарии принадлежащими городами завладели и непрестанно их утесняли, а с другой стороны - от смежного им башкирского народа. Не меньшая ж опасность им была близ реки Яика (где лучшие к кочеванию их места) пребывать, ибо башкирцы на их киргизские улусы непрестанные чинили набеги и многие тысячи лошадей у них угоняли, а управляться с ними было не без труда за такими ж нападениями, с зюнгорской стороны чиненными. И тако он, Абулхаир, будучи пред прочими киргиз-кайсацкими владельцами гораздо умнее, принужден искать и просить о принятии его со всею той Меньшею ордою в российское поданство, и с тем в 1730 году посланцев своих отправил от себя с башкирским старшиною Алдаром к уфимскому воеводе, к коему он, Абулхаир-хан, особливое о том письменное прошение ж прислал. По прибытии онаго Алдара и по получении от тех посланцев известия, бывший тогда уфимский воевода бригадир Бутурлин нарочно из уфимских дворян в жилища Алдарова посылал, чтоб он и с посланцами на Уфу приезжал; почему он Алдар, и те посланцы в Уфу, в июле месяце, и прибыли, а потом купно с ним, Алдаром, ко двору е. и. в. (1 Здесь и далее "е. и. в." означает - "ее императорское величество"). они, посланцы, отправлены.
Между представлениями его ханскими знатное было сие: 1) что они от зюнгорского владельца и от его калмык обижены, и когда будут под протекциею е. и. в., то могут
все свое владение от них со временем возвратить... 2) сам себя в ханстве содержать может, ссылаясь на волжских калмык, как е. и. в. между таким же диким народом ханов утверждает и народ в покорение приводит, 3) могут соседей своих хивинцев и аральцев в подданство е. и. в. привесть и за то в милость быть.
По которому его ханскому прошению в том же 1731 году, в мае месяце отправлен был к нему, хану, коллегии иностранных дел переводчик мурза Тевкелев и с ним из геодезистов Алексей Писарев да Михаиле Зиновьев для описания мест, из уфимских дворян и казаков, да из башкирцев лучшие люди: вышеупомянутый Алдарбай (кой в бывшем бунте главным предводителем был), Таймас тархан батыр и еще некоторые с такою инструкциею, что б помянутого хана со всею ордою в подданство совершенно утвердить и присягою верности обязать, о состоянии же сего народа и тамошних мест обстоятельное известие получить. С которым и означенные ханские посланцы, бывшие у двора е. и. в., с грамотою к нему, хану, (в которой он о принятии в подданство и милостию е. и. в. обнадежен) отправлены...
По прибытии переводчика Тевкелева в киргиз-кайсацкую орду, так скоро, как опознали киргизские старшины о причинах приезду его, Тевкелева, и учинилось у них великое смятение, и часто во многолюдстве для убивства оного Тевкелева и бывших с ним собирались А при том и на хана своего нападали за то, что он, без ведома и совету их, посланцев своих ко двору е. и. в. отправлял и о принятии в подданство просил, чего они никогда не желали и не намерены. Хан, как его, Тевкелева, с находящимися при нем людьми при всех таких нарочных собраниях защищал, так и народ непрестанно увещевал и вразумлял, толкуя им, какое они благополучное от подданства российского получать могут, приводя в пример волжских калмыков и уфимских башкирцев, под державою российской благополучно живущих и что они пришед в такое ж подданство, от неприятелей своих в безопасности будут. Тевкелев такожде, будучи, о нравах сего дикого народа довольно сведущ, так добро против всех их угроз поступал и, не опасаясь ничего, умел им говорить, что они, многажды собравшись на убийство его и находящихся при нем людей, сами со страхом, а иногда со многим удивлением к нему разъезжались и поставляли его за такого умного, который больше человеческого разума имеет. При чем и бывшие с ним, Тевкелевым, башкирские старшины не малую верность ко успокоению того своевольного народа старание прилагали, а особливо Таймас батырь будучи у киргиз-кайсаков славным башкирским наездником (или богатырем), который за то, как выше явствует, потом в 1734 г. и тарханом пожалован.
По таким долговременным бывшим затруднениям, наконец, до того дошла, что на одном большом и последнем их киргиз-кайсацком сборе наибольшая часть согласилась, конечно, Тевкелева убить, к чему бывшие тогда в орде ушлецы из волжских калмыков киргизов весьма возмущали и научали, чтобы его, конечно б, Тевкелева, с товарищами убить, а живого от себя отнюдь не отпущать, толкуя им то, что российские люди ими, киргиз-кайсаками, так, как и башкирцами, овладеют. И таково оное собрание призван был он, Тевкелев, нарочно один, коему тут, сильными и без всякого страха чиненными от него представлениями, помогательством же ханским и одного знатнейшего киргиз-кайсацкого старшины Букенбая-батыря, так посчастливилось, что все противной партии противу его, ханских, и букенбаевых представлений не только спорить не могли и безгласны учинились, но и большая часть из того собрания купно с ханом и с помянутым
киргиз-кайсацким знатнейшим старшиною Букенбаем ее и. в. в присягу в верности учинили, и хан на том основался, чтоб сына своего ко двору ее и. в. послать.
По таком счастливом его, Тевкелева, успехе партия Абулхаир-ханова хотя уже умножилась, и комиссия, ему, Тевкелеву, порученная, лучший вид возымела, но такое состояние недолго пребывало, ибо по принятии присяги противная партия, а паче Средней орды владельцы и старшины в такое огорчение и смятение пришли, что и сам
Абдулхаир-хан опасаться стал, как бы ему помянутого Тевкелева и находящихся при нем людей безвредно от зломыслящего народа сохранить. А при том у него, Тевкелева, и к содержанию его тамошнему нужное оскудевать начало, и сам он в такое отчаяние
принужден был впасть, что из их воровских рук вскоре вырваться ему невозможно, того ради умыслил: имевшихся с ним геодезистов Писарева и Зиновьева и с некоторыми из имевшихся с ним уфимских дворян и казаков с Таймасом тарханом отпустить в Уфу, испрося у хана надежное провожание, и с ними о всех своих происхождениях в коллегию иностранных дел обстоятельную ведомость учинил, также и уфимскому воеводе о надлежащем сообщить приказал, а сам в
киргиз-кайсацкоц орде остаться был принужден.
1732 г. По получении оной ведомости в государственной военной коллегии иностранных дел, немедленно отправлено было из той коллегии иностранных дел на Уфу денег тысяча рублев со определением, чтоб уфимский воевода всевозможное старание употребил, дабы на оные деньги, купя лошадей или товаров, часто помянутого Тевкелева чрез верных башкирцев из тех воровских рук выкупить, или б пойманными киргиз-кайсаками (ежели есть в поимке) обменить; а буде в поимке нет - то, захватя возможным образом, за свободу их еще Тевкелева требовать. И тако об успехе порученной ему, Тевкелеву, комиссии вся надежда совсем было пропала.
Между тем по отправлении Писарева на Уфу, хан со своими улусами и с ним, Тевкелевым, откочевал вблизости Аральского моря, во владение нижних каракалпак, в котором владении Абулхаир-хан, будучи особливо почитаем, склонил каракалпацкого Каип хана и со всем его народом в подданство российское и в том они при Тевкелеве присягу в верности учинили. И понеже хан, будучи тут, от противной себе партии прежде происходивших многих препятствий освободился, то Тевкелеву гораздо удобнее было свою комиссию с лучшим успехом в действо производить, и помянутого хана в верном подданстве пребывать так утвердил, что он обещал для такого своего верного подданства (как то в записках его Тевкелева значится) каждый год в Москву сына своего присылать, а старшин киргиз-кайсацких обнадежил склонить, чтоб у каждого роду давать по одному человеку жить в построенной крепости, якобы для киргиз-кайсацких дел судьями, вместо политических аманатов. И с тем, особливо же с прошением своим о построении города на устье реки Орь, с бухарской стороны впадающей в Яик, отправил с частопомянутым Тевкелевым ко двору ее и. в. сына своего Ерали салтана и брата своего двоюродного Нияз салтана с несколькими киргиз-кайсацкими старшинами. Также и от Большой киргизской орды Елдар хан с прошением российского подданства с ним же, Тевкелевым, посланцев отправил. И тако сия первая Тевкелева комиссия паче всякого чаяния благополучно окончание возымела.
В январе месяце 1733 г. означенный Тевкелев с ханским сыном и с киргиз-кайсацкими старшинами к немалому удивлению прибыл на Уфу благополучно ханский сын и помянутые старшины с приличным почтением и угощением были приняты и удовольствованы квартирою. А Тевкелев, разгласив о себе, что заболел тяжкою
болезнию, ездил на почте в С.-Петербург для обстоятельного о всех своих делах государственной коллегии иностранных дел донесения, отколь он, возвратясь по данному ему указу, в том же 1733 г. с помянутым ханским сыном и с киргиз-кайсацкими старшинами, за провожанием нескольких уфимских дворян, и с бывшими с ним
предупомянутыми башкирскими старшинами в С.-Петербург ко двору е. и. в. отправился.
В начале 1734 г. частореченный Тевкелев с ханским сыном и с киргиз-кайсацкими старшинами, также и посланцами от Большой киргиз-кайсацкой орды и с прочими при нем бывшими, в С.-Петербург прибыл. И 10 февраля имел он, ханский сын, с дядею своим и старшинами у ее и. в. публичную аудиенцию...
Девятого числа того же [июля, 1738] вышед с командою из Озерного [Татищев и его люди] продолжали путь к Оренбургу, в котором следовании явились к нему, тайному советнику, посланные в киргиз-кайсацкую орду башкирский верный старшина
Таймас-тархан-Шаимов и один яицкий казак и доносили, что Абулхаир-хан и
киргиз-кайсацкий де народ в немалое сомнение пришли, уведомясь, яко он, тайный советник, идет в Оренбург со многим числом войска, и аки б при нем 6000 человек одних калмык имеется, и народ де уговаривал его, хана, чтоб он в Оренбург для свидания с ним, тайным советником, не ездил, и при том спрашивали, отдастся ли им Ерали салтан, в Оренбурге содержанный. Но Таймас, будучи не глуп, против всего того умел приличным образом ответствовать, что они из того довольны оставались. Однако принужден был присягу учинить, что по приезде их к тайному советнику никакого худа им не учинится, но все ее и. в. милость получат. Но хан и старшины, еще на том совершенно не утвердясь, послали с ним, Таймасом, старшину своего Букенбая батыря, аки бы просить позволения, с каким числом старшин и когда тайный советник прикажет ему, хану, в Оренбург приезжать, а в самой вещи то думали, чтоб уведомиться о подлинных намерениях тайного советника, а особливо же, сколько с ним военных людей и подлинно ль с ним от шести до восьми тысяч волжских калмык. Ибо хотя Таймас и объявил, что калмык при нем, тайном советнике, только до двухсот человек, да и то крещенные, но они тому весьма не верили. Тайный советник означенного старшину Букенбая, приняв ласково на пути и наградя его, отправил обратно
к хану с помянутым башкирским старшиною Таймасом тарханом, а сам следовал в Оренбург, куда он 15 июля со всею своею командою имел церемониальный вход с надлежащею его чести пушечной пальбою и стал в лагерь подле Яика близ устья Ори реки...
16 и 18 трактован публично содержавшийся в Оренбурге ханский сын Ерали салтан с имевшимися при нем старшинами, и при том подарено ему от тайного советника на платье сукно кармазинное, парча золотая, сайдак, серебром оправленный, лисица черная, печать в серебре, на которой его салтанское имя вырезано, узда конская с набором серебряным. А 19 числа отправлен к хану переводчик Араслан Бахметов и частоупомянутый Таймас, которые по многим бывшим с ним, ханом, разговорам едва могли его уверить, чтоб он для свидания с тайным советником поехал. И 31 июля прибыв в близость Оренбурга лагерем, остановился. А к Абулмамету и Аблаю салтанам того ж 31 числа отправлен был геодезии прапорщик Норов с подарками, и звать их к такому же свиданию.
По прибытии хана в лагерь, отправлен к нему от тайного советника один поручик для поздравления с приездом, и при том на довольство старшинам некоторые съестные и питейные припасы были посланы, что все хан принял весьма благодарно. И хотя старшины его представляли ему, хану, чтоб наперед тайному советнику в его лагерь приехать с малыми людьми, но хан то не принял, а требовал, чтоб прислан был к нему полковник Тевкелев, чтоб с ним было людей не более десяти человек, почему и он, хан, на разговор с ним с толикими ж людьми выедет. И тако он, Тевкелев, и с ним поручик, прапорщик, капрал и десять человек гренадеров 1 числа августа были посланы. Хан напротив того выехал с большим своим сыном Нуралием салтаном, и при них знатных старшин было 10 человек. Как съехались, то по
киргиз-кайсацкому обыкновению пали все на землю, при чем хан и старшины по своему закону, подняв руки на небо, читали молитву о многолетнем ее и. в. здравии, а по прочтении молитвы хан Тевкелева короткими словами просил, зачем он к нему поехал. Тевкелев ему объявил, что он прислан от тайного советника Татищева, который уведомился что старшины его ханские в лагерь его тайного советника
ехать опасаются, боясь, будто будут удержаны, что им внушено весьма неправильно, и ехали б без всякого опасения, ибо как хан, так и все люди его почитаются за
подданных ее и. в., а таким обманным образом, как мнят, не только с подданными, но и с неприятелями с стороны ее и. в-ва не поступается.
На то из знатных его ханских старшин Джанбек батырь ответствовал, что они довольно знают о безопасности и суть ее и в-ва верные подданные, но хану де будет через то обида и пред другими владельцами стыдно, ежели наперед поедет к тайному советнику, ибо он - владельный, а тайный советник командующий, и для того тайный советник, хотя под образом какой охоты, в нескольких человеках от лагеря в степь выехал, а напротив того и хан также выедет и тако увидясь тогда или опосля в лагерь его, тайного советника, ехать. На что Тевкелев, сколько мог, изъяснял, коль неприлично то требование их, и что они не к тайному советнику, но в лагерь ее и. в-ва войск и для учинения ее и. в-ву присяги в верности ехать долженствуют, при чем никакие партикулярности обсервовать [особенные исключительные формы соблюдать] не надлежит. Однако хан на том остался, чтоб ему о сем со старшинами советовать. И по многим посылкам едва к тому приведено, что хан согласился в третьем числе августа к тайному советнику со старшинами своими приезжать и присягу в верности учинить. В которые переписки употреблявшийся переводчик Араслан, принужден был присягу учинить, что хану, старшинам его и народу никакой при том обиды и удержания не учинится.
(Рычков, Ист. Оренб., 5-8, 36-37).

СРЕДНЯЯ ОРДА

Что до Средней орды принадлежит, то она всегда особливых своих владельцев имела. В то же время, как Кирилов из Санкт-Петербурга отправляем был, находился
сей орде Шемяка-хан, чего ради с ним, Кириловым, на имя сего хана и грамота дана была особая. В сей грамоте именно назначенно, что оный Шемяка-хан в бытность
переводчика Тевкелева в орде 1731 года в подданство Российского вступил, и присягу верности учинил; потому он, равномерно как и Абулхаир-хан, в оной грамоте именнован подданным: но киргизцы его, преступя ту присягу, ходили на башкирцев войною, а потом и сам он, хан собравшись с киргизцами, дважды на башкирцев ходил; будучи ж от башкирцев побеждены, в последнем приходе помирились, и он, хан, по прежнему, а старшина и войско (то есть бывшие с ним киргизцы) вновь присягали, и о принятии в подданство с прошением нарочных своих посланцев на Уфу присылали, которые к ним и назад отпущены. Впрочем, тою ж грамотою дано знать об отправлении Кирилова и Тевкелева, и что учиненная оным Шемякою-ханом по первой его присяге проступка ежели он и киргизцы его в подданство Российское верно прийти и быть желают, из милосердия к киргиз-кайсацкому народу прощается. Что ж ему, хану и всему войску кайсацкому Средней орды (как и Абулхаиру, так и к сему хану в тогдашних грамотах киргиз-кайсацкий народ именован был киргиз-кайсацким войском) делать, и как поступать в том сосланность на Кирилова и Тевкелева, яко указ о сем они объявят.
С Абулхаир-ханом из владельцев Средней орды не только при первом свидании, но и после, никто, никогда не приезживал, потому, что они род свой ставят гораздо выше, нежели оное поколение, от которого Абулхаир-хан произошел. Приезжал токмо с Абулхаиром один из... старшин Джанбек батырь, который почти всегда Абулхаир-хана больше, нежели Средней орды владельцев придерживался. А хотя от помянутого тайного советника, в тогдашнюю ж его Оренбурге бытность, и в Среднюю орду к знатнейшим владельцам, к Абулмамет и Аблаю султанам (ибо Шемяки-хана тогда в живых уже не было), посылан был нарочный офицер с тем, чтоб они для свидания с ним, для учинения присяги и для принятия присланной к ним грамоты, к нему приехали; но они, прислав от себя посланцев, ответствовали тогда, что в подданстве и верности пребывать все усердно желают; дай учинения ж присяги будут к нему, тайному советнику, предбудущею весною. Во то ж время отговаривались дальним расстоянием, (кочевали они тогда близ Иртыша), н в самой вещи можно было усмотреть, что хотелось им одним и самим собою, а не вместе или по примеру Абулхаир-ханову, приехать.
Между тем Абулмамет салтан по избранию тамошнего народа в 1739 году учинен был в той Средней орде ханом, а на место тайного советника Татищева, в том же году к Оренбургской комиссии главным командиром определен генерал-лейтенант князь Василий Алексеевич Урусов, который, как для усмирения продолжавшихся тогда башкирских заметаний, так и для заграничных дел, а паче для принятия помянутых Средней орды владельцев и всей оной орды в точное подданство и утверждения их в том присягою, отправился из Самары мая 13 дня. При нем было тогда регулярных и нерегулярных пять тысяч восемьсот семьдесят восемь человек; и имев он для поисков над ворами башкирцами лагерь свой несколько времени в вершинах реки Сакмары, при озере Талкасе, в Оренбург прибыл 25 числа июля.
Означенные Средней орды владельцы Абулмамет-хан я Аблай салтан (которые между собою братья, чаятельно, двоюродные) с их лучшими старшинами и со многим числом народа 24 августа туда ж прибыли. 28 числа того же месяца был им публичный прием, при чем вместо того, что Абулхаир-хан речь говорил, они оба речи свои с прошением подданства помянутому генералу лейтенанту подали на письме за своими печатьми, и как они с старшинами, как и весь их тогда бывший с ними народ, о бытии в вечном подданстве всею ордою.
(Рычков, Топ. Оренб., 106-9).
Абулмамет хана Средней орды хотя вседневно ожидали, он же и к свиданию с тайным советником склонность имел и действительно было в путь отправился: но для слуха от Абулхаир-хана разсеянаго не приехал.
Абулхаир-хан во многом Абулмамету всегда завиство-вал, и имел внутреннее с ним несогласие, сего ради и у тайного советника разными своими представлениями старался привести его в подозрение, но увидя, что в том не успевает, велел разгласить в орде, якобы его Абулмамета, когда в Орскую крепость приедет, помянутый тайный советник намерен и с старшинами его удержать; и тем в такое оный хан сомнения пришел, что, до Орска не доехав за день, возвратился в улусы свои, и к тайному советнику прислал письмо, в коем объявил именно, для каких причин принужден возвратиться, и свидание отложить до другого случая, а впрочем обнадежил, что он е. и. в-ву во всегдашней верности пребудет.
(Рычков, Ист. Оренб., 64-65).

БОРЬБА КАЗАКСКИХ ХАНОВ И СУЛТАНОВ
МЕЖДУ СОБОЙ И РОССИЯ

Абулхаир-хан сею Абулмаметовою [см, выше] поступкою в наибольшее о себе мнение пришел, и тем наипаче тщился изъяснить, с какою отменною верностью и надеждою пребывает. Наконец, когда время к отъезду приблизилось, представил он тайному советнику, что он вместо сына своего Ходжи Ахмет салтана намерен оставить у него, тайного советника, привезенного им Чингиза и с матерью, а с его ханскою женою для которой он и в Оренбург, когда ему понадобится, будет приезжать; но понеже она была не прямая его жена, но подложница из пленниц калмыцкой природы, которую он хан нарочно с собою привозил, следовательно, и помянутый Чингиз не прямой сын его был, но побочный; а указами повелено переменять его ханских детей, от настоящей его ханши рожденными, наблюдая при том, дабы они, как у него, так и у ханши его, были в равном люблении, то ему хану на сие сказано, что такой перемены без указу ее и. в. учинить невозможно, разве он хан отдаст на перемену объявленного Ходжи Ахмет салтана кого из родных его братьей, или от настоящей его ханши рожденных детей, при котором, ежели ему угодно, и оный Чингиз может быть принят.
На сей ответ Абулхаир-хан столь озлобился, что с сердца не хотел более у тайного советника сидеть, и встав со стула, не простясь пошел, выговоря при том, что он не из под сабли, но из воли своей в подданство ее и. в. вступил; и по многим затруднениям едва успокоился и остался на том, что б тайному советнику о сем его ханском требовании писать ко двору ее и. в., а ему хану на то резолюции ожидать.
...Абулхаир же хан сперва для свидания с ним тайным советником хотя и обещал немедленно приехать, но когда увидел, что по желанию его сын его Ходжа Ахмет побочно рожденным от него Чингизом переменен быть не может, но требуется на смену его из детей от настоящей его ханши рожденных, то не только от того свидания отказался, и со многими непристойностями к тайному советнику в разсуждении той перемены писал, но и народ свой на такие противности возбудил, что сперва, отгоняли лошадей, а потом и убивства и наглые злодейства чинить отважились. Наконец, и до того дошло, что они собравшись, по имевшимся тогда известиям, с тысячу с двести, а по другим объявлениям и до двух тысяч человек, под предводительством некоторого незнатного, однако у присяги бывшего, салтана Дербешалея, ханского свойственника, и разделясь на разные партии, одни из поселенных при урочище Разсыпном черкас, кои тогда при Илецком
городе у жнитвы хлеба находились, мужского и женского полу и с ребятами, всего восемьдесят два человека, а с захваченными в других местах до ста человек пленили, а другие неприятельские нападения чинили на редут Честного креста, между Сорочинской и Новосергиевской крепости имеющейся, а некоторые и под оную Сорочинскую крепость ночною порою тайно подбегали, в намерении, что б содержавшегося тамо ханского сына скрасть, однако, никакой удачи не получили, и от показанного редута с немалым их уроном отбиты; что все, как выше означено, от того произошло, что перемена салтанова сына по его ханскому намерению не учинена. Для сих противностей взято было из разных мест воинских людей к находящимся на линии в прибавок, по собрании коих едва оные пакости и наглости киргиз - кайсацкие удержаны; но в производимом Оренбургском строении, также и при других крепостях, в назначенных работах из того замешания не мало остановки не воспоследовало.
По таким произшедшим от киргиз-кайсак злодействам... тайный советник Неплюев принужден был, поруча Орской крепости команду бывшему при нем полковнику Пальчикову, ехать с поспешением в Оренбург, дабы о прекращении оных злодейств по совету с генералом майором фон-Штокманом основательное определение учинить, куда прибыв в первых числах августа, со всеми бывшими там штаб-офицерами имели совет, как против киргиз-кайсацких поступок оборонительно ли, или наступательно поступать. Но понеже все военные люди, как в Оренбурге имевшиеся, так и во всех крепостях расположенные, с самого начала весны упражнены были многими работами, которых покинуть было невозможно; также многие крепости, а особливо главный город Оренбург, остались без недлежащего укрепления, и лошади как у регулярных и нерегулярных людей, за многими работами были в безсилии, того ради для сих важных вин рассуждено было поступать сперва только оборонительною рукою, а между тем бы исправляться нужнейшими строениями, а особливо укреплением города Оренбурга, и другими к дальнейшим действиям надлежащими приуготовлениями. И оные разсуждения указом е. и. в. из правительствующего сената присланным апробованы [одобрены]. Затем приложено старание, дабы произшедшее тогда от башкирцев многое воровство отгонами от киргиз - кайсаков лошадей добрыми средствами прекратить, что по многим и затруднительным перепискам едва успокоено. Между тем Абулхаир-хан, который при всех вышеписанных заметаниях покрывал себя видом верности, и извинял себя, что киргиз-кайсаки в противность его воле то чинят, и якобы он их удержать от того не может, видя, что те его замыслы ко освобождению помянутого сына его ничего не предуспели, хотя и начал стараться, чтоб от таких наглостей
киргиз-кайсаков удерживать; но понеже они первыми и нечаянными набегами несколько ободрились, то вдруг оные пакости прекратить и самому ему уже было не легко. И тако оные набеги, хотя и малыми их партиями до самой почти осени продолжались, и унялись более уже тем, что увидели подвигнутые на них прибавочные войска. Тогда ж и помянутый хан из захваченных при Илеке людей из воровских рук двадцать семь человек в сентябре месяце выслал, а достальные предбудущею весною, собрав таким же образом, высвободить обещал...
Абулхаир-хановы наглые поступки за неперемену сына его причинили еще многие затруднения; ибо он за то не только на тайного советника злобу свою продолжал, но в улусах киргиз-кайсацких разглашал, якобы идет на них российское войско, советуя киргизцам, чтоб они все вдаль откочевывали. Но старшины его, ведая по каким причинам он так поступает и разглашает, ничего по воле его не делали, и насмехаясь ему в глаза говорили, чтоб он сам хан, куда хочет, бежал, а им бежать не от кого и не куда. Он же от тайного советника сего лета неоднократно требовал и сего, чтоб по письмам его из приезжающих в Оренбург и из присылаемых от него киргизцев удерживать. Но понеже примечено было, что он сего требовал в том виде, дабы ему такими удержаниями киргизцов над некоторыми родами усилится, а других тем самым возбудить на противности, истолковав, что с ними в Оренбурге как со злодеями поступается и прочая. Того ради в том от тайного советника всегда ему хану отговорки чинены, с изъяснением, для каких резонов по здешнему рассуждению такие задержки чинить несходственно; но он, не уважая всех тех резонов, с великою неумеренностью оного удержания, а по их именованию баранты, требовал, нарекая тайного советника, что он по представлениям его ничего не делает, и ко двору е. и. в. о просьбах его не доносит, а между тем народ к противностям, как выше означено, возбуждал.
(Рычков, Ист. Оренб., 65, 73-74; 82-83).

ОБМЕН АМАНАТОВ. СМЕРТЬ АБУЛХАИР-ХАНА

В половине мая месяца [1748] бригадир Тевкелев отправился из Оренбурга в Орскую крепость, взяв с собою привезенного из Казани ханского сына Ходжу Ахмет салтана с тем, чтоб тамо, увидевшись с ханом, оного салтана другим сменить, и в прочем по данной ему инструкции исполнение учинить.
Хан прибыл туда 27 июня с двумя своими сыновьями Нуралием и Айчуваком, из которых Нурали между всеми его детьми старший. По условию с ним, бригадиром, на смену Ходже Ахмет салтану оставил он Айчувак салтана аманатом, который между рожденными от настоящей его жены Пу пай-ханши, по старшинству из живых тогда детей, был четвертый. За тою сменою оным бригадиром постановлено было с ним, ханом, следующее; 1) чтоб русских пленников, скот и пожитки забрав - привести в Оренбург немедленно, 2) хан дал письменное обязательство, чтоб впредь киргизцам никаких продерзостей не чинить, 3) знатным старшинам с Айчувак салтаном в аманаты дать детей своих, которых он бригадир тогда ж по сведению своему и принял, 4) что до отдачи пленных калмык принадлежит, то он, бригадир, смотря на его ханское и народное состояние, склонился принять от него, хана, на имя, е. и. в. челобитную, в которой он на тех калмык принес великие жалобы за причиненные от них киргиз-кайсакам многие грабительства и раззорения и просил разсмотрения; а бригадиру Тевкелеву обещал, ежели, за тем его челобитием об отдаче их последует высочайшее повеление, то он и народ по тому исполнять должны, и тех пленников отдадут безпрекословно; почему он, бригадир, в той отдаче калмыцких пленников до воспоследования указу и отсрочил. Однако ж, донеся о том в Государственную коллегию иностранных дел, представил свое мнение, чтоб об оной отдаче ему хану и всему киргиз-кайсацкому народу наикрепчайшим образом подтвердить особою грамотою. А бежавших кундровских татар, о коих в прошлом 1747 году упомянуто собрать и возвратить обязался Нурали салтан, старший его сын. Но
Вместо того, чтоб ему, хану, по оным обещаниям действительно исполнить, как скоро он возвратился из Орской крепости в улусы свои, то поехал паки для грабежа в каракалпаки, где уже и смерть ему случилась. Ибо в том пути съехался он с Барак салтаном Средней орды, с которым у него прежде ссора была и тут особый произошел спор о пришедших в киргиз-кайсацкие улусы на житье каракалпаках, коих он, хан, желал себе присвоить, а Барак салтан не хотел их от себя отпускать, и так наконец у обоих дошло до драки. Но понеже Барак салтан был гораздо люднее, нежели он, хан, то при том случае один киргизец из Барак-салтановых людей копьем до смерти его, хана, заколол; и так все его ханские хитрости и наглости кончились.
По получении ведомости о убивстве хановом принято в разсуждение, дабы возстановить на место его нового хана, хотя б и по выбору киргиз-кайсацкого народа, но чтоб они, яко подданный народ на тот свой выбор просили от е. и. в. высочайшей апробации. Сего ради от тайного советника по согласию с бригадиром Тевкелевым отправлен был в орду нарочно переводчик Гуляев, которому велено, будучи тамо, стараться, дабы оный выбор учинен был от народа по порядку старшинства на большего его ханского сына, и чтоб с тем выбором и с прошением о возведении его на ханство от всех старшин и народа отправлены были ко двору е. и. в-ва нарочные, что без всякого затруднения учинено. И прислали они ханского зятя Джанбек салтана с несколькими людьми, желая дабы, он для испрошения на тот их выбор высочайшей апробации [одобрения] ко двору е. и. в. отпущен был, почему он Джанибек салтан 23 числа октября за провожанием одного офицера и отправлен; токмо по объявлению переводчика из старшин Средней орды, кроме одного Джанибек тархана, при том выборе никого не было...
Вышеупомянутый Барак салтан по убийстве Абулхаир-хановом боясь отмщения, из Средней орды откочевал к Туркестану и к Ташкенту, однако и оттуда прислал он к тайному советнику [Неплюеву] письмо, в котором уверял в своей непременной верности; и присланный от него Барака на словах доносил, яко ссора у них с Абулхаир-ханом за то была, что хан пришедших с ним в Среднюю орду каракалпак грабил, но при убивстве Абулхаир-хановом сам он, Барак, будто б не был, и яко бы об оном сожалеет и обещал весною приехав в орду, ханским детям оное убивство заплатить по их обыкновению.
...На место ж его, Абулхаирово, по прошению Меньшей орды киргизцев и по представлению из Оренбурга от действительного тайного советника и кавалера Ивана Ивановича Неплюева, определен в 1749 году в ханы большой его, Абулхаиров, сын - Нурали, и в том достоинстве, того ж 1749 года, через помянутого тайного советника в Оренбурге пред народом публично обьявлен, и на то ханство особливая грамота ему пожалована, который и поныне в сей Меньшей орде ханом находится. Братья же его родные, Ерали и Айчувак салтаны, в той же орде некоторыми улусами управляют. Но и кроме их, еще другие салтаны тут есть, а особливо знатен между ними Батыр салтан, у коего сын, именем Каип, как выше означено, в Хиве уже несколько лет ханствует, и обогащая отца своего разными из Хивы присылками, в киргиз-кайсацком народе его подкрепляет, и так уже усилил, что он и народ, придержащийся его, Батыр салтана, Нурали-хана весьма мало уважают, и от него ни чем не зависят.
...При начале сего года [1750] от посланного к Нурали хану переводчика Гуляева прислан был отправленной с ним кондуктор, который, будучи тамо по желанию ханскому начертил и привез с собою рисунок, каким манером над могилою отца его строению быть. А понеже по тогдашним обстоятельствам потребно было его, хана, уласкивать, того ради, подавая ему надежду в том строении, писано было к нему, хану, что будущею весною отправится к нему, хану, тот же кондуктор, дабы осмотреть на том месте, где строению быть, есть ли глина, известь, вода и лес и прочие принадлежности. Между тем помянутому переводчику велено было склонять его, хана, к тому, чтоб он тело отца своего вырыв, велел перевести на Эмбу реку, впадающую в Каспийское море, в таком разсуждении, дабы на оной реке близ устья под видом гробницы и для зимования пристанище ему построить, и в потребных случаях его, хана, снабдевать, и всегда свободную коммуникацию из Гурьева городка иметь туда будет возможно.
(Рычков, Ист. Оренб., 87; 90-91; Топ. Оренб., 110-111).